SPQR. История Древнего Рима — страница 40 из 97

Однако Гай преследовал не одни только благотворительные цели. И не только железная логика, что голодная толпа – опасная публика, руководила им, как, впрочем, время от времени и другими умами в Древнем Риме. В его планах также заметно плохо скрытое стремление вмешаться в распределение общественного добра. Это было предметом известных споров между Гаем и одним из самых непримиримых его оппонентов, богатым экс-консулом Луцием Кальпурнием Пизоном Фруги (чье прозвище можно перевести как «скупой»). После того, как закон был принят, Гай заметил Фруги в очереди за дешевым хлебом и поинтересовался, что его туда привело, когда он так яростно возражал против этой меры. А Фруги: «Я вовсе не хочу, Гракх, чтобы ты делил мое добро между всеми; но раз уж ты за это взялся, то и я хочу получить мою долю».[38] Фруги, очевидно, отплачивал Гаю его же риторической фигурой. Собственно, спор шел о том, кому распоряжаться государственным имуществом, и о том, где провести границу между частной и общественной собственностью.

Раздача дешевого зерна была самой эффектной реформой Гая. Несмотря на различные поправки, порой моратории на несколько десятков лет, этот закон в основе своей просуществовал несколько столетий. Рим был единственной античной страной в Средиземноморье, где государство взяло на себя минимальное снабжение продовольствием своих граждан. В грекоязычном мире подобные раздачи изредка случались в периоды нехватки еды или благодаря внезапным проявлениям великодушия со стороны богачей. Однако забота о продовольствии была далеко не единственным нововведением Гая.

В отличие от предыдущих реформаторов, Гай осуществил не одну, а целую дюжину инициатив. Он был первым политиком в Риме, не считая мифических отцов-основателей, который имел широкомасштабную и сбалансированную программу действий, включавшую право на апелляцию на смертный приговор, запрет взяточничества и гораздо более смелый план по перераспределению земель, чем проект его старшего брата. Гай в массовом порядке переселял «лишних людей» из Рима в «колонии» не только на территории Италии, но и – впервые – за море. Спустя каких-нибудь двадцать лет после того, как Карфаген был стерт с лица земли и проклят, это место выбрали для основания нового города. Римская память, правда, не была уж столь короткой, и от этой идеи вскоре отказались, несмотря на выезд некоторого количества переселенцев. Невозможно перечислить все плоды двухлетней законотворческой деятельности Гая, тем более раскрыть все ее положения и цели. Кроме существенной части текста закона, касающегося поведения римских официальных лиц в провинциях и способов компенсации ущерба тем, кто пострадал от превышения власти с их стороны (что будет подробно рассмотрено в следующей главе), сохранившиеся фрагменты выглядят больше как сноски или более поздние комментарии. Тут важна именно широта охвата. Оппонентам Гая казалось, что все это попахивает узурпацией власти. В целом программа, безусловно, внесла огромный вклад в преобразование взаимоотношений сената и народа, попытки повлиять на которые время от времени предпринимались и ранее.

Примерно так оценивал деятельность Гая спустя двести лет его биограф Плутарх, который обратил внимание на эффектный жест Гая, обращавшегося к слушателям на форуме. До него ораторы, стоя лицом к зданию сената, общались с народом, теснившимся на маленьком пространстве перед сенатом под названием «комиций» (comitium). Гай пренебрег этой традицией, стратегически продуманно развернулся к сенату спиной и вещал перед народом, заполнившим открытую площадь на Форуме. Это «небольшое отклонение» от укоренившейся практики, по мнению Плутарха, на самом деле было революционным переворотом: оно не только позволило большему количеству людей участвовать в действе, но и символически освободило народ от присмотра сената. Античные писатели отмечали в Гае это удивительное чувство места и способность извлекать из него политические преимущества. В другой раз, когда на Форуме должны были пройти гладиаторские бои (дело происходило за двести лет до того, как был построен Колизей), некоторые влиятельные римляне возвели временные помосты с платными местами для зрителей. Ночью перед представлением Гай разрушил их, чтобы простолюдины могли свободно разместиться, причем бесплатно.


37. Картина Ангелики Кауфман «Корнелия, мать Гракхов» (1785 г.). Корнелия была одной из немногих матерей в Риме, которые оказали сильное влияние на публичную карьеру своих сыновей. Говорили, что она одевалась менее пышно, чем многие римлянки. «Дети – мое сокровище», – говорила она. Художник изобразила, как Корнелия представляет подруге своих детей (слева)


