Справедливость: решая, как поступить, ты определяешь свой путь — страница 14 из 47

[87], просто зарыл свою часть в землю на хранение.

Истинная мораль этой истории сводится к тому, как мы обращаемся с данными нам талантами, как мы распоряжаемся собой и открывающимися перед нами возможностями.

Некоторые растут. Некоторые прячутся. Некоторые раскрывают свой потенциал. Некоторые — нет.

И это вопрос справедливости.

Рабы были обязаны вернуть хозяину деньги, которые он им доверил. Бакминстер Фуллер имел обязанности перед тем, кто даровал ему жизнь. Так и мы обязаны максимально реализовать навыки и способности, которые есть у каждого из нас, перед нашим властителем — миром. Где бы мы были без тех, кто так поступал?

Не случилось бы никакого прогресса. Никакого величия. Никакого искусства. Никаких инноваций. Никакой храбрости на поле боя. Никаких социальных перемен.

Флоренс Найтингейл родилась с этим потенциалом. У нее имелось образование. Благосостояние. Доступ. Но в течение долгого времени — по сути, 16 лет[88] — она вела себя как третий раб. Пряталась. Позволила парализовать себя страху перед тем, что подумают родители. Она отводила взгляд от своей судьбы, не в силах ответить на зов. Мир от этого стал хуже — точно так же, как он становится хуже, когда любой человек бездействует: лежит или пугается.

Но со временем появилась поддержка, и Флоренс решилась. Разорвала свои оковы, обнаружив их слабость, и в ходе этого процесса сломала многовековую неудовлетворительную медицинскую практику и спасла жизни миллионов солдат по всему миру.

И все же каждый из нас по-своему игнорирует этот призыв — если не прямо, то так, как вышло у Джимми Картера — человека, чья жизнь сформировалась под влиянием раннего прочтения притчи о талантах, а также вмешательства адмирала Риковера, который спросил его, почему он не всегда выкладывается на полную. Когда мы не делаем все возможное, когда действуем нерешительно, мы обманываем себя. Мы обманываем свой дар. Мы обманываем возможных получателей выгоды от полного раскрытия нашего потенциала.

Урок притчи: кому много дано, от того много и ожидают.

Необязательно имеются в виду деньги и успех. «Я очень хорошо понимаю твое ощущение, что, если ты не лучший в своем деле, — это провал, — писал дядя Уилл в письме Уокеру Перси. — Когда-то я думал так же о поэзии. Но теперь я не жалею, что писал стихи, хотя их не причислить к величайшим творениям и, возможно, вскоре их забудут. Если бы я задумывался о такой судьбе своих стихов, то не стал бы их писать, но сейчас я рад, что сделал так. Это лучшее, что я мог создать. Возможно, кто-то другой справится еще лучше, но то уже не моя забота».

Делайте все, что в ваших силах. Станьте тем, кем вы способны стать. Вы в долгу перед миром.

В этом есть смысл, даже если кто-то остается равнодушен: люди, реализующие свой потенциал, дают работу другим, вдохновляют их, распахивают перед ними двери, совершают открытия и делают для них полезные вещи, создают для них рынки. У них есть платформа, которую можно использовать, чтобы говорить с другими. Решение участвовать в этой системе — для себя и, соответственно, для других — это моральный выбор.

Если вы не согласны, подумайте об альтернативе. Система, которая крушит стимулы для реализации своего потенциала. Мир, в котором люди не участвуют. Им все равно. Они не пытаются. Сколько прорывов не случится? Сколько перемен не произойдет? Сколько будет страданий, которых можно было бы избежать?

Джонатан Свифт писал: «Всякий, кто вместо одного колоса или одного стебля травы сумеет вырастить на том же поле два, окажет человечеству и своей родине большую услугу, чем все политики, взятые вместе»[89]. То же мы вправе сказать и о любом типе лидеров. Тот, кто заключает соглашение там, где другие не видят возможности, тот, кто восстанавливает веру, а не разрушает ее, кто полностью реализует потенциал своей должности или своих полномочий, приносит немножко справедливости в несправедливый мир.

И действительно, в числе базовых принципов экономики есть закон сравнительного преимущества. Когда один из нас лучше умеет выращивать колосья, другой — траву, а третий хорош в искусстве политики, то лучше всего мы послужим миру, если каждый займется своим делом. Миру не обходится даром, когда мы делаем то, что хотят от нас другие, или полагаем, что должны это делать, или не отличаемся достаточной дисциплиной, чтобы придерживаться главного.

Ангела Меркель была весьма талантливым ученым, но со временем поняла, что талантливые ученые встречаются чаще, чем талантливые политики. Вы — подобно Меркель, подобно Найтингейл — обладаете уникальными способностями и преимуществами. Как и у президента Картера, ваш внутренний уровень работоспособности и самоотдачи глубже, чем то, что вы выдавали до сих пор. Как вы поступите с этим? Чего вы добьетесь?

