Политика, строительство, воплощение в жизнь — грязное, пыльное дело. Мы не можем ждать идеальных людей и не можем сами притворяться чистыми. Творить добро в нашем мире нелегко. Не обойдется без противников и препятствий. Мы можем назвать их. Можем отчаиваться. Можем обвинять.
А можем приступить к работе.
Non angeli sed angli[158].
Хватит искать ангелов. Начните искать англов[159].
Но давайте на секунду вернемся к Картеру. Этот человек был достаточно прагматичен, чтобы заявить лидерам движения за гражданские права, что им не понравится его кампания, зато понравится его администрация: он знал, что некоторые вещи — средство достижения цели. Было ли его решение разобраться со столь острой проблемой в первый же день пребывания в должности наивным и безрассудным? Кто-то считает, что да. Но есть и другое мнение: оно было вполне прагматичным.
Никто из нас не знает, сколько времени нам осталось — в жизни, во власти, в какой-то определенный момент времени. Никто не может сказать вам наверняка, что у вас получится лучше, если вы отложите что-то на потом[160]. Никто не может гарантировать, что вас переизберут. Именно поэтому чаще всего прагматичный выбор — поступить правильно прямо сейчас.
Когда у вас есть шанс, вы должны им воспользоваться.
Люди рассчитывают на вас.
Развивайте компетентность
Новаторская, изменившая мир карьера Флоренс Найтингейл развивалась медленно: между «Призывом», как она сама говорила, и работой в госпиталях в Крыму прошло почти 20 лет.
Но их вряд ли можно считать потерянными. На самом деле это был своего рода замедленный тренировочный монтаж, долгое обучение неоцененному искусству.
Сначала она пыталась разобраться — революционно по тем временам, — может ли у женщины быть какое-либо призвание. Спрашивала совета. Искала наставников и покровителей. Затем ухаживала за больными родственниками, начав с бабушки, а также за соседями в местечке, где жила. И наконец, стала волонтером в клиниках Германии и Франции, где на собственном опыте прочувствовала не только давление больничной палаты, но и ужасное, катастрофическое состояние сестринского дела той эпохи.
«Этим летом одна женщина умерла на моих глазах, — писала Найтингейл кузине в 1845 году, — потому что за ней ухаживали одни дураки, которые отравили ее — как если бы дали ей мышьяк». В то время доминировало странное представление, что женщина ее статуса не должна пачкать себя такими низменными вещами, как непосредственная помощь больным или бедным… и притом считалось само собой разумеющимся, что каждая женщина по природе своего пола обладает умением ухаживать за людьми.
Как и в случае с давним убеждением, что старшим сыновьям в элитарных семьях положено возглавлять войска или занимать должности просто в силу рождения, такой стереотип не имел под собой практически никаких оснований. Ничуть! И именно это поразило Найтингейл больше всего — масштабная некомпетентность как медсестер, так и врачей. Наверное, они и хотели как лучше, но не имели ни малейшего представления о том, что делают… и в итоге «как лучше» не значило ровно ничего.
«Возможно, покажется странным провозгласить в качестве самого первого требования к больнице то, что она не должна причинять людям вред, — объясняла Найтингейл. — И тем не менее такой принцип совершенно необходим, потому что внутри нее реальная смертность, особенно в крупных многолюдных городах, намного выше, чем можно было бы ожидать, исходя из расчетов уровня смертности для того же класса пациентов, которых лечат вне больницы».
В силу своей несомненной некомпетентности врачи не только не помогали людям, но и убивали их. Кладбища наполнялись жертвами. И при этом медики одобрительно похлопывали друг друга по спине за сострадание и самоотверженность.
В знаменитом стихотворении Лонгфелло «Святая Филомена» Найтингейл изображена своеобразным ангелом, скользящим по коридорам госпиталя и утешающим больных и умирающих. Прекрасный образ.
Но он неверен.
Достовернее было бы изобразить Найтингейл как строгую наставницу других медсестер — ту, которая развивала таланты целого поколения, чтобы они могли лечить и утешать раненых. Лучше представьте, как она поздно ночью склоняется над своим столом, читая отчеты, составляя письма политикам и генералам, размещая заказы, сражаясь за ресурсы. Вообразите, как она организует работу больницы, решает проблемы, заботится о санитарии и эффективности.
«Публика обычно представляет ее у постели солдата, — писала тетя и коллега Найтингейл своей семье в 1855 году. — Если бы задача заключалась только в этом, было бы легко. Но приходится много писать, много разговаривать — изнурительная работа, общение с мерзкими, эгоистичными, некомпетентными людьми».
