чество этой литературы огромно. Подавляющее большинство сохранившейся древней греческой литературы относится к этому периоду Римской империи. Чтобы получить представление об объеме этой литературы, можно назвать только одного из этих авторов II в., Плутарха – биографа, философа, публициста и жреца знаменитого греческого Дельфийского оракула, работы которого имеют объем, в пересчете на современные страницы равный почти всем уцелевшим сочинениям V в. до н. э. вместе взятым, от трагедий Эсхила до истории Фукидида.
Греческие описания империи колеблются от усердного восхваления римского правления до явной критики. Например, в 144 г. Публий Элий Аристид, ипохондрик, написавший несколько томов о своих болезнях, выступил с речью «Похвала Риму» перед императором Антонином Пием. Эта речь, возможно, была хорошо воспринята в то время, но сейчас ее довольно противно читать даже тем, кто привык читать между льстивых строк. По его словам, Рим превзошел все предыдущие империи, установив мир и процветание повсеместно: «Пусть же будут призваны все боги и все дети богов, и пусть они даруют этой державе и этому Городу вечное процветание до тех самых пор, пока скалы не поплывут по морю».[95] Примерно в то же время Павсаний написал десять томов «Путеводителя по Греции» (Periegesis), в котором он дает римскому владычеству противоположную оценку: он желал бы его незаметного исчезновения. Какой бы ни была личная судьба Павсания (мы почти ничего не знаем о его жизни), рассказывая про памятники, достопримечательности и обычаи Греции, от Дельф до Южного Пелопоннеса, он вообще не упоминает большинства зданий на своем пути, построенных римлянами или на римские деньги. Это был не столько путеводитель в современном понимании, сколько литературная попытка повернуть время вспять и воссоздать образ Греции «без Рима».
Однако именно плодовитый Плутарх предпринял систематическую попытку определить отношения между Грецией и Римом, проанализировать их различия и сходства и ответить на вопрос, в чем состоит греко-римская культура. Темы его сочинений очень разнообразны: например, есть эссе о том, как слушать лекции, как отличить льстеца от друга, рассказ об обычаях его храма в Дельфах. Он исследует детали религии, политики и традиций, которые отличали (или объединяли) две культуры. Почему, задавался он вопросом, римляне начинают новый день в полночь? Почему римлянки носят белые одежды в трауре? Но особенно интересны его «Сравнительные жизнеописания», серия парных биографий (до настоящего времени сохранились 22 пары), в которых он рассказывает про одного греческого и одного римского деятеля с кратким сравнением в конце. Он сопоставляет двух отцов-основателей: Ромула с не менее легендарным греческим Тесеем; двух великих ораторов, Цицерона и афинского оратора Демосфена; двух великих завоевателей, Юлия Цезаря и Александра Македонского; и пару столь же известных предателей, Кориолана и его современника, блистательного, но ненадежного афинянина Алкивиада.
Современные историки, как правило, разбивали эти пары и читали их как отдельные истории жизни, полностью игнорируя замысел Плутарха, ведь это были не просто биографии, это были целенаправленные попытки оценить великих мужей (все это, конечно же, мужчины) Греции и Рима в сравнении друг с другом, подумать об относительных преимуществах и недостатках двух культур и о том, что значило быть «греком» или «римлянином». Конечно, имеются свои сложности: поместить римских деятелей в одну «обойму» с древними греческими героями, или, если посмотреть под другим углом зрения – сравнить персонажей из древнего греческого прошлого с представителями народа, который во времена Плутарха правил миром. В известной степени это было осуществление проекта, который наметил 250 годами раньше Полибий: будучи греческим заложником в Риме и другом Сципионов, он предпринял первую попытку сравнительной политической антропологии Рима и его империи и постарался методично объяснить, почему Греция проиграла Риму.
Свободный обмен
Характерной чертой Римской империи было широкое культурное взаимодействие, которое происходило не только в головах ее жителей, будь то скромного гончара или древнего мыслителя, и не ограничивалось адаптацией жизни провинций к власти Рима, хотя это и составляло важную сторону дела. По всей империи происходили постоянные передвижения людей и товаров, которые способствовали культурному разнообразию, принося колоссальные доходы одним и разоряя других. Это был мир, в котором впервые в таком масштабе люди могли устроить жилье, сделать карьеру и лечь в могилу очень далеко от места своего рождения; мир, в котором население Рима кормилось продуктами питания, выращенными в дальних концах империи, мир, в котором, соединяя разные концы Средиземноморья и территории за его пределами, коммерсанты знакомили с новыми вкусами, запахами и предметами роскоши – специями, слоновой костью, янтарем и шелком – не только самых богатых. Среди разных украшений в одном достаточно простом доме в Помпеях находилась изысканная статуэтка из слоновой кости, сделанная в Индии; а документ из форта в Виндоланде показывает, сколько было закуплено перца с Востока.
