то вряд ли дотягивало до ежедневного кровавого разгула на потребу народа, изображаемого в современных фильмах о Древнем Риме, но все же и для этого количества требовалась масса времени, планирования и денег, а также жизней людей и животных.
Послание предельно ясно. Аксиомой режима Августа была демонстрация щедрости императора к обычным людям города Рима, а в ответ они принимали его как своего покровителя, защитника и благодетеля. Это же он доказал, когда принял (или, технически говоря, ему даровали) «трибунскую власть» пожизненно: он связывал себя с традицией народных политиков, восходящей по крайней мере к Гракхам, которые защищали права и благосостояние простого римлянина.
64. Визуальная реконструкция нового Форума Августа, от которого до нас дошли только несколько малых отрезков (лучше всего заметных с дороги Муссолини, Виа деи Фори Империали, закрывшей большую часть главной площади Форума). Несмотря на неизбежную неточность в деталях, рисунок дает представление о том, насколько тщательно продуманными и разработанными были новые постройки в сравнении с достаточно одряхлевшим видом старого республиканского Форума
Последняя тема – строительство. Во-первых, масштабная программа восстановительных работ, от дорог и акведуков до храма Юпитера Капитолийского, основополагающего памятника республики. Август с большой бравадой заявляет, что отреставрировал 82 храма богам за один год – количество, ненамного меньшее, чем все храмы города, что явно призвано свидетельствовать о ревностном благочестии (хотя невольно свидетельствует и о том, что конкретные работы были не так уж существенны). Но, как многие тираны, монархи и диктаторы до и после него, Август принялся строить по сути новый Рим, в буквальном смысле «встраивать» самого себя во власть. Res Gestae по пунктам перечисляет объекты комплексной перестройки центра города, в которой впервые использовался мрамор из каменоломен Северной Италии и самые блестящие, цветастые и дорогие камни, которые только могли предложить разные уголки империи. Эта перестройка преобразила обветшалый старый город в нечто достойное столицы империи. Здесь и новый Форум под стать старому, если не затмивший его, новый дом сената, театр (до сих пор сохранившийся под именем Театра Марцелла), портики, общественные залы или базилики и аллеи, а также более дюжины новых храмов, включая храм в честь его приемного отца Юлия Цезаря. Именно это имеет в виду Август, когда говорит, как доносит до нас Светоний, «я принял Рим кирпичным, а оставляю мраморным». Res Gestae представляет нам отчет об этой трансформации городского ландшафта Рима.
Также это произведение совершенно четко описывает единоличное правление. Власть Августа, как он ее видит, проявляется в военных завоеваниях, в роли защитника и благодетеля народа Рима и в масштабном строительстве и восстановлении; за этим стоят огромные запасы средств плюс демонстрация уважения к древним традициям Рима. Именно в сравнении с этой картиной оценивали каждого императора в последующие двести лет. Даже самые невоинственные из них прибегали к завоеваниям, чтобы утвердить свое право управлять, подобно пожилому Клавдию в 43 г. н. э., когда он выжал все возможное из «своей» победы (целиком одержанной его подчиненными) над Британией. И все последующие правители постоянно соревновались в щедрости к населению Рима и в том, кто наиболее заметно впишет свою историю в архитектурную ткань города. Очевидным победителем стала вознесшаяся до небес колонна Траяна, описывающая его завоевания за Дунаем в начале II в., искусно спланированная так, чтобы максимально доминировать над городом, занимая минимум площади. Еще один пример – Пантеон Адриана. Он был окончен в 20-е гг. II в., при этом бетонный купол оставался самым широким в мире до 1958 г. (когда его превзошло здание Центра новых технологий в Париже), а 12 оригинальных колонн в его портике высотой 12 м высечены каждая из цельного куска серого гранита и специально привезены за 2500 миль из египетской пустыни. В конечном счете все это восходит ко временам Августа.
Политика с позиции силы
Res Gestae с самого начала задумывались как перечень успехов, ретроспективный парад достижений, которые призваны стать образцом для подражания. Автор воздерживается от малейшего намека на трудности, конфликты или споры, кроме краткого упоминания давно лежащих в могиле врагов времен гражданской войны. Это произведение с его навязчивой чередой глаголов в первом лице («я заплатил», «я построил», «я дал») и соответствующих местоимений (в нем почти сто раз встречается «меня», «мне», «мной», «обо мне» и «мой», «моя», «мое», «мои») оказалось эгоцентричнее всех римских публичных документов, написанных до него. Настоящий стиль автократа, который, похоже, принимает свою личную власть как должное. Однако это лишь одна сторона истории Августа, увиденная с позиции успеха и после более 40 лет у власти. Когда он вернулся в Италию в 29 г. до н. э., все еще будучи Октавианом, со свежим примером Юлия Цезаря перед глазами, все выглядело иначе. Цезарь стал его пропуском к власти и законному положению, как и к пресловутому титулу «сын бога», но одновременно Цезарь был предупреждением о той судьбе, которая может ожидать нового правителя. Быть сыном убитого диктатора – сомнительное благо. Главный вопрос в эти первые годы был прост: как изобрести форму правления, которая угодит сердцам и умам людей, рассеет недобитую во время войны оппозицию и позволит правителю остаться в живых?
