Оттовио задумался, впрочем, ненадолго. И решил:
— Хорошо. Завтра депутация Северо-Востока вручит некое послание своего короля. Сомневаюсь, что его содержание порадует меня. Мы обсудим его, а также сопутствующие вопросы. Пусть же будет созван совет.
— Как пожелает Ваше Величество, — склонился в очередном поклоне герцог, думая, что как обычно поступил наилучшим образом, выбрав самый верный путь.
Завтра… Да, завтра будет интересно. Наверное, грядущий день окажется из тех, что записывают в хроники чернилами красного цвета, разделяя историю на «до» и «после».
Очень приятная версия «Зеленых рукавов»
https://www.youtube.com/watch?v=YkhMUyNrAFA
Глава 8
Глава 8
я пшу все чо вижу я страюсь
пшу мое имя безошбк
втора втора втраа вит ра витра витора витора витора
я магу магу могу я могу я могу пист псть писать
я могу писать имя
мо сво моя моя имя мое мое имя
я могу писать мо мое имя
малы гасподн тож добр добрый
малый малой малькй
его звут ариго говорят он большй гасподн
но хль лучша бльша больша больше
Опись АА105062, текст 4
Перекресток ничем не отличался от множества иных, уже встреченных компанией в ходе странствия. Две обычные дороги, даже не «колейки» с гравийной засыпкой. Довольно-таки кривые, хотя объективных причин для этого не наблюдалось. Покосившийся указатель стар, источен жучками, почернел до полной неразборчивости глубоко вырезанных букв. Дорога, идущая прямо на север, заканчивалась дымками, непохожими на пожары — слишком жиденькие и упорядоченные. Там, судя по заверениям Шапюйи, находилась искомая деревня. Или село. Елена до сих пор (как и с кабаком- трактиром-харчевней-корчмой) не могла понять, в чем различие. Кажется, что-то связанное с наличием церкви. У перекрестка стояла небольшая капличка, то есть часовенка, пустая и, вроде бы, даже не запертая. В целом ландшафт, хоть и был полностью лишен человеческого присутствия, носил признаки обжитого места. Земля «голая», даже веточек нет, ничего, что могло бы считаться мусором и в то же время гореть. Значит, кто-то регулярно собирает все топливо.
— Неосторожные, — цыкнул зубом Кадфаль. — Когда в округе шастают разные мудозвоны, разумные хозяева жгут очаги в темноте.
— При луне дым все равно заметно, — пожала плечами Елена.
— Ага, — согласился искупитель. — Когда небеса чистые. А так, глядишь, пронесет. Я и говорю, неосторожные…
— Или под хорошей охраной, — предположила Елена.
— Не вижу пейзан, — подумала вслух Гамилла, оглядываясь направо и налево. — А места вроде обжитые.
— Дело к закату, — ответил более сведущий в крестьянских вопросах Кадфаль. — Полевой работы до весны мало, отходные работники давно разошлись по городам, так что за ограду никто лишний раз носа не покажет. Да и чего шататься на ночь глядя, судьбу пытать? Бывает же как — придет кто-нибудь в сумерках, рожа знакомая, а это и не человек уже…
— А кто? — заинтересованно спросила Елена.
— Кто-то другой, — исчерпывающе ответил искупитель.
— М-да… — протянул Бьярн, глядя на капличку, изрядно покосившуюся, с выщербленной черепицей. — Что-то не хочется мне сюда идти.
Маленькая часовня Пантократора действительно производила довольно жалкое впечатление. Здесь ступала нога человека и, возможно, появлялась рука с веником, однако не часто и без старания. Стены оплел сухой плющ, промасленная бумага на окнах казалась целой, но ее покрывала толстая корка пыли, сцементированной дождями. Дверь покосилась на деревянных петлях, изнутри шел запах сырой плесени.
— Это кто же так не любит пристанище Господа нашего? — нахмурился Кадфаль, поправляя дубину на плече.
— Местный попик умер в прошлом году, мор унес. Деревенские пока, ежели чего нужно, зовут соседнего, совершать потребные действия. За пару монеток пожертвований. Но уверяю, почтенный господин! — заторопился Шапюйи. — Это очень хорошее место. Здесь можно с легкостью обрести достойный ночлег и приют! Деревня довольно-таки богата, видите, у нее даже своя часовня имеется, еще пара-другая лет, и жители построят церковь, экзарх пришлет настоятеля. Тогда место сие будет вписано в учетные книги как настоящее село. А там, глядишь, и городок поднимется.
Кадфаль поджал губы и безапелляционно сообщил:
— О церкви мечтают, но часовню в порядке содержать не могут. Я бы таких мудаков стороной огибал.
Шапюйи поник и выглядел совсем жалко, понимая, что по-прежнему ходит по земле на правах условно живого.
— Ладно, — смилостивился Бьярн. — Ну-ка, повтори еще раз, что ты там свистел насчет приюта и всего прочего?
Елена отступила на несколько шагов, поправляя кепку и меч за спиной. Кинула взгляд на окрестности, слушая вполуха разливающегося соловьем Шапюйи. Рядом семенила Витора, глядящая на госпожу с преданностью… сложно даже сказать, кого именно, учитывая, что собак здесь давно уж не водилось. Теперь у служанки на шее постоянно висела небольшая торба, в которой девушка хранила писчие принадлежности, а также свои опыты в чистописании.