95. Индийская статуэтка, вне сомнений, ценное приобретение, обнаруженная в доме в Помпеях. Как она попала сюда из Индии, остается загадкой. Может быть, ее привез из далекого путешествия торговец восточными товарами, или она побывала прежде во многих руках благодаря различным посредническим связям между Римом и внешним миром
Дороги в Италию из остальной империи были основными направленияи этого движения. Все, что Рим хотел иметь, поглощалось метрополией с периферии, в том числе людские ресурсы. Город был перенаселен, но при высоком уровне смертности от малярии и других инфекционных болезней, а также от иных опасностей Древнего мира всегда ощущалась потребность в притоке людей на освобождавшиеся места. Некоторые из новоприбывших были рабами, бывшими военнопленными или, теперь в большей степени, жертвами работорговли, которая делала пограничные районы империи опасным местом. Других приводила в Рим надежда или, наоборот, гнало отчаяние. Рассказов об их жизни сохранилось очень мало. Одна из немногих кратких эпитафий повествует о невинных мечтах тех, кто думал, что улицы Рима выстланы золотом: молодой человек по имени Менофил умер в Риме, приехал «из Азии» и был обучен музыке: «Я никогда не произносил обидных слов, я был другом Муз».
Дары природы со всей империи, предметы роскоши и забавные редкости стекались в Рим, подчеркивая его статус имперского центра. Во время триумфального шествия 71 г. в качестве трофеев были выставлены бальзамовые кусты из Иудеи. Экзотических животных, пойманных в Африке, страусов, львов и бегемотов, убивали на арене. Великолепным разноцветным мрамором, добытым в далеких уголках римского мира, украшали стены театров, храмов и дворцов в столице. Изображения поверженных варваров были не единственным символом превосходства римлян. Не менее красноречивы были цвета и узоры мраморных полов, по которым ходили римляне в главных зданиях города: камни составляли представление об империи – и ее карту.
Камни еще и молчат о тех неимоверных усилиях, времени и деньгах, которые императоры готовы были тратить на усиление своего контроля над удаленными владениями. К примеру, портик Пантеона Адриана, законченный в 120-е гг., поддерживают 12 колонн, каждая высотой 40 римских футов, что примерно равно 12 м. Колонны были вырезаны из единого куска египетского серого гранита. Для современного глаза этот материал не представляет ничего особенного, однако в античности это был очень престижный камень, который использовали для многих императорских проектов. Отчасти к нему так относились потому, что серый гранит добывали в единственном месторождении, в 4000 км от Рима, в далеком поселении Монс Клаудианус («Гора Клавдия», по имени императора, который первым начал здесь разработку камня) посреди египетской пустыни. Только преодолевая невероятные трудности и затрачивая огромные людские и финансовые ресурсы, возможно было добыть и перевезти в Рим гранитные колонны такого размера одним куском.
96. Пантеон Адриана с экзотическими египетскими колоннами, поддерживающими портик. История его постройки отчасти загадочна: в современном виде Пантеон закончен Адрианом, однако на фронтоне бронзовые буквы сообщают, что это был проект сподвижника Августа Марка Агриппы. Агриппа действительно отвечал за строительство первого Пантеона, однако этот Пантеон возведен Адрианом заново, а ссылка на Агриппу – дань памяти.
Раскопки в Монс Клаудианусе в течение последних 30 лет выявили здесь военную базу, небольшие поселения для каменотесов, склад и конюшню. Обнаруженные археологами сотни письменных документов, часто процарапанных на черепках глиняной посуды (подходящая замена восковым табличкам), дают некоторое представление о том, как было организовано производство, и о проблемах, которые при этом возникали. Снабжение пищей и водой – только одна из них. Существовала сложная цепочка поставщиков всего необходимого, начиная от вина и кончая огурцами, но работала она не всегда безупречно («Пожалуйста, вышли мне два хлеба, потому, что зерно для меня еще не пришло», – встречается жалоба в одном из писем). Вода строго распределялась: один из документов – список раздачи воды для всех 917 человек, работавших на каменоломне. Производство было очень трудоемким. На обработку каждой колонны Пантеона трем работникам требовалось больше года для вырубки и обтесывания камня; время от времени полуготовый монолит трескался, что засвидетельствовали некоторые документы, и работу надо было начинать сначала. Транспортировка была еще одной проблемой, особенно если учесть, что карьер находился более чем в 150 км от Нила. В одном письме на папирусе из Монс Клаудиануса просили местного чиновника прислать зерна, так как колонна длиной 50 римских футов, весом 100 т была готова к отправке до Нила, а корм для вьючных животных заканчивался. Не все шло по плану даже в случае с Пантеоном: некоторые странные элементы отделки готового здания, похоже, свидетельствуют о том, что архитекторы Адриана рассчитывали на 12 пятидесятифутовых колонн, но в последний момент им пришлось что-то переделывать, поскольку они получили 12 сорокафутовых колонн.