Частично ответ заключался в языке власти. По очевидным для Рима причинам Август не назвал себя царем. Также он разыграл тщательно продуманный спектакль отказа от титула «диктатор», дистанцируясь от примера Цезаря. История о том, что однажды протестующая толпа забаррикадировала сенаторов в доме сената и угрожала сжечь его дотла вместе с ними, если они не провозгласят Августа диктатором, только прибавляла его отказу больше блеска. Вместо этого он решил определить все свои полномочия в рамках обычных республиканских должностей. Для начала это значило регулярное избрание консулом, 11 раз с 43 по 23 г. до н. э. и в двух отдельных случаях позднее. Затем, с середины 20-х гг. до н. э. он устроил так, чтобы его наделили рядом формальных полномочий, заимствованных у традиционных римских политических постов, но не самими постами: он принял «власть трибуна», не будучи трибуном, а также «права консула» без формального избрания на должность.
Это очень отличалось от традиционной республиканской практики, особенно когда Август нагромоздил многочисленные титулы и должности друг на друга: власть трибуна дополнительно к правам консула была неслыханной; не менее странным казалось быть жрецом не одного, а всех крупных римских храмов. Несмотря на последующие обвинения в лицемерии, едва ли Август использовал эти удобные, старомодные титулы, чтобы притворяться, будто возвращается к политической системе прошлого. Римляне в массе свой были достаточно наблюдательными, чтобы не заметить автократию, скрывающуюся за фиговым листом «прав консула». Хитрость заключалась в том, что Август ловко поставил традиционные слова и выражения на службу новой политике, оправдывая и обосновывая новую вертикаль власти систематической реконфигурацией старого языка.
А еще его правление представлялось неизбежным, как часть естественного и исторического порядка, часть мироустройства. В 8 г. до н. э. сенат постановил (кто знает, под каким нажимом), что месяц секстилий, следующий за июлем Юлия Цезаря, следует переименовать в август, и таким образом Август стал частью естественного течения времени, чем и остается до наших дней. Лишь за год до этого наместник провинции Азия думал в том же направлении, когда уговаривал местное население гармонизировать свой календарь с жизненным циклом императора и начинать гражданский год в день рождения Августа. 23 сентября, утверждал этот правитель (его слова дошли до наших дней в надписи на камне), может «по справедливости считаться равным началу всех вещей… потому что [Август] придал другой вид целому миру, тому миру, который бы увидел свой конец… если бы он не родился». В Риме, возможно, язык не был столь непомерно велеречивым и льстивым, но даже там мифы и религия могли послужить полезным подкреплением для положения Августа. Его притязания на происхождение напрямую от Энея помогали представить императора как воплощение римской судьбы, предопределенного нового основателя Рима.
Эта концепция, безусловно, присутствует в эпической истории Энея у Вергилия с очевидными параллелями между императором и легендарным героем-основателем. Но также это явно заметно в скульптурной программе нового Форума Августа. Там были крупные статуи как Энея и Ромула, так и Августа, стоящего в триумфальной колеснице в центре площади. Окружающие его портики и аркады были полны десятков других статуй, изображающих известных людей Республики – от Камилла и нескольких Сципионов до Мария и Суллы, каждая с коротким текстом, резюмирующим притязания того или иного на славу. Очевидное послание заключалось в том, что все течение римской истории вело к Августу, который наконец-то встал во главе государства. История Республики не была предана забвению; она превратилась в безобидный фон для могущества Августа, уходящего корнями в само происхождение Рима. Или, другими словами, Август взял бразды правления тогда, когда прежние политические механизмы Рима пришли в упадок. Было широко известно, что он родился в 63 г. до н. э., в год заговора Катилины. Светоний даже утверждает, что Октавий-отец задержался дома из-за рождения сына и поэтому опоздал на одно из больших выступлений Цицерона в сенате в связи с заговором. Насколько нам известно, сенат 23 сентября не собирался. Независимо от того, является ли эта история придуманной, ее цель – представить один и тот же день как конец республиканской политики, явленный в моральной испорченности Катилины, и одновременно начало жизни императора.
Однако также играла свою роль и гораздо менее возвышенная прагматичная политика. Искусство, религия, миф, символ и язык, от поэзии Вергилия до скульптурного великолепия нового Форума, использовались для укрепления нового режима. Но Август также предпринял вполне практические шаги для укрепления своего положения, гарантировав, что армия будет верна ему и только ему, отрезав своих потенциальных противников от поддержки солдат и простых людей и трансформировав сенат из аристократии борющихся между собой династий и возможных соперников в аристократию «выслуги». Классический «браконьер, ставший лесником», Август постарался гарантировать, что никто не сможет последовать примеру его собственной юности, то есть собрать частную армию и завоевать государственную власть.