– Ага, вижу! А вот эти темные мазки, что они означают?
– Лодку. Рыбачил кто-то из местных вечером.
– А когда вы уходили, лодка еще там оставалась?
– Да.
– А какое расстояние было от нее до берега?
– Ну, от берега метров двадцать пять. От того места на пляже, где я находился, метров пятьдесят или чуть меньше.
– Лодка была деревянная?
– Да, и человек на ней был немолодой. Седой совсем.
– Незнакомый?
– Разумеется. Я из бирючинцев мало кого знаю.
– Спасибо, Ярослав.
– На здоровье. Все?
– Да. Извините еще раз!
Рыбакова прикрыла дверь мастерской и побежала мимо яблонь по дорожке вниз к задней калитке.
Перед тем как выйти из сада Марковых – сплетни в Бирючинске распространялись почти со скоростью света – Валентина Васильевна внимательно посмотрела по сторонам. Прохожих не было. Она спустилась по заросшему васильками и бессмертником откосу на наезженную к старому пляжу за последние несколько лет дорогу.
Пройдя метров сорок, она свернула направо и зашагала по широкой тропе к мостику через Серебрянку. Он представлял собой три сколоченных вместе бревна с перилами. Перебравшись через беззаботно журчащий поток, Валентина Васильевна сошла с тропы и, обходя ивовую поросль, направилась в сторону Лигани.
Берег реки после паводка еще не подсох как следует – Рыбакова чувствовала, как мягко пружинит почва под ногами. Можно было запросто провалиться в ил по колено, а то и глубже. Но это был самый короткий путь к тому месту, которое больше всего сейчас интересовало Рыбакову, и добралась она к нему даже быстрее, чем рассчитывала.
У самодельной пристани на окраине Бирючинска лодок было немного: две дюралевых и шесть деревянных. Еще одна деревянная лодка лежала на берегу вверх дном. Рыбакова осмотрела их все. Рыбную чешую – и подсохшую, и почти свежую – она заметила в трех из них. Одна из плоскодонок была примкнута вместе с веслами. Вопрос: она принадлежит человеку пожилому, которому уже нелегко таскать весла, или владелец живет далеко от реки? А может, хозяин этого маломерного судна просто лентяй?
Рыбакова в ожидании появления кого-нибудь из судовладельцев провела на берегу реки почти час, прежде чем на пристани показался какой-то невысокий кряжистый мужчина лет сорока пяти. На плече у него лежали два дюралевых весла.
– Простите, а вы не скажите, чья это лодка? – спросила Рыбакова, постучав рукой по борту плоскодонки с примкнутыми веслами.
– Та?
– Да!
– Деда Ильи. А что?
– А он не сдаст ее напрокат?
– Черт его знает! Он старик вредный.
– Не скажете, где он живет?
– А вон его хата видна отсюда. Железная крыша красная, видите?
– А эти чьи? – Рыбакова указала на две лодки, в которых она заметила рыбью чешую.
– Эта Воробьевых, а та – Ивана Трунова.
– Не знаете, где их можно найти? Лодка нужна на день-два.
– Воробьевы живут через три дома от деда Ильи, на той же улице. А Иван возле церкви. Отсюда не видать. Лучше там, на месте, спросить.
– Спасибо!
– Если не дадут, можете вечером ко мне зайти. Алексей Николаевич меня зовут. Разгонов. Вон мой дом из белого кирпича под шифером. Синие ставни, видите? Я дорого не возьму.
– Спасибо!
Рыбакова стала подниматься по тропинке на крутой глинистый берег. Стоя внизу, она не думала, что задача окажется столь непростой. Когда она одолела подъем, спина у нее была мокрой от пота.
Валентина Васильевна вытерла носовым платком лицо, немного отдышалась и не спеша направилась к дому деда Ильи.
Открыв давно не крашенные ворота, она замерла, увидев в нескольких метрах от себя сколоченную из досок собачью будку. Лохматая псина, стоявшая чуть в стороне от конуры и что-то лакавшая из алюминиевой миски, подняла голову и зарычала. Она была небольшой, но рычала зловеще, показывая белые острые клыки, размерам которых мог бы позавидовать и сам Дракула.
– Ты чего?
Собака снова зарычала, но от миски то ли с супом, то ли с борщом, не отошла.
– Дед Илья! – крикнула Рыбакова.
Собака с лаем бросилась на непрошеную гостью. Ошейник передавил ей шею, и лай перешел в хрип. Собака, натянув до предела цепь, остервенело скребла землю лапами, поднимая плотные клубы пыли.
– Кого там принесло еще!
На крыльце дома появился широкоплечий небритый старик в клетчатой рубашке навыпуск и подвернутых до колен штанах. В руках он держал мокрую половую тряпку. Старик был босой.
– Здравствуйте! – сказала Рыбакова весело.
– Здорово, – пробасил хозяин. – Чего надо?
– Я хотела у вас попросить лодку напрокат. Деньги я вам сразу могу заплатить.
– Ага, а где мне потом лодку искать?
– Так, я верну!
– Ага. Верю.
– Я правда заплачу! Для верности номер телефона своего вам оставлю. Вы завтра на рыбалку не поедите?
– Утром поеду.
– А вечером?
– Вечером нет.
– А в выходные вы рыбачите?
– Собирался.
– Вы, наверное, каждые выходные рыбачите?