В отличие от своего брата, Гай каким-то образом сумел стать народным трибуном во второй раз. Однако в более запутанных обстоятельствах ему не удалось победить на выборах в третий раз в 121 г. до н. э. В тот год ему противодействовал консул Луций Опимий, его непреклонный оппонент, ставший героем в стане консерваторов. Он попытался отменить все законы Гракха. В результате волнений Гай был убит, или он убил себя сам, чтобы опередить своих врагов – вооруженную банду под предводительством Опимия. Насилие не было односторонним. Схватка началась, когда один из ликторов консула, расхаживавший туда-сюда с внутренностями животных, принесенных перед тем в жертву, что, очевидно, придавало зловещий оттенок всему действу, выкрикнул несколько оскорбительных выражений в адрес сторонников Гая («Ну, вы, негодяи, посторонитесь, дайте дорогу честным гражданам!») и, обнажив руку по плечо, сделал неприличный жест. Те, кому предназначались эти выпады, напали на обидчика и насмерть пронзили его острыми палочками для письма, то есть, хотя они были безоружными и вроде бы культурными людьми, безвинными жертвами их назвать трудно. В ответ сенат издал указ, обязывавший консулов «принять меры, дабы государство не понесло ущерба», – та же формула декрета о чрезвычайном положении, которая позже была принята во время «войны» Цицерона против Катилины в 63 г. до н. э. Опимий намек понял, мобилизовал отряд единомышленников (своего рода милицию добровольцев) и уничтожил около 3000 сочувствовавших Гракху как на месте схватки, так и позже во время самодеятельного суда. Так был создан прецедент, сомнительный и страшный.

Это был первый случай из не менее десятка в течение ста следующих лет, когда этот декрет использовался для устранения различных кризисов, от гражданских беспорядков до предполагаемой государственной измены. Возможно, этот закон был придуман, чтобы для применения силы имелась какая-то регулирующая нормативная база. В этот период в Риме не было никакой полиции, и едва ли имелись ресурсы, способные контролировать насилие в городе, кроме тех, которыми обладали отдельные влиятельные граждане. Указание «позаботиться о том, чтобы государство не понесло какого-либо ущерба» могло, по идее, быть попыткой разграничить несанкционированные действия типа самовольного выступления Сципиона Назики от действий, разрешенных сенатом. Но в действительности это был самосуд толпы, отстаивание интересов одной партии под видом защиты гражданских свобод, или законный «фиговый листок» для прикрытия спланированной атаки на радикальных реформаторов. Трудно себе представить, чтобы критские лучники, присоединившиеся к вооруженной группировке под предводительством Опимия, оказались рядом по чистой случайности. Однако этот декрет всегда можно было оспорить, как мы убедились на примере Цицерона. И Опимий, в свою очередь, предстал перед судом, и хотя он был оправдан, восстановить репутацию ему уже не удалось. Когда Опимий, от избытка наглости или наивности, решил щедро отпраздновать разгром движения Гракха восстановлением храма богини согласия (гармонии) на Форуме, некий проницательный человек со стамеской в руке подытожил весь этот кровавый погром, вырезав на фасаде слова: «Злой глас Раздора храм воздвиг Согласию».[39]

Война между гражданами и союзниками

Незадолго до того, как Гракх начал проводить свои революционные реформы, в середине 120-х гг. до н. э., один римский консул путешествовал по Италии с женой и оказался в маленьком городке Теане (современный город Теано, чуть более 150 км к югу от Рима). Дама захотела посетить местные бани, обычно обслуживавшие мужчин, глава города приготовил помещение для нее, вышвырнув вон обычных посетителей. Но даме показалось, что приготовления не были завершены вовремя и что было недостаточно чисто. «Поэтому на форуме установили столб, и привели туда… самого знатного человека своей общины. С него стащили одежды и высекли розгами».[40]

Эта история до нас дошла благодаря тому, что об этом упомянул Гай Гракх в своей речи, которую воспроизвел слово в слово один ученый-филолог во II в., изучавший его ораторский стиль. Гай привел эти шокирующие свидетельства злоупотребления властью для подтверждения целесообразности другой своей кампании – по широкому распространению римского гражданства в Италии. Он был не первым, кто это предложил. Его инициативы пришлись на пору растущих противоречий, связанных со статусом римских союзников и латинских сообществ в Италии. Дискуссия закончилась походом союзников на Рим и началом Союзнической войны, одним из самых ужасных и загадочных конфликтов в истории Рима. Загадочность касается в основном целей союзников. Что их заставило прибегнуть к насилию – стремление получить полное римское гражданство? Или они хотели освободиться от бремени Рима? Куда они рвались – ближе к Риму или дальше от него?

Отношения Рима с остальными италиками развивались в разных направлениях начиная с III в. до н. э. Союзники, безусловно, получали хорошую награду от совместных кампаний с Римом в виде части добычи в случае победы и открывавшихся впоследствии коммерческих возможностей. Одно семейство в небольшом городе Фрегеллы, формально колонии в Лации в 100 км к югу от Рима, настолько гордилось своим участием в битвах на стороне Рима, что украсило свое жилище терракотовым фризом с изображением далеких сражений, где поучаствовали некоторые его члены. Если взять другой масштаб, то стремительное развитие архитектуры во многих городах Италии явно свидетельствовало о выгоде, которую получали союзники. Например, в Пренесте (ныне Палестрина) в 35 км от Рима было устроено огромное святилище богини Фортуны (богини счастья и удачи) – шедевр помпезной архитектуры с театром, террасами, портиками и колоннадами. Заказчики пытались превзойти все известные ансамбли во всем Средиземноморье. Имена некоторых родов из этого города вряд ли случайно были обнаружены среди списка римских и италийских торговцев на эгейском острове Делос, одном из крупнейших центров торговли, в том числе и работорговли.