Кроме того, если мы легко достигаем своих целей, если изменения происходят без сопротивления, действительно ли мы ведем правильную борьбу? Поражения, отступления, враги — вот признаки того, что мы нацелились достаточно высоко, что мы добиваемся чего-то важного, того, что имеет значение.
Когда мы сталкиваемся с этим, то должны продолжать идти вперед. Двигаться шаг за шагом. Следовать процессу, добиваться того прогресса, что нам по силам.
Мы порождаем импульс. Мы возвращаемся снова и снова.
И в конце концов, неизбежно кто-нибудь — мы или человек, несущий тот факел, который мы помогли зажечь, — добивается успеха.
И что тогда?
Мы поступаем так, как сказал Проксмайр, завершив свою последнюю речь. Мы игнорируем желание праздновать. Мы отказываемся почивать на лаврах. Мы знаем, что справедливость никогда не бывает окончательной.
Мы улыбаемся и говорим: «Пойдем поищем что-нибудь еще».
Нечто большее, чем мы…
Но хотя Христос и не говорил людям: «Живите ради других», Он указал, что нет никакого различия между чужой и своей жизнью.
Мы рождаемся абсолютными эгоистами: нас заботят только свои потребности, свое выживание. Однако при рождении мы получаем образец идеального бескорыстия — безусловную любовь родителей.
Все мы живы сейчас по той причине, что кто-то позаботился о нас, когда мы были маленькими и беззащитными.
Работа всей нашей жизни заключается в том, чтобы перейти от этой зависимости к надежности, от принятия чужой заботы к тому, чтобы проявлять ее самим — и не только о собственных детях, если мы решили их завести, но и о других людях, об идеях, о делах, о самой справедливости.
Стоик Гиерокл изобразил это в виде нескольких концентрических кругов. Каждый человек, по его словам, рождается в их центре, в первую очередь заботясь о себе. Со временем мы расширяем круг своих забот или страстей, включая в него людей, которых мы любим, которые живут вокруг нас, которые на нас похожи. Далее, за пределами этих внутренних кругов, лежит более широкий мир — собратья по разуму, рассеянные по всему миру, окружающая среда, животные, даже будущие поколения, которых мы никогда не встретим. Гиерокл говорил, что задача философии справедливости — притягивать внешние круги к ближним, заботиться о других так же, как о самих себе.
Чем шире наши круги, чем больше наше сердце, тем лучше становится мир.
Мы должны осознать, что все мы — часть одной большой семьи, суть и природа каждого из нас имеет общее с другими.
Гиерокл писал, что совершеннейшее безумие — желать соединиться с теми, кто по природе своей не питает к нам никакого расположения, и сознательно, в величайшей степени наделять их семейными узами.
Но это прекрасное безумие, не так ли?
Красота тех, кто неустанно трудится ради лучшего будущего, кто борется и сражается за права других, кому небезразлично, как живут другие, кто находит способ любить своих врагов, кто находит способ творить добро в мире зла… Каждый удар по жестокости, каждый шаг ради порядочности облегчает следующий.
Мы должны заботиться о тех, кто не может позаботиться о нас, — и о тех, кто не заботится о нас.
Это наша ответственность.
Это наше высшее призвание.
Работа всей нашей жизни.
Часть III. Все (это одно)
Благодаря святым, которых я встречаю повсюду, лично для меня жизнь все же стоит того, чтобы жить… Под святыми я подразумеваю людей, которые ведут себя вменяемо и порядочно в обществе сумасшедших.
Существует нечто, выходящее за рамки прямоты, выходящее за рамки заботы и сострадания, — когда добро становится формой величия. В каждой культуре, в каждой традиции есть собственный вариант святого. Речь о тех, кто не просто отвечает на призыв к мужеству и справедливости, а делает это бескорыстно, с самообладанием и грацией, которые кажутся сверхчеловеческими. В них это становится чем-то святым, священным. Они принимают не только чувство «мы», содержащееся в добродетели, но и масштабную решительную связь со всеми и всем, что когда-либо жило, включая в это «мы» даже еще не родившиеся поколения. Они заботятся не только о людях и принципах, но и в равной степени обо всем. Они не просто делают то, что правильно, а поступают так даже тогда, когда это им дорого обходится, даже тогда, когда это может стоить им всего. Такие мужчины и женщины — сверхлюди? Нет, они преобразились, возвысились благодаря тому, что они привержены правильности. Так же можем преобразиться и мы… если захотим. Если посвятим себя этому.
Так любить весь мир
Удивительно, насколько значительную часть жизни Ганди — человека мира — составляла война. Действительно, почти всегда он находился в борьбе с чередой врагов, нередко непримиримых, жестоких и свирепых. В каждой битве сила Ганди казалась до невозможности несоизмеримой с мощью противника, будь то Британская империя или черствость человеческого сердца.
