— Догадайтесь, кого положили в палату к отцу!
Лиззи побледнела:
— Почему он еще здесь?
— Не знаю, что-то с сахаром в крови. Не могу понять, почему они вдруг решили положить его в палату к отцу, хотя пытаюсь исправить положение. Вот такие дела. Уверена, у папы подскочит давление.
Лиззи направилась к палате.
— Подожди, Лиззи, — окликнул ее Джордж. — Мне кажется, тебе не надо туда ходить.
— Совершенно не надо, — согласилась Рут. — Он все еще угрожает выдвинуть обвинения.
Лиззи обернулась:
— Ты, блин, издеваешься?
— Как я и говорила: его слово против твоего, но у него есть свидетель, — напомнила Рут.
— Стерва, — выругалась Лиззи.
Джордж видел, к чему все идет: Гэвин будет упираться, Лиззи проглотит любую его наживку, и Мюррея хватит удар.
— Не ходи туда! — крикнул он. — Подумай об отце, Лиззи.
По лицу Лиззи вдруг разлилось выражение недоверия.
— Он собирается отправить меня в тюрьму, — с удивлением констатировала она. — Из-за него у меня будет криминальное прошлое. Просто невероятно.
Джордж был счастлив, что Рут не полезла в бутылку и не заявила что-нибудь вроде «сама виновата».
— Тебя не отправят в тюрьму, — заверила сестру Рут. — Получишь пару лет условно с испытательным сроком, и то если сукин сын действительно подаст иск. А у меня, если честно, возникло впечатление, что он просто пытается напугать тебя. Это пустые угрозы. Подожди, я еще раз попрошу медсестер перевести Гэвина в другую палату.
— Давай лучше я, — предложил Джордж.
Рут удивилась, потом сконфузилась.
— Ладно, — согласилась она.
На сестринском посту Джордж узнал, что мистера Лэнгли поместили в палату к мистеру Блэру, чтобы диабетик не подхватил инфекцию: больница маленькая, и другие палаты в этом крыле заняты заразными пациентами.
— Увы, им никуда друг от друга не деться, — развела руками медсестра. — Придется этим двоим уладить свои разногласия, что бы там между ними ни произошло.
Джордж так и передал Рут и Лиззи.
— Знаете что, — сказал он, — сходите в кафетерий или еще куда-нибудь, а я посижу с отцом. — Пускай у сестер будет возможность помириться после утренней стычки. — А я задерну занавеску между ними. Я уже имел беседу с Гэвином. Больше мне нечего ему сказать.
— Не говори ему, что Лиззи здесь и что к нам приходили из полиции, — проинструктировала его Рут. — Но можешь упомянуть, что у Лиззи есть адвокат.
Джордж устало прикрыл глаза.
— Тебе обязательно контролировать каждый шаг?
— Я понимаю значение каждого шага, — возразила Рут.
Джордж вздохнул.
— Знаю. Но ты можешь просто немного помолчать? — И, не давая Рут шанса нагрубить в ответ, он оставил своих сестер у лифта и направился в палату к отцу.
Гэвин поднял взгляд от электронной книги:
— Супер. Опять ты.
Проверяя показания мониторов, Джордж держал руку на плече Мюррея. У них с отцом не было, что называется, демонстративных родственных отношений; Мюррей обычно не стремился обниматься, разве что во время прибытия или отъезда по важным поводам. Но, будучи медбратом, Джордж знал целебную силу прикосновения и не собирался менять свои профессиональные привычки только потому, что пациентом оказался его отец. Мюррей вытянул шею:
— Я еще жив?
— Насколько я могу судить, — кивнул Джордж.
— А я? — спросил Гэвин. — Может, это все дурной сон?
Джордж не удостоил его ответом. Он придвинул стул, сел рядом с отцом и дал ему пластиковую кружку с крышкой и гофрированной на сгибе трубочкой:
— Попей.
Мюррей послушно взял в рот трубочку. Он совершал это простое действие с особым старанием, говорившим о неуверенности, необходимости сосредоточиться. Несколько капель пролилось на щетинистый подбородок, и Мюррей смахнул их, после чего вытер палец о простыню.
— Помнишь прибор для измерения давления, который есть у тебя дома? — спросил Джордж.
Мюррей кивнул.
— Хорошо. Я хочу, чтобы ты каждое утро им пользовался. И еще тебе придется носить браслет с тревожной кнопкой.
— А что это?
— Такое приспособление, чтобы ты мог подать сигнал о помощи, если упадешь.
— Хватит обращаться со мной как со стариком, — буркнул Мюррей.
— Ладно, — ответил Джордж. — Я согласен.
Он встал и задернул занавески вокруг кровати Мюррея. Хотя Гэвин все равно мог слышать их, это давало иллюзию приватности.
— Послушай, я не хочу, чтобы ты переезжал в дом престарелых, — объяснил Джордж. — Но ты должен рассуждать трезво. В случае удара помощь нужно оказать очень быстро.
— Мой дядя умер от удара, — заметил Гэвин из-за занавески.
— Я многого не прошу, — продолжал Джордж. — Только измеряй давление и носи сигнальное устройство. Тогда мы не будем волноваться. Ты ведь не хочешь, чтобы твои дети все время сидели как на иголках?
— Хорошо, — согласился Мюррей. — Но не уговаривай меня не забираться на лестницу и бросить работу в подсолнуховом поле.
— Следующей весной ты снова хочешь посадить подсолнухи? — полюбопытствовал Гэвин.
Джордж выглянул в щель между занавесками. Халат Гэвина распахнулся на груди, обнажив жесткие седые волосы.
— А ты возражаешь?