– С апреля по октябрь каждые. Сил хватает пока. Да заткнись ты, сучье отродье! – внезапно гаркнул старик на свою заходящуюся в лае собаку. – Видишь, с человеком разговариваю!
Собака, вздрогнув, присела и прижала к голове уши.
– Пошла вон!
Поджав хвост, с опаской поглядывая на хозяина, собака развернулась и, звеня цепью, затрусила к будке.
– А в позапрошлый понедельник вы ездили на рыбалку? Я, кажется, вас с пляжа видела.
– В позапрошлый? В предпоследний день мая, что ли? Был. Клевало, правда, плоховато. Почти ничего не привез домой. Такое со мной редко случается.
– Вы же в метрах пятидесяти от пляжа стояли?
– Да, мое там место.
– А велосипедиста не видели тем вечером в понедельник?
– Кого?
– Мужчину на велосипеде. Он через Серебрянку переехал примерно в десять часов.
– Ну, видел, кажется. Когда не клюет, только и остается природой любоваться. А причем тут велосипедист?
– А это он сказал, что дед Илья здесь в Бирючинске один из лучших рыбаков.
– Прям уж так и сказал?
– Да. И еще сказал, что у вас можно лодку напрокат взять. Я, правда, того мужчину не знаю. Вы его не знаете?
– Да я, милая, к нему и не приглядывался. Это кто-то из маслозаводских был. Он как Серебрянку переехал, сразу на тот край слободки свернул, к маслобойне.
– А мы, вот, с друзьями хотели у вас лодку взять порыбачить. Знаете что, может, вы нам рыбки продадите? Килограмма три мы купили бы? Только хорошей.
– Сейчас ничего дельного нет. Сор один. Распродал я все. Завтра в обед приходите. Обещать не обещаю, сами понимаете, но постараюсь.
– А как вас по батюшке?
– Илья Егорович.
– Я завтра в час дня к вам зайду. До свидания, Илья Егорович!
– А лодку брать передумали?
– В выходные после обеда возьмем. Хорошо? Покататься. Какие из нас рыбаки! Лучше уж мы у вас настоящей рыбы купим, чем тратить время на селявок.
– И то верно. Чего вы там без рыбацкого навыка наловите? Зря только время потратите.
– До свидания!
Рыбакова повернулась и пошла к воротам.
– Ох уж эта интеллигенция, – донеслось до нее сзади. – Семь пятниц на неделе. То лодку им, то рыбу…
Глава 40
Жарких ел гамбургер, запивая его, напоминающим по цвету деготь, крепким чаем, и рассказывал Посохину о своей поездке в Воронеж. Майор с мрачным видом крутил в руках пустую чашку, и время от времени поглядывал на старшего лейтенанта, когда слышал, по его мнению, что-то достойное внимания.
– Прибыв на место, я установил, – докладывал Жарких, – что Рябинникова Юлия Николаевна проживает в старой брежневской пятиэтажке. Это значительно облегчило поставленную передо мной задачу. Народ там, в основном, не один десяток лет живет, и слежка за соседями отработана уже досконально. Я выдал себя за помощника участкового и провел беседу с тамошними старухами. Красная папка и удостоверение на ветеранов производят неизгладимое впечатление. Помогали мне бабульки очень старательно.
– Тамошние полисмены на тебя не обидятся?
– Все нормально. Я известил кого надо.
– Участковый что-нибудь интересное тебе сообщил?
– У него на гражданку Рябинникову никакого негатива нет. Никто на нее не жаловался и в контактах с уголовным элементом наш объект не замечен. Живет она там с дочкой всего год. Квартира двухкомнатная. Находится в исключительной собственности Рябинниковой Юлии Николаевны. Перед вселением был евроремонт.
– Что еще разузнал?
– Во-первых, мужики к ней не ходят. Бабки пенсией клялись.
– Могли и прошляпить. Она не показалась мне Белоснежкой.
– Шеф, Белоснежка, замечу, крутила роман с семью гномами одновременно, а с нашей героиней дела обстоят как раз наоборот.
– Брат Гримм, давай короче. Тебе еще отчет сегодня писать. Завтра утром он должен быть уже на столе у Карельского.
– Если в сжатом виде, то одна старушенция оказалась знакома со всей семьей Квасовых: матерью, отцом, дочкой и внучкой.
– Кстати, в завещании внучка не упоминалась. Вероятно, Квасова не сомневалась в родительских чувствах дочери.
– Согласен. Идем дальше. Эта старушенция, – Жарких поставил чашку с чаем на блюдце, достал из кармана куртки телефон и нажал несколько кнопок, – Климова Надежда Ивановна, обо всех Квасовых отзывалась положительно.
Старший лейтенант положил телефон на стол и снова взялся за чашку с чаем.
– Ты про дочку погибшей давай рассказывай. И не с полным ртом, – заметил Посохин.
– Ну, что… На машине к ней никто не приезжал, домой не подвозил – во двор к ним можно легко заехать и тачку есть где поставить. С цветами и конфетами на квартиру никто из неизвестных бабкам мужчин не приходил.
– А бывший муж ее не навещал?
– За год пару раз его видели. То, что это бывший муж старухи поняли сами, поскольку он с Елизаветой по двору гулял. Рябинникова о бывшем муже ни с кем не говорила. Даже не упоминала никогда. Но, не смотря на это, по мнению бабок, она человек довольно открытый.