Оскар Уайльд считал, что каждый человек — это пророчество, что у нас есть предназначение. Наша задача, по словам Уайльда, — исполнить его. В романе «Портрет Дориана Грея» он писал: «Цель жизни — самовыражение. Проявить во всей полноте свою сущность — вот для чего мы живем. А в наш век люди стали бояться самих себя. Они забыли, что высший долг — это долг перед самим собой»[90].

Станете ли вы тем, кем вам суждено быть? Отправитесь ли туда, где в вас больше всего нуждаются?

Вот в чем вопрос.

Отказаться от ответа на него из-за страха — значит предать свой талант. Это вредит миру.

Особенно если учесть, что можно ставить перед собой более честолюбивые цели, нежели простая реализация своего потенциала. Ведь это слово подразумевает, что у каждого человека он ограничен. А что, если можно сделать еще больше? Мы должны попытаться осуществить то, что никто не считал реальным, чего никто от нас не ожидал. Мы должны не просто делать все, что в наших силах, а стремиться стать лучшими, соперничать с лучшими.

Превосходить себя обязан человек,

Иль небеса зачем нам[91]

Конечно, именно такое стремление и есть тот выход за границы, и оно приближает нас к небесам.

Но здесь, на земле, ваше нежелание — самый проклятый обвинительный акт. Нельзя, чтобы люди говорили о вас: они могли бы больше.

Они могли сделать больше.

Они впустую растратили свои способности.

Будьте верными

Причина конфликта Трумэна и Эйзенхауэра заключалась не в том, что Эйзенхауэр что-то сделал Трумэну. Эйзенхауэр не сделал. В этом и суть.

Эйзенхауэр и многие другие лучшие американские офицеры были питомцами генерала Джорджа Маршалла. На протяжении десятилетий он пользовался маленькой черной книжкой с именами людей, чьей карьере хотел помочь, — что неустанно и делал на благо свободного мира. Дошло до того, что в 1943 году, когда Рузвельт предложил Маршаллу, в то время начальнику штаба армии США, командовать союзными войсками во время вторжения в Нормандию, Маршалл отказался, чтобы это задание досталась его протеже… Альтруизм этого жеста увенчивается тем, что он нашел время отправить Эйзенхауэру оригинальную копию президентского приказа на память и в качестве поздравления.

Если учесть его неоспоримую роль архитектора победы во Второй мировой войне, мало кто мог предположить, что всего несколько лет спустя Маршалл будет неоднократно оклеветан сенатором Джозефом Маккарти: тот безосновательно утверждал, что Маршалл — коммунист и предатель. Выступая в Сенате в 1951 году, Маккарти поставил его в центр «заговора такого масштаба, что он затмевает все предыдущие подобные затеи в истории человечества».

Это было безумно. Это было жестоко. Но многие верили.

Эйзенхауэр мог повлиять на ситуацию во время предвыборного выступления в Висконсине в 1952 году. «Я знаю его как человека и солдата, — планировал сказать он в защиту человека, которому был обязан своей карьерой, — с исключительной самоотверженностью и глубочайшим патриотизмом посвятившего себя служению Америке». Однако губернатор Висконсина умолял Эйзенхауэра отказаться от такой идеи, беспокоясь, что это может стоить тому голосов избирателей штата. Смущала его и определенная неловкость ситуации, поскольку выступать на той же сцене должен был Маккарти.

Все, что требовалось от Эйзенхауэра, — сказать несколько слов, причем уже написанных, в защиту выдающегося человека, которого он хорошо знал.

Но он предпочел ничего не делать.

Это не просто отсутствие мужества, но и ошеломляющее отсутствие верности. После всего, что Маршалл сделал для страны и лично для Эйзенхауэра, тот спасовал ради политических расчетов, поступился, по словам Трумэна, «всеми принципами личной преданности, пособничая оскорбительной колоссальной лжи».

Он уже никогда не относился к Эйзенхауэру по-прежнему. Как мог Эйзенхауэр — в остальном храбрый и порядочный человек — бросить Маршалла в таком положении? Как он мог с этим жить дальше?

Ответ таков: так же, как порой мы все.

Мы даже не задумываемся о том. Говорим себе, что ничего нельзя сделать. Что люди поймут… потому что они поступили бы так же на нашем месте. Что это ради общего блага.

Мы оставляем в прошлом маленький городок, откуда мы родом. Когда становимся большими шишками, рвем с людьми, которые когда-то открыли нас. Оставляем друга в подвешенном состоянии, потому что он нам неприятен. Бросаем давнего поставщика, когда кто-то предлагает сэкономить несколько центов.

Мы рационализируем вонзающийся нож. Отводим глаза в сторону и позволяем так же поступить другому.

Верность стоит дорого. Она неудобна. Она мешает. Она хлопотная, путаная, ее трудно объяснить.

Долгие годы Америку раздирала и все еще раздирает маккартистская «красная угроза». Многие невиновные люди потеряли работу и репутацию. Люди рвали отношения и связи — заранее, ради самозащиты. Никто не хотел ни давления, ни неприятностей, и если вы оказывались под прицелом, то сами были в этом и виноваты… Каждый думал о себе.