— Я просто интересуюсь подсолнухами, — ответил Гэвин.
— Тогда посмотри про них в интернете, — бросил Джордж через плечо.
— Они требуют много воды, — сказал Мюррей. — И птицы любят их клевать.
— А когда ты их сажаешь? — осведомился Гэвин.
— Когда появляется мошкара — где-то в середине мая. Высаживать надо с севера на юг, чтобы они поворачивались к востоку.
Джордж начал раздражаться и, чтобы справиться с этим чувством, спросил себя: «Что плохого в том, что два старикана хотят говорить о подсолнухах?»
— В Вермонте есть одна фирма, где из масла делают морилку, — сообщил Мюррей. — Подсолнечное масло сейчас очень востребовано, если ты интересуешься продажей.
— Нет, — ответил Гэвин. — Я хочу делать биодизельное топливо.
Джордж обернулся:
— Да? Бросишь писать?
— Нельзя сидеть за столом целый день, — пожал плечами Гэвин.
— Тогда выращивай свои подсолнухи, но информацию добывай сам! — рявкнул Джордж и резко задернул занавески.
— Я все равно слышу все, что вы говорите, — заметил Гэвин.
Джордж злился. Он намеревался подольше поговорить с отцом по поводу его здоровья, ведь теперь Мюррею волей-неволей придется его слушать. Когда, например, он последний раз делал колоноскопию? Обследовался на предмет рака кожи? Но обсуждать эти темы в присутствии Гэвина совсем не хотелось.
Внезапно Джордж ощутил, как трагически утекает время. Он еще столько всего не сказал отцу. Как сильно он его любит. Что в возрасте восьмидесяти одного года хочет быть похожим на него — активным и имеющим увлечения вроде выращивания подсолнухов. Ему хотелось спросить, каково это — войти в последнюю стадию жизни. Есть ли у Мюррея список поступков, которые обязательно нужно совершить? Боится ли он смерти? Верит ли в загробную жизнь? И главный, самый важный вопрос: как ему удалось пережить потерю жены и ребенка?
Но как задавать такие вопросы, когда рядом греет уши Гэвин?
Джордж взял отца за руку. Мюррей вздрогнул, отдернул ее, но потом успокоился и позволил сыну держать свою ладонь. Кончиками пальцев Джордж аккуратно массировал основание большого пальца на руке отца, потом перешел на тыльную сторону кисти и стал делать пальцами расслабляющие круговые движения. Он заметил, что мизинец не выпрямляется. Вероятно, артрит; Джордж не знал, что у Мюррея больные суставы. Чего еще он не знает о своем отце?
Мюррей закрыл глаза и через некоторое время повернулся и дал сыну другую руку. Джордж придвинулся ближе и стал массировать ее тоже, машинально двигая пальцами. Он вспомнил, как в детстве отец учил его держать биту и замахиваться, помнил запах отца летними вечерами — терпкий запах мускуса и джина. Теперь руки у Мюррея загрубели, пальцы стали узловатыми, и от старика шел несвежий, кислый дух.
Словно прочитав его мысли, Мюррей спросил, не может ли Джордж найти ему зубную щетку.
— И я бы не отказался от чашки кофе, — добавил он. — Если тебе удастся пронести ее потихоньку от медсестры.
— Пока тебе нельзя пить кофе, папа, — напомнил Джордж. — А щетку я достану. — Он слегка сжал плечо отца и вышел из палаты. Возможность сказать важные слова была упущена, и, хотя Джорджу очень хотелось свалить всю вину за это на Гэвина, он знал, что главная причина кроется в его сдержанности по отношению к отцу, когда дело касалось эмоций.
«Будь честнее, — велел он к себе. — Хватит ждать. Скажи Рут, что на самом деле уважаешь ее. Скажи Лиззи, что не можешь всегда стоять за нее горой. Скажи Саманте, что ты просто немного испугался».
И еще надо сказать отцу, что после его смерти трое его детей сохранят семейные узы.
Глава 14Одна и одна десятая
Никто не любит лежать в больнице. Там шумно: непрестанные звонки, колокольчики, свистки, сообщения по трансляции. Никакого уединения. Микробы. Отвратительная еда. Уколы с утра до ночи.
Тем не менее Мюррей благодарил случай за возможность попасть сюда — даже притом, что в двух шагах от него лежал Гэвин Лэнгли. Здесь он чувствовал себя защищенным от своих детей: тут они не посмеют пилить его. А также не будут ссориться в присутствии посторонних, это ведь неприлично.
К тому же здесь за ним ухаживали. Мюррей вспомнил, как после рождения Лиззи врач оставил Лиллиан в больнице подольше. Мюррей тогда еще удивился, что Лиллиан не возражала: разве ей не хочется домой, в собственную постель? Чтобы быть в кругу любящих ее людей? Она ничего не сказала ему, а Мюррей только сейчас догадался: в больнице тебе приносят завтрак, обед и ужин в постель; кто-то меняет младенцу подгузники; нет голодных ртов, которые требуют еды; нет справок от родителей, которые надо подписывать; никто тебе не помешает принять душ; можно спать, сколько хочешь.
Теперь Мюррей все понял. Это приятно: не думать, что приготовить на сегодня, и не убирать за собой. Потому что, по правде говоря, в последнее время ему стало тяжело. По временам наваливалась усталость, и было трудно, например, симулировать интерес к филе лосося, которое он купил с самыми лучшими намерениями, но пережарил, откусил пару раз и выбросил остатки в мусор. Порой его озадачивала чековая книжка. Иногда он не мог понять инструкции автоответчика: надо нажать двойку или тройку?