го, отозвали Ганнибала из Италии домой. Однако неправильно считать эту войну только конфликтом Италии с Северной Африкой. Она началась со столкновения между римлянами и карфагенянами в Испании, и почти весь II в. до н. э. римляне не покидали театр военных действий на Иберийском полуострове. Угроза поддержки Ганнибала со стороны Македонии заставила римлян развязать серию войн в северной Греции, закончившихся поражением македонского царя Персея в 168 г. до н. э. (заслуга Эмилия Павла, кровного отца Сципиона Эмилиана) и установлением полного контроля над всей материковой частью Грецией.
Более того, в 220 г. до н. э. римляне ввязались в конфликт с галлами на дальнем севере Италии. Периодические рейды через Адриатику были отчасти вызваны преследованиями так называемых «пиратов» (общий термин для обозначения любых «врагов на кораблях»), которых поддерживали племена и царства на противоположном берегу, как, во всяком случае, заявлялось. А в 190 г. до н. э. под предводительством Сципиона Азиатского римляне окончательно разгромили сирийского царя Антиоха Великого. Антиох заслужил гнев Рима, всячески примеряя на себя роль Александра Македонского, расширяя область своего влияния, а хуже всего то, что он приютил у себя Ганнибала, ставшего изгнанником и проводившего, по рассказам, мастер-классы на тему «Как победить римлян».
Военные кампании для римлян были событиями, определяющими эпоху. Подобно тому как я только что проделала, римские авторы выстраивали изложение истории вокруг последовательности войн, давая им короткие запоминающиеся названия, которые часто закреплялись в исторической литературе вплоть до наших дней. Когда Саллюстий выбрал заголовок к своему историческому сочинению «О заговоре Катилины» или «Война против Катилины» (De coniuratione Catilinae или Bellum Catilinae), он отразил и отчасти спародировал римскую традицию рассматривать войны как организующий принцип описания истории. Это была традиция, уходящая в глубь веков. Сохранился отрывок из эпической поэмы Энния об истории Рима, где речь идет о «Второй Пунической войне», в которой он сражался в качестве римского союзника: это название было присвоено войне с Ганнибалом прежде, чем разразилась третья война с Карфагеном.
С экономической точки зрения римляне направляли огромные ресурсы на ведение войны и, даже выходя победителями, теряли невероятно много в живой силе. В этот период от 10 до 25 % взрослого мужского населения республики ежегодно служили в легионах – доля небывалая для любого доиндустриального государства и сопоставимая (в верхнем пределе) с призывом во время Первой мировой войны. При Каннах сражалось в два раза больше легионов, чем за восемь лет до этого при Сентине, что является надежным показателем возросшего масштаба конфликтов и сложности логистики для снабжения легионеров снаряжением, провиантом и гужевым транспортом. К примеру, при Каннах для прокорма армии римлян и союзников ежедневно расходовалось около 100 т только одной пшеницы. Невозможно было бы вообразить еще в начале века такой объем заказов, выполненных местными жителями, сосредоточение такого количества вьючных животных, требовавших увеличения объема провианта, который они перевозили на себе и часть которого съедали, и организацию такой сети сбора и распределения.
Сложнее подсчитать количество раненых и убитых: в античности не вели систематически счет убитых на поле боя, и ко всем цифрам на этот счет в древних текстах нужно относиться скептически как к результатам преувеличений, недопонимания и ошибок при переписывании средневековыми монахами. Ливий приводит суммарное число пострадавших римлян в битвах первой трети II в. до н. э. – то есть без массовых потерь от столкновений с Ганнибалом – 55 000 убитых. Это слишком мало. Похоже, сказывалась тенденция преуменьшать потери римлян из патриотических соображений. К тому же непонятно, были ли взяты в расчет союзники и жители Рима, и, возможно, Ливий не учел некоторые битвы и стычки, а также умерших от ран, которых, безусловно, было немало (античное оружие приводило чаще к ранению, чем к моментальной смерти; люди умирали позже от инфекции). Но этот расчет дает представление о цене, заплаченной одной только римской стороной за эти военные кампании. Потери среди побежденных еще труднее оценить, но можно предположить, что они были значительно больше.
Как бы ни была ужасна кровавая бойня, надо рассмотреть вопрос со всех сторон, в частности с точки зрения организации боевых действий и положения дел во внутренней политике, позволявшей осуществлять столь успешную экспансию. Не последнюю роль играли амбиции римлян и общая геополитическая ситуация в Средиземноморье, которая их подпитывала. Полибий создал в этом плане прекрасный путеводитель, но есть и другие красноречивые свидетельства современников, некоторые из них, выгравированные в камне, позволяют проследить развитие отношений римлян с другими народами. Сохранились записи посланников в Риме из небольших греческих городов, пораженных непривычной для них обстановкой. Нам и сейчас доступны подробные тексты договоров между Римом и другими государствами. Самый древний фрагмент, являющийся частью обширного соглашения, заключенного римлянами в 212 г. до н. э. с группой греческих городов, содержит конкретные предписания о том, как распределять военные трофеи между Римом и другими участниками: в большинстве случаев города и здания – грекам, движимое имущество – римлянам.