Шапюйи вещал хорошо поставленным голосом человека, привыкшего общаться со всевозможными людьми по разнообразным делам. И понимающего, что жизнь его крутится на очень тонком волоске.
— Прямо пойдем, совсем недолго, — настаивал горожанин. — Там и кров, и банька.
— Не богобоязненные люди тут живут, — отозвался Бьярн с мрачным скепсисом. — Ежели приют Господень в запустении, то и в душе окаянство пристанище свило. Так всякими людоедами и становятся. Днем привечают путников, а ночью… — искупитель сделал драматическую и, надо признать, очень эффектную паузу. — Нечего нам здесь делать. Обойти бы от греха подальше.
И опять надо что-то решать, подумала Елена. Балансировать на крайне остром лезвии возможностей и рисков, когда судьба в твоих руках очень условно, и многое зависит от чистого везения.
Взять хотя бы все это…
По словам нежданно спасенного Кондамина Шапюйи, дело обстояло так.
Дальше на севере, примерно в неделе пешего пути, располагался вольный город, именуемый Дре-Фейхан. Кстати, называть его полагалось, обязательно добавляя «славный». «Вольный» означало, что селение отчисляет подати напрямую императору или королю и подчиняется (формально) ему же, а местным властям, соответственно, не подчиняется и не платит. Город был аномалией — рядом не имелось реки, по которой шел бы стабильный поток разных товаров, однако под защитой стен обитало по меньшей мере три тысячи жителей, что вполне тянуло на региональную столицу. Основой благополучия Фейхана был перегон скота и кожевенное производство, судя по всему, они давали очень хорошую прибыль. А заодно привлекали зоркое внимание всяческих проходимцев, бетьяров и другого криминального элемента, вечно алчущего добра в чужих карманах. Так что славный вольный город имел прочные стены, а также не вылезал из многочисленных тяжб, содержа за счет казны сразу двух юристов с грамотами столичных университетов. Городские посланники со всяческими прошениями добирались аж до Мильвесса, где, собственно, один из них к своей неудаче созерцал воочию Артиго Готдуа.
Наиболее энергичным и опасным противником города был некий Ауффарт Молнар, барон с неплохой родословной и положением, который уже лет десять судился с Фейханом относительно старинной родовой привилегии «ростовой меры». Суть ее была проста — давным-давно баронский предок в порядке взаимозачетов выкупил у города участок стены длиной в рост человека плюс вытянутая рука. По запутанным канонам многоукладных законов Ойкумены и городским правилам это накладывало обязательства по защите населенного пункта и, с другой стороны, гарантировало существенную скидку при покупке городских товаров. Нынешний барон подумал и творчески подошел к реализации привилегии — он вознамерился попросту снести «свой» участок и выстроить там полноценные ворота, опять же личные. Фокус заключался в том, что городские пошлины и досмотр оружия организовывались у городских ворот, а про частные ничего не говорилось. Поэтому, формально барон мог обрести собственную калитку внутрь города и возить через нее что угодно, не отчитываясь ни перед кем.
То есть хитрый план обещал как минимум шантаж Фейхана с требованием выплаты регулярного подношения, а в перспективе неприятности посерьезнее. Вольный статус города, отчисляющего подати непосредственно императору, в данном случае играл против Фейхана — император далеко, а хозяину графства не было никакого резона вступаться за инородный экономический объект. Поэтому город оказался один на один с напастью в виде предприимчивого, энергичного человека чести с неплохой дружиной, а также правовыми основаниями для всяческих демаршей.
Видя остроту ситуации, сосчитав армию барона, способного выставить не менее двух сотен вооруженных людей, городское правление всерьез задумалось — не пора ли нанять отряд горских пехотинцев численностью хотя бы в полсотни алебард. А Шапюйи-старший, будучи одним из правоведов на жаловании, внес дополнительную рекомендацию — найти какого-нибудь дворянина, готового принять славный город Дре-Фейхан под свое покровительство. Хитрыми и сложными путями толкования законов это лишало веса намерения барона реализовать претензии силовым путем, конфликт имел хорошие шансы вернуться в колею чисто судебных боданий, где Фейхан был куда сильнее.
Идея, как ни поверни, хорошая: частное противоборство людей чести даже на фоне потихоньку разворачивающейся петли всеобщего беззакония выглядело совершенно иначе, нежели выступление благородного против какой-то городской черни, среди которой даже кавалеров не имелось. Проблема в том, что абы какого покровителя брать нельзя, он должен был с одной стороны иметь весомое положение, с другой — не оказаться настолько весомым, чтобы забрать город себе. Шансов найти такого замечательного человека имелось крайне мало, и Шапюйи-младший (во всяком случае, по его словам) отправился на поиски кандидатуры без особого энтузиазма. Так что все происшедшее он воспринял как подарок Господа. Найти буквально на дороге аристократа с родословной длиннее копья и притом без личной армии за спиной — это было почище золотой монеты, блеснувшей средь навоза. В общем, если принять на веру горячие уверения Шапюйи, тут все разом вытянули счастливые билеты. От Артиго в данном случае требовалось проследовать в город, оговорить привилегии с обязанностями, подписать договор о принятии Фейхана под свое имя и защиту, после чего умеренно прожигать жизнь, памятуя, что городская казна существенно меньше фамильной сокровищницы. Ну и продержаться в таком положении до следующей весны, а лучше лета, когда город наберет военный отряд в поддержку ополчения. После этого все раскланиваются и расходятся по своим делам. Или нет — тут уж как договорятся.