Все, что они могли сказать наверняка, – это то, что Джеймс Карсон в тот день был около «Дейли Гринд». Как и владельцы сотни других темных седанов. Джеймс работал неподалеку, так почему не мог съездить выпить кофе во время перерыва? Именно так заявил его адвокат. Было невозможно доказать, что я села к нему в машину.
Джеймс сказал, что никогда меня не видел, если не считать моей фотографии в газетах.
О том, что его нашли, но не арестовали, мама узнала, когда в ванной собиралась на работу, тщательно нанося подводку. Я сидела на столешнице рядом, буквально став ее тенью. За последний месяц я поняла, как мало знала о маме при жизни, хотя всегда называла ее своей «лучшей подругой». Я знала ее любимое сальвадорское блюдо – мексиканский луковый суп, и ее любимый сериал – «Номер один». Я, несомненно, любила ее, но почти ничего не знала о ней как о человеке. Все внимание всегда было сосредоточено на мне: что мне нравится, кто мои друзья, как работа, чем я хочу заниматься после университета, о чем я думаю, что читаю.
В каком-то смысле мне казалось, что я встретила ее после долгого перерыва. Например, после нескольких лет учебы в университете или, может, после того как сама стала мамой. Слушая, как она сидит на диване и разговаривает со своей лучшей подругой Лукрецией, я иногда притворялась, что она общается со мной. Особенно когда они затрагивали темы, не связанные с моим похищением и убийством.
Я узнала, что в возрасте пятнадцати лет она попробовала травку. Что отчасти радовалась моему поступлению, потому что сама бросила школу в выпускном классе. Что когда мне было шесть дней, пришла на прием к педиатру без лифчика, потому что не высыпалась. Что тайно молилась по ночам, несмотря на то что говорила Лукреции, что все еще не верит в Бога. Что хотела уехать из Айдахо. Что до сих пор часто думает о моем отце. А еще жалеет, что у нее нет других детей.
Наблюдая и слушая, я хотела сказать ей, что все еще здесь. Что в каком-то смысле, несмотря на бездну, в которую провалилась, сейчас чувствовала близость с ней.
Я больше не пыталась шептать ей на ухо по ночам, пока она спала. Не после того, что случилось в ту первую ночь. Но иногда, когда по утрам она трясущимися руками наносила подводку, а в ванной царила тишина, если не считать звука потолочного вентилятора, я разговаривала с ней. О том, по какой еде больше всего скучала. О своих любимых воспоминаниях о них с папой. Время от времени она отвечала. Но только своему отражению в зеркале, а не мне.
– Птичка Скай, помнишь, как ты научилась ползать, и я нашла тебя за унитазом с крышкой от стульчака во рту?
Я рассмеялась. И мама тоже. А потом, к своему удивлению, я обнаружила, что, покопавшись в воспоминаниях, могу вспомнить моменты, о которых она говорила. Они все были там, ясные и понятные.
– Помнишь рисунок рыбки, который ты приклеила к зеркалу в ванной, когда мне было два, пытаясь заставить меня сходить по-большому? Чтобы «покормить рыбок»? – спросила я.
Она подняла руку, в которой держала подводку, чтобы закончить макияж, и тут же ее опустила. Вокруг ее глаз появились морщинки от смеха.
– Я помню, как будучи маленькой, ты боялась садиться на горшок. Я сказала, что так ты покормишь рыбок, и ты сразу же согласилась. Я даже нарисовала тебе маленькую рыбку, чтобы ты представила все воочию. Лукреция посоветовала мне этот способ.
Через несколько дней после того, как они нашли Джеймса, детективу Киттлсону наконец удалось получить ордер на обыск синей «Киа». Уверена, если бы не постоянные звонки мамы, на это у них ушло бы еще больше времени.
Они искали кровь, отпечатки пальцев, волосы. Любые доказательства того, что я была в этой машине.
Мама радовалась такому повороту. Во мне тоже разгорелась надежда. Я трогала дверную ручку и касалась двери внутри машины. Естественно, он не мог стереть все мои следы.
Ордер был вручен во вторник утром, после того как он ушел на работу.
Я собиралась посмотреть, как все происходит. Сомневалась, что что-то увижу или смогу сделать, но где еще мне быть?
Вручение ордера было совсем не похоже на то, как это происходило в кино или по телевизору. Детектив Киттлсон и эксперт поднялись на крыльцо и вежливо постучали.
Дверь открыла женщина, вокруг нее стояли очаровательные светловолосые девочки.
Увидев стоящих на пороге офицеров, она побледнела так, словно увидела привидение. Так оно и было. Потому что я стояла прямо там, но она этого не знала.
Когда детектив Киттлсон объявил, что указано в ордере: ключи от «Киа» и сама машина, я перевела взгляд на двух маленьких девочек. В отличие от Эйприл, они совершенно не осознавали важность происходящего на их крыльце. Девочка повыше, чья светлая челка торчала под таким углом, будто она только что проснулась, переминалась с ноги на ногу, потрогала маму за ногу и указала на полицейскую машину на подъездной дорожке. Младшая переводила взгляд с мамы на сестру, с нетерпением ожидая, когда кто-нибудь объяснит ей, что происходит.