Для самого Рима завоевания обширных территорий влекли за собой существенные изменения. Революционные сдвиги в области литературы – только некоторая часть перемен. К середине II в. до н. э. военная добыча сделала римлян самыми богатыми людьми среди жителей известных им стран. Толпы пленных пополняли ряды рабов, которые трудились в полях, шахтах и мастерских, благодаря чему на порядок интенсивнее стали разрабатываться природные богатства, что привело к росту производства и всей экономики. Золото, полученное или украденное в богатых городах и царствах Востока, рекой текло в сокровищницу, устроенную в хорошо охраняемом основании храма Сатурна на Форуме. При этом золота еще оставалось столько, что хватило на участников сражений от знатных полководцев до новобранцев.
Римлянам было что праздновать. Часть вырученных средств была вложена в разнообразные новшества: портовые сооружения и обширные склады на Тибре, новые храмы в качестве напоминания о поддержке богов, обеспечивших победы и все это благополучие. Легко вообразить всенародное удовлетворение, которое испытали римляне, когда в 167 г. до н. э. их освободили от налогов: добыча была столь богата (не последнюю роль сыграли трофеи из незадолго до этого покоренной Македонии), что прямое налогообложение было приостановлено до возникновения экстренной надобности, правда, при этом некоторые специфические налоги оставались – например таможенные пошлины и налог на освобождение рабов.
Эти изменения привносили и смуту. Не одни только аскеты-моралисты предупреждали об опасностях хлынувшего богатства и «роскоши», как они это называли. Распространение власти римлян всколыхнуло волну споров и неразрешимых вопросов о месте Рима в мире, о том, кого считать римлянами, когда такая огромная территория Средиземноморья оказалась под их контролем, и где теперь лежала граница между варварством и цивилизованностью, и с какой стороны этой границы оказался сам Рим. Насколько римским был культ богини Великой Матери, введенный в конце III в. до н. э., когда римские власти радостно встречали ее символ, прибывший с гор Восточного Средиземноморья (территории нынешней Турции), торжественно поместив его в храме на Палатине в сопровождении спутников богини – длинноволосых жрецов, прошедших через ритуал самооскопления и самобичевания?
Иными словами, победы породили проблемы и парадоксы. При этом понятия «победившие» и «проигравшие» странным образом потеряли определенность. Эти неопределенности проявились в описании битвы при Каннах во время Второй Пунической войны. До нас дошли детали военной стратегии и тактики, подробности реального древнего сражения, но для Полибия – и, возможно, Ганнибала – осталось загадкой, как самое позорное поражение Рима оказалось в некотором смысле свидетельством его невероятной силы.
Канны и ускользающий лик битвы
В 216 г. до н. э. в Риме был совершен ритуал, по словам Ливия, «совершенно чуждый римским священнодействиям».[20] В центре города были заживо погребены две пары чужестранцев: галл и грек с соплеменницами. Никогда ни прежде, ни потом в Риме не приносили в жертву человека с такой откровенностью, и смущение Ливия при описании события очевидно. Однако это был не единственный такой случай: подобный ритуал был совершен в 228 г. до н. э. в ожидании вторжения галлов с севера, и еще раз в 113 г. до н. э., под угрозой такого же нападения. К таким неблаговидным действиям в 216 г. до н. э. подтолкнула победа Ганнибала, одержанная им в том году в Каннах, более чем в 300 км к юго-востоку от Рима: победа, которая в течение одного дня унесла многие и многие жизни римлян (людские потери оцениваются от 40 000 до 70 000 человек, то есть примерно 100 смертей в минуту). Много осталось неясным в этом жестоком ритуале. Почему выбор пал именно на эти национальности? Какая связь между этими жертвами и захоронением заживо весталок, нарушивших обет целомудрия (что произошло тогда же, в 216 и 113 гг. до н. э.)? Нет сомнений: Рим был охвачен страхом и паникой после ошеломляющей победы Ганнибала.
Битва при Каннах и в целом история Второй Пунической войны навеки околдовала генералов, ученых и историков всех мастей. Можно сказать, нет другой такой войны, которая бы столько раз проигрывалась на страницах разных исследований и в классных комнатах на лекциях и семинарах или была бы столь тщательно изучена военными специалистами Нового времени, от Наполеона до фельдмаршала Монтгомери и Нормана Шварцкопфа. Причины войны остаются туманными, несмотря на все домыслы и гадания. Ретроспективно римлянам казалось, что это было очередное столкновение супердержав и повод для написания эпических поэм. Вергилий в «Энеиде» дает мифическую предысторию вопроса, описывая, как карфагенская царица Дидона, покинутая Энеем (ему велено спешить в Италию, к будущему Риму), бросается в погребальный костер и, погибая, проклинает любовника и весь его народ. В действительности понять настоящие цели римлян или карфагенян очень трудно. Карфаген, занимая выгодное положение на североафриканском побережье с замечательными гаванями и как город представляя собой более внушительное зрелище, чем современный ему Рим, имел серьезные торговые интересы в западном Средиземноморье и с недоверием взирал на растущую мощь своего италийского соперника. Античные и современные авторы в той или иной степени отмечали, что Рим провоцировал Ганнибала в Испании, а Ганнибал имел зуб против Рима со времен проигранной Первой Пунической войны. По последним данным, существует не меньше 30 версий подноготной того конфликта.