И все же каждый раз он выходил победителем — не просто одерживая верх, но и привлекая врагов на свою сторону. Побеждал, не занимая никаких официальных должностей, не командуя армией, не имея состояния и дохода. Он отказался даже от базовых технологий, предпочитая сражаться в одних сандалиях и набедренной повязке, подобно воинам древних времен.
Альберт Эйнштейн, который с такой легкостью находил смысл в самых неясных и сложных понятиях, мог лишь удивляться тому, что у Ганди в одиночку получалось противопоставить «жестокости Европы достоинство простого человека» и, несмотря на все препятствия, искушения и борьбу, неуклонно подниматься выше. «Грядущие поколения, — говорил он, — едва ли поверят, что по этой земле ходил такой человек из плоти и крови».
Но он ходил. И очень много.
Мохандас Карамчанд Ганди родился в 1869 году в богатой семье в Порбандаре (Индия). Он легко мог вести спокойную жизнь и заниматься провинциальной политикой.
И все же что-то внутри — как это случилось и с Буддой — побуждало его двигаться вперед. Какой-то бог взывал к нему, какой-то Кришна советовал этому Арджуне променять обыденность на путешествие героя, устремляться к чему-то великому, к чему-то, что больше его самого.
Но чтобы осуществить это предназначение, ответить на призыв, Ганди требовалось сначала победить самого себя.
Однажды учитель английского языка заметил, что во время теста Ганди неправильно написал слово. В надежде не уронить высокую оценку всего класса (и продвинуть собственную карьеру) учитель попросил мальчика списать ответ у сидящего рядом одноклассника. Ганди устоял перед предложенным искушением. Он предпочел потерпеть неудачу, нежели смошенничать и выиграть. Какова была награда? Учитель, которым он так сильно восхищался, ушел, бормоча о «глупости» своего ученика.
Ганди не родился святым — им не рождается никто. В 15 лет он украл у своего старшего брата деньги. Сколько? Для чего? Мы точно не знаем, но с течением времени его стало одолевать чувство вины. Он написал отцу, признался в своем преступлении и умолял наказать его. Отец, в то время умиравший от свища, сел на больничной койке и прочитал письмо сына. Не произнеся ни слова, он разорвал бумагу и потерял сознание. Подросток расплакался, получив отцовское прощение.
Так состоялась одна из последних их встреч. Как-то раз, когда отец был в плохом состоянии, Ганди — тогда женатый юноша — попросил дядю освободить его от обязанностей сиделки. Затем он отправился в свою спальню и занялся любовью с женой. Вскоре в дверь забарабанили: отец умер.
Ганди не успел попрощаться с ним — и ради чего? Какого-то мимолетного удовольствия? Этот факт преследовал его до конца дней. Даже много лет спустя он — не в силах оказать себе ту милость, которую почти наверняка оказал бы его отец, — будет сетовать: «Плотское желание охватило меня даже в час смерти отца… Никогда не смогу забыть и искупить это бесчестие»[190].
В любом случае утрата изменила ход жизни Ганди. В каком-то смысле она оставила на нем шрам, но в то же время его освободила. Не имея причин оставаться в Индии и отчаянно желая найти новые возможности, он отправился в Лондон изучать право. Мать выдвинула только одно условие: он должен поклясться, что за границей не прикоснется ни к вину, ни к женщинам, ни к мясу.
Он дал матери слово и не нарушил его — практически до конца своей монашеской жизни.
Так случилось, что именно Лондон стал источником его духовного пробуждения. Там, почти за 5000 миль от Индии, в возрасте 20 лет Ганди впервые прочитал «Бхагавадгиту», один из священных текстов индуистской философии. Это история о жизни воина, о том, как Кришна наставляет Арджуну. Позже Ганди неоднократно ее перечитывал. Каждое его решение, как позже указывали близкие друзья, было сознательной попыткой воплотить в жизнь послание «Бхагавадгиты». Последующая случайная встреча с одним продавцом Библии убедила Ганди уделить некоторое время основополагающему религиозному тексту Запада. В то время как большая часть Ветхого Завета показалась ему скучной, Нагорная проповедь, как он отмечал, «попала точно в сердце», а идея подставить для удара другую щеку безмерно его восхитила. Конечно, он не обратился в христианство, но стремился стать живой версией этой проповеди.
Ганди жил бедно, примерно на шиллинг в день, и поневоле выяснил, что значит максимально сократить свои потребности. Он также обнаружил, что не имеет ничего против подобного простого образа жизни, прославленного им впоследствии.
В Англии он посещал курсы ораторского мастерства. Получал хорошие отметки за учебу. Вступил в клуб вегетарианцев. Завел английских друзей. Познакомился с людьми разных религий. Встречался с феминистками и философами, с врачами, социалистами и оксфордскими учеными. Как-то Ганди рассказал двум англичанам о «Бхагавадгите», а они в ответ обучили его теософии — странной эклектичной солянке из религиозных традиций.