Лодка направилась к большому кораблю, над которым реяло знамя Курцио аусф Монвузена — бело-красный щит-в-щите, перечеркнутый наискось полосой желто-красного цвета. Курцио до сих пор не знал, как воспринимать этот занимательный казус геральдики и монаршей воли.
Изначально герб Монвузенов был очень прост (что выдавало древность рода или претензию на таковое прочтение) — одна фигура, два цвета. Курцио им не пользовался, потому что принадлежал больше к ветви Мальтов семьи Алеинсэ. После того как островной шпион дезертировал, сменив хозяина, апелла Сальтолучарда, безукоризненно соблюдя все формальности, лишила ренегата дворянского достоинства и личного герба. Однако по материнской линии Курцио был Монвузеном и, соответственно, имел определенные права. Апелла Сальтолучарда не имела возможности эти права отобрать, однако внесла официальное представление об умалении символики и перечеркивании герба желтой полосой, в данных обстоятельствах и в таком виде — цветом измены. Оттовио лично рассмотрел вопрос, посоветовался с лучшими пурсиванами геральдической коллегии, а затем принял решение. Он утвердил представление Алеинсэ и тут же личным указом добавил поверх желтой полосы более узкую, красного цвета — знак достоинства и доблести. Толковать это можно было разными способами, но Курцио предпочитал о них вообще не думать. Тем более, что вместе с красной полосой на щите получил приставку «аусф» и пожалования от императора. Куда больше геральдических закорючек ренегата интересовало — когда материковые Монвузены явятся, чтобы выклянчить себе привилегий и выгод из внезапного вознесения далекого, презираемого родственника.
Лодка приближалась к кораблю, над бортами виднелись головы экипажа и охраны сразу трех благородных персон. Лица под шляпами и шлемами выражали самые разные эмоции, от явной тревоги до неприкрытого восторга. Наиболее злобной и неприятной выглядела Флесса аусф Вартенслебен. Впрочем, она и на борт взошла уже с таким видом, будто выпила чистого уксуса. Кажется, план Биэль развлечь младшую сестру изначально был обречен. «Срубая» парус, мужчина покосился на спутницу и обнаружил ее вполне довольной жизнью. Маркизе было не свойственно энергичное проявление чувств, но сейчас Биэль искренне улыбалась, а взгляд ее темных глаз казался лукавым, будто у сказочной лисы.
Когда Монвузен вскарабкался на борт по веревочной лестнице, Флесса шагнула к нему с таким видом, будто собиралась дать пощечину. Намерение вице-герцогини было однозначным и сулило большие неприятности, потому что стало бы оскорблением через действие по отношению к аристократу. Причем не какому-нибудь захудалому «цин», а дворянину высокого полета, другу императора. Сопровождающие как-то сразу подобрались, руки оказались в опасной близости к оружию. Положение спас Мурье, который на редкость удачно поскользнулся и, неловко взмахнув тростью, как бы случайно задел руку госпожи. Флесса гневно развернулась, готовая излить бездну ярости на столь нелепого слугу. Мурье подобострастно склонился, прижимая к сердцу правую руку. Тем временем через борт перебралась и Биэль.
— О, моя дорогая сестра, — маркиза даже не пыталась скрыть того, что приключение доставило ей громадное удовольствие. — Достаточно гнева! Я оценила твою родственную заботу, не стоит больше сеять досаду.
Не смущаясь чужими взглядами, Биэль распускала крепко затянутые ремни на охотничьем костюме, и там где промасленная кожа задубела, в ход шел кинжал.
Флесса хотела, было, разразиться гневной тирадой, но тут подумала, что в этом случае до крайности походила бы на отца. Он так же ярился, когда младшая дочь искала приключений и разных испытаний на свой изящный зад. Только вместо пощечин использовал для вразумления кнут. Поэтому Флесса лишь покачала головой, ухитрившись вложить в это движение бездну выразительного смысла.
— Дорогая, — Биэль улыбнулась. Теперь, когда она сбросила верхнее облачение, на маркизе остались только шерстяная фуфайка и чулки. То и другое вымокло насквозь, и холодный ветер уже вытягивал тепло, кожа старшей Вартенслебен покрылась мурашками. Подскочивший слуга накинул на плечи госпожи толстый плед.
— Милая сестра, — Биэль, по-прежнему не стесняясь свидетелей, порывисто обняла младшую. — Не сердись!
— Ты могла… замерзнуть, — Флесса будто устыдилась собственных тревог и удержала на языке готовое сорваться «погибнуть».
Биэль чуть отстранилась и внимательно поглядела в бледное лицо младшей сестры. Маркиза искала следы искренней заботы, а не злость того, на чью семью посягнули без позволения. Нашла или нет — кто знает… В любом случае маркиза поправила шерстяной плед и жизнерадостно сообщила:
— Холод полезен моей коже. Любезный Курцио аусф Монвузен предоставил мне самую большую и холодную ванну на свете. За что я ему искренне благодарна.
На последней фразе голос Биэль ощутимо звякнул сталью, четко и ясно показывая, как следует понимать сегодняшнее приключение всем без исключения свидетелям.
— Как пожелаешь, — буркнула Флесса.
