— Только ничего не трогай, спригган! Ничего не трогай!
Подбежав к машине времени, Гастон встал перед ней и расставил руки в стороны. Готов спорить, занятия чародейством всерьез подточили его разум. Нельзя же быть таким дерганым, в конце концов. Однажды во время утреннего бритья с ним может произойти неприятность.
— Ладно. — Я отошел от диковинного приспособления.
— Вот, сядь на стул и не шевелись. — Чародей подскочил ко мне и заставил меня приземлиться на сиденье.
— Может, его привязать? — спросила Аранна. Темпомант задумался.
— Не надо, — сказал я.
Гастон утер пот со лба и огляделся по сторонам, позабыв о том, что собирался делать. Барон и баронесса примостились на лавочке, чтобы не мешать профессионалу.
Я тоже оглядел комнату. В центре каждой из четырех стен висели какие-то круглые металлические диски, похожие на щиты, и все они были связаны между собой толстой проволокой, прикрепленной к кладке скобами. Еще один диск, самый большой, красовался на потолке. Я спросил, зачем это, но чародей, суетящийся вокруг машины, отмахнулся.
Приятно наблюдать мастера за работой. Он носится взад-вперед, вздыхает, охает, ругается, хватает то одно, то другое, с ходу отвергает идеи и выдвигает новые. Именно это Гастон Арфи и делал, удивляя меня своей неуемной энергией. Чтобы вести себя подобным образом, надо родиться в семье потомственных волшебников, не иначе.
Время от времени подскакивая ко мне с какими-то амулетами в руках, темпомант бормотал что-то, опи-
сывал вокруг моего стула круги, а потом снова бросался к машине. Он колдовал. Поначалу я подавлял зевоту, но потом стало интересно. Браслет на моей руке блокировал антимагию, и мне представилась возможность быть свидетелем настоящих чародейских манипуляций. Раньше я был лишен этого удовольствия и, надо сказать, многое потерял. Если такой спектакль с участием одного актера показать на базарной площади в ярмарочный день, отбоя от восторженной публики не будет. Гастон Арфи станет звездой всекоролев-ского масштаба. За ним начнут гоняться поклонницы, и тогда — почему нет? — он наконец подстрижет свои патлы. Или, по крайней мере, вымоет.
Через десять минут Гастон с воплем отскочил от своего аппарата и затряс правой рукой. Потом сунул в рот два обожженных пальца.
— Ай-ай, осторожней надо, — сказал я.
Темпомант смерил свою машину яростным взглядом и бросился в новую атаку. Ему удалось что-то такое сделать, пришпилить какой-то камешек хитрой формы, передвинуть причудливую сеточку и напоследок повернуть нечто вроде зеркала.
Приспособление, кажется, заработало. Раздался гул, заполнивший комнату, и стул подо мной слегка завибрировал.
— Как дела? — спросил Виртольд, которому уже надоело ждать неизвестно чего.
— Хорошо. Несмотря ни на что, отлично, — ответил Гастон, продолжая совершать вокруг пирамиды ритуальный танец. — Теперь я проведу пару-тройку тестов. Их результаты помогут мне настроить машину правильно.
— Надеюсь, это не больно, — сказал я.
Гастон вынул из мешанины деталей некую вещицу, похожую на шлем. И еще две, напоминающие наручники.
— Надевай. Это на голову, это на руки.
Я надел. Чародей закусил палец, вспоминая последовательность действий.
Крыс наверняка не одобрил бы этого маскарада. Я чувствовал себя королевой красоты, которой на макушку напялили небольшую диадемку. Служить объектом для магических испытаний я не привык и, думаю, не привыкну никогда. Это не мое. Если бы не десять процентов от Черной Кассы, я бы давно взбрыкнул и убежал отсюда.
Наручники, сделанные из какого-то неизвестного мне материала, начали светиться. Я приготовился к неприятностям. Чары, как мне говорили, очень коварны. А если к тому же они войдут в конфликт с моей природной антимагией, кто поручится, что я не приду в негодность, как все предыдущие испытуемые? Не хочу быть, по выражению Виртольда, раздавленным помидором.
Я поинтересовался у темпоманта, долго ли еще он намерен надо мной издеваться. Он не понял. По его мнению, во имя торжества великой идеи можно и потерпеть. Псь! Я терплю из-за десяти процентов и хочу, чтобы все это знали.
В тот же миг дурацкий шлем, который я надел на голову, врезал мне в череп разрядом молнии. Во всяком случае, на молнию было похоже. Она перетряхнула все содержимое моего вместилища разума, и примерно через пять секунд я понял, что меня поднимают с пола и усаживают обратно на стул.
— Живой? — спросил Виртольд тоном матери у ложа хворающего дитяти.
— Хррр… — ответил я.
Язык слушался плохо. Из ушей, хотя и не уверен, выплывали струйки дыма. Гастон стоял возле своей машины и светился. Именно светился, и я мог выдвинуть только одну гипотезу насчет его хорошего настроения: он мне отомстил. Есть типы, которые терпеть не могут, когда кто-то обдает их сарказмом. Когда ты выливаешь на них ушат своего юмора, они, вместо того чтобы по-дружески ответить, морщатся и затаивают обиду. Улучив момент, когда вы уже расслабились, они мстят. Так же Гастон Арфи. Не подозревал, что у него настолько черная душа.
