— Именно. Я не хочу, чтобы Лиззи вышла из этой палаты, все еще считая себя виновной в аварии.
— Ой, папа, пожалуйста, хватит, — вздохнула Лиззи.
Гэвин фыркнул и покачал головой:
— Тут, должно быть, играют роль гены. Хотя никак не возьму в толк, почему семьи постоянно хранят друг от друга всякие секреты.
Лиззи почувствовала, что все присутствующие уставились на нее.
— Смелее, детка, — сказал Гэвин.
— Да. Можешь по примеру отца вывалить на стол весь свой мусор, — проворчала Рут.
— Я не отец, — сказала Лиззи.
— Но ты что-то держишь в себе, — заметил Мюррей. — И мне было бы легче знать что именно.
Лиззи не хотела ничего рассказывать — отчасти потому, что не желала вспоминать подробности. Из-за них она чувствовала себя грязной.
— Здесь все свои, — подбодрил ее Гэвин.
— Заткнись, — ответила Лиззи. Она видела, к чему все идет: родственники просто так с нее не слезут.
— Я баловалась в машине, — произнесла она, глядя в пол. — Приставала к Дэниелу и слишком заигралась.
— То есть как? — спросила Рут.
Мурашки по коже.
— Ну хорошо. Я была на заднем сиденье, а Дэниел сидел впереди. Я все время вставала на коленки у него за спиной. Дразнила: «Дэниел и Дженнифер — тили-тили-тесто, жених и невеста». Мама говорила мне, чтобы я села на место, я садилась, а потом снова вскакивала. Вела себя как капризный ребенок. Дэниел не обращал на меня внимания. А мне хотелось, чтобы обратил. — Она замолчала.
— И что? — спросил Мюррей.
— И я засунула ему мизинец в ухо. Глубоко, — добавила она. — Как ватную палочку.
— Фу! — передернулась Рут.
— Хочешь, чтобы мне было совсем хреново? — ровно проговорила Лиззи. — Тогда продолжай осуждать меня.
— Я так понимаю, Дэниел тебе ответил, — сказал Мюррей.
— Да, — кивнула Лиззи. — Он развернулся и попытался схватить меня. И мама резко вытянула руку назад, чтобы нас разнять. Под прямым углом, как турникет. — Она пожала плечами. — Повернулась и нечаянно дернула руль, потом затормозила — а остальное вы знаете. Ну что, довольны?
— Лиззи, Лиззи, — покачал головой Мюррей. — Ты была ребенком.
— Ребенком, который никого не слушался! Не сунь я Дэниелу палец в ухо, он бы не разозлился, и мама не потеряла бы управление. Вы должны признать, что я сыграла свою роль в аварии. Верно, Рут? Ты ведь быстро делаешь выводы, так скажи мне, что я не виновата.
Рут не ответила, и Лиззи подняла глаза к потолку. Джордж дал ей бумажную салфетку.
— Ты, конечно, мешала матери вести машину, — признал Мюррей, — но все равно нельзя возлагать всю ответственность на тебя. Неужели ты терзалась этим всю жизнь? Слишком тяжелый груз для ребенка. Какой я дурак, что не рассказал вам об истинных обстоятельствах!
Лиззи взглянула на отца. Кожа у него на лице — под глазами, на щеках, под подбородком — провисла, как у шарпея. Комнату наполнил странный лилово-желтый свет, предвестник зимы, хотя стояла еще только середина сентября. Рут сунула руки под мышки, словно пытаясь согреться. Джордж сел в кресло и начал щелкать костяшками пальцев.
— Респект вам всем! — воскликнул Гэвин. — Знаете что? Я предлагаю сделать небольшой перерыв. Вообще-то я хочу попросить, — бросая салфетку в мусорную корзину, сказал он, — оставить нас с Лиззи наедине. Насколько я помню, в коридоре есть холл, там вы можете доесть свою пиццу. Дайте нам поговорить несколько минут.
— Не собираюсь я с тобой говорить, — возразила Лиззи.