Старшая сестра снова глянула на собеседницу с таким видом, будто хотела вновь заключить младшую в порывистые объятия, унять тревоги, заставить рассмеяться, как в детстве. Когда юные души не имели греха пред Господом, а тяжкая ответственность пред миром и семьей была всего лишь пустыми словами.
Взгляды темно-синих и светло-синих глаз соприкоснулись, на мгновение показалось, что вот-вот произойдет нечто хорошее, удивительное… Однако не произошло. Фаворитка вице-герцогини то ли не поняла, что это лишь пауза в разговоре, то ли решила — вот наступил удобный случай воспользоваться паузой и продемонстрировать госпоже верность. Девушка вклинилась со словами участия, и Биэль недоуменно приподняла бровь.
— Заткнись, — бросила Флесса, и девица послушно замолкла, часто моргая.
Курцио тем временем снял и костюм, и шерстяное белье, оставшись на продуваемой палубе в одной лишь повязке, прикрывавшей чресла на манер (как выразилась бы одна пришелица из очень далеких мест) японских трусов.
Шпион и маркиза обменялись такими взглядами, что, казалось, воздух между ними раскалился и осыпался искрами. Курцио, манерный и достодолжный как островной нобиль на балу, хотя стоял почти обнаженный на ледяном ветру, изящно склонился, подав руку маркизе. Биэль, похожая на северную морячку, обозначила реверанс и вложила холодные пальцы в крепкую ладонь Монвузена.
Им не понадобилось ничего говорить, изысканная и грациозная пара прошествовали рука об руку к каюте, провожаемая горящими взорами команды, равнодушная к чувствам окружающих. Флесса закусила губу, глядя им в спину и делая вид, что не замечает, как малочисленная охрана и моряки тяжело задышали, глотая слюну.
— Что скажешь? — вполголоса спросила вице-герцогиня, не поворачивая голову к Мурье. Впрочем тот все понял верно и ответил без малейшей заминки, столь же тихо:
— Несколько шрамов от оружия. Немного для такого возраста. Очень, очень искусен или редко сражается.
— Или и то, и другое, — подумала вслух вице-герцогиня.
Мурье чуть помолчал и добавил:
— Не уверен, но я бы сказал, что в молодости его ударили стилетом в спину. Исподтишка. Очень особенный след.
— Ясно. Приведи этих скотов к порядку.
Флесса опять же не уточняла, каких именно скотов она имеет в виду, но верный помощник и тут все понял верно. Как обычно. Горбун обрушился на матросов с проклятиями и руганью, а свиту благородных персон призвал к порядку и достоинству. Пока Мурье наводил дисциплину, Флесса глянула на фаворитку, и в глазах коротко стриженой брюнетки сквозила зимняя стужа. Девушка на всякий случай сделала самый глубокий реверанс и подобострастно склонила голову.
— Ты наглая, дурно воспитанная девка, — вымолвила Флесса.
— Как прикажет моя госпожа, — с готовностью согласилась девушка. Если у нее и были какие-то сомнения по данному поводу, подаренное на днях кольцо с рубином охватывало палец приятной теплотой и нашептывало, что терпеливым воздастся сторицей.
— Ты шлюха. Алчная и глупая.
— Что, моя госпожа?.. — растерянно пробормотала девица.
— Я оскорбила тебя, — сухо вымолвила вице-герцогиня. — Почему бы тебе, скажем, не дать мне пощечину?
— Чт-то?.. — проблеяла шатенка. Она понимала: разворачивается катастрофа, однако не могла сообразить, что именно происходит и как себя надо вести.
— Ты ведь не простолюдинка, — с холодным, отстраненным любопытством, глядя как на диковинную вещь, отметила вице-герцогиня. — Почему ты с готовностью терпишь унижение? Ответь мне должным образом!
Девушка мялась, ломала пальцы в мокрых перчатках и страдала, глядя снизу вверх на всесильную Вартенслебен. Грозовой фронт согнал тучи в одну плотную массу, которую осветило солнце. Мир окрасился в свинцово-синие цвета, снова пошел мелкий осенний дождь. Флесса стояла, скрестив руки на груди, будто не замечая, как ледяная вода пропитывает стеганую куртку, шляпу с очень маленькими полями, расшитыми бисером, красные чулки.
— Прекрасная… госпожа… — прошептала спутница.
— Нет… Ты не она, — протянула Флесса с видимым разочарованием, глядя на фаворитку, чья шапочка вымокла и покоробилась, открывая волосы цвета кленового сиропа.
— Пошла вон. Отправляйся в трюм и не показывайся мне на глаза, пока мы не причалим к пристани. После, впрочем, тоже не показывайся. Мурье, заплатишь ей. И напомнишь, чтобы я одарила семью…. скромно. Их дочь не порадовала меня.
Горбун молча склонился. Девушка жалко забормотала скомканные извинения, все еще надеясь как-нибудь исправить случившуюся беду. Тщетно. Мурье, у которого по всеобщему мнению, сердце выели мыши, подхватил бывшую фаворитку за руку и настойчиво повлек в сторону. Надежды очередной претендентки на привилегии, дарения и прочие выгоды раскололись вдребезги.
Повинуясь слаженным действиям команды, корабль отворачивал, уходя в сторону холодного солнца, чьи лучи уже не грели. Часть свиты осталась не при делах, часть боролась с дурнотой, достигая разной степени успеха. Ветер гудел в натянутых парусах, и скрипело дере