— Если ты подпортил нам образец, я тебя убью, — сообщил барон темпоманту. — Имей в виду, спригган у нас один-единственный!
— Я тоже у вас один-единственный. И аппарат! Поэтому, если вашей фронде нужен результат, не мешайте мне работать своими методами.
Усатый похлопал меня по щекам. Очухавшись, я уловил запах подпаленных волос. Понаблюдав за тем, как я ощупываю свою прическу, барон едва удержался от плевка.
— Локи, ты прекратишь или нет? Вы, эльфы, все такие?
— Какие?
— Шуты гороховые?
— Ну это уж слишком. Я сейчас уйду!
— Стой, стой ты, торопыга. Шучу я. По-моему, ты ничуть не пострадал. Будь мужчиной! Бывает и хуже. Эй, чародей! Чего ты такое сотворил?
Гастон потряс лохмами.
— Всего лишь тестирование, я же сказал. Мне надо было настроить его ауру на частоту источника силы, который питает машину. Без источника она не зара-
ботает, без него не будет канала перемещения, правильнее сказать, моста. Ну и всего прочего. По мосту же спригган может идти, лишь если все параметры подогнаны верно.
— Не верь ему, Виртольд. Он собирался меня прикончить, — сказал я. — Молнию мне в башку!
— Кое-кто здесь ничего не понимает в магии.
— Конечно, он не понимает! — гавкнул барон. — Скажи одно, Гастон. Мы можем отправить его в прошлое, как хотели?
— Да. Не вижу причин откладывать.
— Нет. Сегодня мы ничего делать не будем, — покачал головой Виртольд. — Если возможно, вылазку назначим на завтрашний вечер.
— Дело ваше, господа фрондеры…
— Тише ты!
Темпомант надулся, что твой индюк, и снова принялся терзать свой агрегат. Интересное я слово услышал, и, кстати, уже во второй раз.
Фронда. Что это значит? Очень знакомое, надо заметить, но вспомнить не могу. Хотя ничего удивительного, если принять во внимание недавнее покушение на мои мозги.
— Локи, ты согласен на завтрашний вечер? Мы все подготовим, проведем последние приготовления, а наш многоуважаемый чародей сделает все так, чтобы в самый ответственный момент на нашем пути не появилось ни сучков ни задоринок! Чтобы все эти его параметры и прочая дребедень стояли на своих местах и подходили друг другу… как я не знаю что…
Я не возражал. После сегодняшнего визита в этот замок, название которого я пока даже не знаю, мне требовался отдых.
— Как прикажете, барон, — отозвался темпомант, копаясь в хитросплетениях своей машины. Фронда. Фронда. Фронда.
Это слово вертелось у меня в голове, не зная, в какой угол ткнуться. Повсюду царствовала звенящая пустота.
Надо будет спросить у кого-нибудь умного.
16
Расстались мы с баронами полюбовно, заверив друг друга в вечной любви и верности. Виртольд отвел меня в сторонку и долго тряс мою руку. Он был единственным, кто испытывал ко мне симпатию. Будучи натурой довольно-таки чувствительной, я склонялся к мысли ответить ему тем же. Кто знает, а вдруг барон и его клика преследуют благородные цели?
Меня должны были отвезти домой. Конечно, от такого предложения я не отказался. Измордованный переменами в своей жизни, я не хотел тащиться через всю Каварону пешком.
Однако, как это всегда бывает, через несколько минут на меня обрушился еще один удар. Да еще какой!
В сопровождении Виртольда — хорошо, его супруга-язва отклеилась от нас — я спустился во двор, где ожидала карета, и увидел нечто вроде передвижного цирка. Несколько всадников и три экипажа только что втиснулись в квадратное пространство и пытались устроиться в нем поудобнее. Возницы-эльфы ругались друг с другом, лошади ржали, а новая порция заговорщиков, высыпав наружу из своих коробчонок, толпилась у подножия лестницы.
Они были столь же блестящими, как те, что остались в замке на обед (на который Локи Неуловимого не пригласили). Шляпы с перьями, береты, сапоги из дорогой кожи, камзолы с рукавами-пуфами и прочие изыски аристократической моды. Натуральные выставочные петухи в количестве шести штук, да еще с такими надменными мордами, что описанию не поддаются.
Вот так, значит. Клан соратников Виртольда не ограничивался объевшейся мылом братией.
Ничего не подозревая, я улыбался. Важно было показать, что спригган здесь свой парень, часть общего дела, плоть от плоти, кровь от крови и… И тут меня будто окатили ведром ледяной воды. Очень неприятно. Жутко. От таких встреч часто случаются сердечные приступы. Это все равно что узреть привидение возле своей кровати. Посреди ночи вы тянетесь за стаканом воды, что стоит на тумбочке, а он радом — призрак.
Ни кровати, ни тумбочки, да и на дворе ясный, солнечный денек. Тем не менее я чуть не упал.
Ближе всего ко мне из этой аристократической кучки стоял разряженный в пух и прах субъект в темно-малиновом берете с пером. Его ядовито-желтые ботфорты могли заставить нервничать кого угодно, но дело было не в них. А в том, что из ботфортов вырастал не кто иной, как сам барон Заморис. Тот самый, с которым я познакомился этой ночью при весьма драматических обстоятельствах.