Она понимала, что чистые постели важнее, чем преданность. Полноценное питание и тепло нужнее самопожертвования. Найтингейл не просила свой персонал быть ангелами, зато изучила потоки передвижений по больнице и улучшила систему связи: теперь пациенты с помощью колокольчиков могли подать сигнал, медсестры меньше времени тратили на беготню по лестницам и у них оставалось больше времени на оказание помощи. Она боролась за улучшение вентиляции. Собирала пожертвования от общественности.
И она умело и старательно распоряжалась этими средствами. Во время Второй мировой войны государственные контролеры проверяли систему учета военно-медицинской службы и обнаружили ее впечатляющую эффективность и точность. Когда они поинтересовались, кто ее разработал, то с удивлением узнали, что это сделала Флоренс Найтингейл около 80 лет назад — еще одно из ее недооцененных нововведений и усовершенствований.
Конечно, чтобы делать добро, нужно заботиться о людях — забота действительно имеет значение. Но это как в том выражении про желание в одной руке, дерьмо в другой. Какая из них наполнится первой? Эмоции по отношению к людям — или причины, по которым они страдают? То же относится и к другой фразе: благими намерениями вымощена дорога в ад. Справедливости нужны время, деньги, руководство. Нужен тот, кто знает, что делает.
Можете ли вы таким стать? Кем-то компетентным, кем-то, кто подходит к справедливости не как к идее, а как к ремеслу. Как к занятию, в котором необходимо постоянно совершенствоваться.
Компетентность не дается по праву рождения — равно как она не прилагается автоматически к какому-нибудь делу только потому, что оно правильное. В стремлении к справедливости сострадание необходимо, но его недостаточно. То же с мужеством и дисциплиной — они необходимы, но бессмысленны без умений.
Можно было бы возразить, что президентство Картера сталкивалось с проблемами не из-за его смелых и отважных позиций, а потому, что он, вопреки всем советам, отказался нанять руководителя аппарата Белого дома. Он был хорошим человеком, но испытывал сложности, пытаясь справляться со всеми требованиями, предъявляемыми к его времени и вниманию. Социолог и философ Макс Вебер однажды описал политические перемены как «медленное сверление твердых досок». Прагматизм — это компетентность. Как и решительность, как и делегирование. Компетентность — это компетентность, и заменить ее нельзя. У Найтингейл ушли годы на то, чтобы изучить проблему, которую она пыталась решить, а затем еще годы — на то, чтобы преодолеть сопротивление и препятствия, возникающие при реализации этого решения. А потом пришли проблемы жизни и смерти, связанные с лечением раненых в зоне боевых действий.
Но так уж сложилось. Это не для малодушных. Однако и не для неумелых.
Вспомните Трумэна: он же не просто предложил блестящую идею назвать план помощи в честь Маршалла, чтобы политическая оппозиция получила повод проголосовать за него. Он позаботился о том, чтобы предложить деньги и помощь и советским странам, — все они отказались, зато это подорвало аргументы коммунистов о меркантильности его плана. Его «бескорыстный акт», как выразился Уинстон Черчилль[161], не был совершенно чистым, но его блестяще и хитроумно осуществили. То же относится и к усилиям Рузвельта во время Великой депрессии: дело не просто в том, что он проявлял мужество и заботу, а в том, что он заставил функционировать политическую систему. Он использовал рычаги власти так эффективно и активно, как они никогда не использовались ни до, ни после.
Мартин Лютер Кинг — младший однажды признался: «Самая масштабная моя ошибка заключалась в том, что я считал так: поскольку наше дело справедливо, мы можем быть уверены, что белые священники Юга придут нам на помощь, если разбудить их христианскую совесть». Он понял, что правота без умелой организации, действия без стратегии — это рецепт, как провалить дело. С помощью Байарда Растина, Стэнли Левисона, Дайаны Нэш, Эллы Бейкер он превратился в политическую и медийную силу, с которой приходилось считаться. А затем он объединил ее с возможностями Линдона Джонсона — законодательного гения, хотя и с более расистскими и менее идеалистичными взглядами по сравнению с Кеннеди. Джонсон понимал, что такое власть — где ее найти, как ее использовать, — и эта власть, дополненная силой Кинга, сделала их двоих неудержимой силой, несущей добро.
Вот пример для всех, кто хочет нести добро в мир, каким бы большим или малым оно ни было.
«Я стараюсь подражать всем святым истории», — говорил Кинг, добавляя, однако, что «любому, кто работает в этих областях, необходимо обладать острым чувством политической подготовки». Теодор Рузвельт, безусловно, пришел к тому же осознанию. После того как он начал атаковать различные коррумпированные круги, ему неоднократно мешало превосходное понимание его оппонентами парламентских маневров, а также подконтрольные оппонентам судьи и репортеры. Его друг Якоб Риис замечал, что «честности недостаточно». Чтобы изменить политический и экономический ландшафт страны, Рузвельту требовалось не просто быть правым, но и оказаться умнее и искуснее тех, кто хотел его остановить.