Я была настолько занята созерцанием этих троих, что даже не заметила четвертую девушку, которая стояла позади них в коридоре, пока та не шагнула вперед.
У нее были прямые каштановые волосы и большие карие глаза с очень густыми ресницами. Она была одета в вельветовый спортивный костюм бордового цвета. На вид примерно одного возраста с Эйприл. Ее сестра? Няня? Судя по выражению ее лица, можно было бы подумать, что она увидела привидение.
Оказалось, что именно так и было.
Потому что она посмотрела прямо на меня и прошептала:
– Ты мертва?
Глава 28Меган
Настоящее
Доманска прислушалась к своей интуиции.
Что было хорошо. Потому что лишь так я могла внести свою лепту, не считая того, что заставляла ее веймаранера Джоуи беспокоиться, когда подходила слишком близко.
Когда нервная официантка из ресторана «У Грейси» не смогла уверенно опознать Джеймса Карсона среди фото красивых брюнетов около тридцати лет, Доманска не сдалась.
Она терпеливо наблюдала, как худая голубоглазая женщина рассматривает каждую фотографию, а затем энергично кивает головой.
– Это может быть он. Возможно, вот этот? Помню, он был милым. А еще у него были каштановые волосы. Так что этот парень подходит. – Затем она перешла к следующей фотографии, нахмурилась и повторила сказанное ранее.
Я накричала на нее. Села на стол с фотографиями и, когда она рассматривала настоящую фотографию Джеймса, взятую из его профиля на LinkedIn, залезла ей прямо в ухо.
– Это он! Ты разговаривала с ним! Посмотри внимательнее. Это он. Вспомни.
Казалось, из-за этого она лишь занервничала еще сильнее. К тому времени как официантка вышла из полицейского участка, ее заметно трясло. Судья точно не выдал бы Доманска ордер на основании этого опознания.
И все же детектив сохраняла спокойствие. Она поблагодарила официантку за уделенное время, сложила фотографии обратно в папку и попросила своего помощника выяснить, сохранились ли в системе дорожных камер в Солт-Лейк и Сидар-Форт копии записей.
Переехав в Айдахо, Джеймс Карсон нашел себе адвоката, который набросился на Доманска и пожаловался ее начальству на то, что она якобы преследовала его клиента. Она терпеливо внесла пометку в дело, но оставила его на своем столе.
Она не собиралась пускать все на самотек.
Что вдохновило меня задержаться еще ненадолго.
Когда я не заглядывала через плечо Доманска в ее монитор или не ездила с ней на вызовы, я уходила в себя. По мере того, как дни превращались в недели, а Доманска занималась другими делами, я все больше времени проводила в воспоминаниях. За двадцать шесть лет у меня набралось множество таких моментов. Оставалось еще много миров, которые можно было исследовать и потом вернуться в страну живых. Я наслаждалась каждым из них, словно в очередной раз смотрела любимый сериал. Но становилось скучно заниматься подобным в одиночестве. Я почти постоянно думала о бабушке Рози и других умерших.
Поначалу, когда Доманска уходила вечером домой, я оставалась в полицейском участке. Он никогда не закрывался. Там всегда что-то происходило. Какое-то время мне было интересно. Я увидела много такого, чего никогда не видела и не хотела видеть. Много криков. Слез. Немного крови. Много телефонных звонков. И массу вопросов с пугающими ответами.
Впервые я поехала домой с Доманска в ту ночь, когда им позвонили из Уэст-Вэлли и сообщили, что пострадала девочка, после чего арестовали ее родителей. Я не хотела находиться в одном здании с тихим седеющим очкариком, который изнасиловал свою десятилетнюю дочь. Или с матерью, которая знала об этом. Поэтому, когда Доманска направилась к своей патрульной машине без опознавательных знаков, намереваясь поехать домой, я села рядом с ней на пассажирское сиденье.
Мне было неприятно оставаться в ее доме, когда ее там не было. Во многом потому, что Джоуи, веймаранер, гадил на ковер и лаял до тех пор, пока я не выходила на улицу.
Возвращение в конце дня домой, даже если это был чужой дом, придавало мне сил. Обычно мы разогревали в микроволновке один из тех ужинов, которые продаются по подписке на замороженную еду. Затем выводили Джоуи на прогулку (он терпел меня, если рядом была Доманска), возвращались домой и смотрели серию «Парки и зоны отдыха». Иногда к нам с ужином заходила дочь Доманска, тогда мы вместе отправлялись на прогулку, а потом ужинали.
Я часто вспоминала своих родителей. Размышляла, стоило ли мне провести свои последние дни с ними, а не с Доманска, в полицейском департаменте Солт-Лейк-Сити. Я скучала по маме и папе, но знание того, что я увижу их снова – что когда-нибудь они найдут меня в своих воспоминаниях, – удерживало меня на месте. Бабушка Рози ясно дала понять, что, приняв решение перейти в эту вселенную неизведанных воспоминаний, я уже не смогу вернуться.