Гэвин поднял брови:
— Думаю, нам нужно обсудить очень важные вопросы.
— Я уже все сказала, — отрезала Лиззи.
— Повзрослей уже! — рявкнул Гэвин. — Если ты была неуправляемой в детстве, это не значит, что надо всю жизнь вести себя как капризный ребенок.
Лиззи увидела, что Рут уже везет к кровати Мюррея кресло-каталку, и возмутилась при виде подобного предательства. Но даже отец, кажется, собирался покинуть палату, поскольку сел в кровати. Джордж позвал медсестру и попросил снять датчики с груди отца. Освободившись, Мюррей свесил ноги и, шатаясь, пересел в кресло. Потом трое Блэров направились прочь из палаты. Лиззи было поплелась за ними, но Мюррей велел ей остаться.
— Может, вы сумеете наконец разрешить свои разногласия, — бросил он через плечо. — Чтобы больше никто из членов семьи не поливал кипятком ноутбук врага.
Рассердившись на родных, Лиззи плюхнулась в кресло, в котором сидел Джордж, и сгорбилась там по-мужски, расставив колени и уперев ступни в пол. Потом скрестила руки и с вызовом взглянула на Гэвина.
— Н-да, — сказал Гэвин.
— Сам ты «н-да», — огрызнулась Лиззи.
— Конечно, услышать правду было тяжело, — начал Гэвин, — но, по-моему, тебе следует это переработать в душе, а иначе, как сказал твой отец, ты так и будешь поливать кипятком чужие ноутбуки при каждом удобном случае.
— Нечего меня опекать.
— Я и не собирался, — ответил он. — Но давай поговорим о том, что, по-моему, действительно тебя гложет.
— Ты слышал, что я сказала?
— Беда в том, что ты считаешь, будто я вынудил тебя, и потому злишься.
— Ты и вынудил! Я никогда бы на такое не пошла, если бы не ты!
Гэвин пожал плечами:
— Я только выразил свое отношение. Но я не заставлял тебя так поступать.
— Да неужели? А вот что я услышала: ты открытым текстом заявил, что слишком стар для нового отцовства. И ясно дал понять, что с моей стороны будет нечестно растить ребенка одной, поскольку ты у нас такой святой, что почувствуешь себя обязанным помогать нам и всегда будешь на меня обижен.
— Ничего подобного я не говорил.
— Но имел это в виду.
— Тогда тебе надо было спросить, что именно я имел в виду, — возразил Гэвин. — И вообще, почему ты так расстроена? У тебя раньше уже была беременность, и ты говорила, что аборт тебя нисколько не волновал.
— Мне было девятнадцать лет! А сейчас мне тридцать восемь. Ты что-нибудь слышал о том, что часики тикают?
— Чушь, у тебя еще полно времени. Знаешь, что я думаю? По-моему, ты злишься в первую очередь на себя: за то, что залетела, за тот день у водопада. И за то, что у тебя недостает силы воли игнорировать меня. Слушай, пора взять на себя ответственность. Хватит делать из меня монстра. Я просто был с тобой честен. И тебе следовало ответить мне тем же. А уже потом принимать правильное для тебя решение.
— Ты даже не видишь, каким деспотом иногда бываешь.
Гэвин с раздражением вздохнул.
— О чем я тебе и толкую: в твоем возрасте надо уметь постоять за себя.
— Лучше бы мы никогда не встречались, — бросила Лиззи.
— Ты правда так думаешь? А по-моему, мы прекрасно провели последние полтора года, — заметил Гэвин. — Это была не любовь, но мы во многом подходили друг другу. Благодаря тебе я будто помолодел, а ты благодаря мне ощущала себя востребованной.
Лиззи вспомнила, как первое время после того, как Брюс ее бросил, казалась себе пустой скорлупой. Не могла писать. Не могла преподавать. Однажды на занятии она так грубо отчитала студента за неправильное толкование фрагмента из романа Хемингуэя «И восходит солнце», что позже пришлось вызывать его к себе в кабинет и извиняться. По ночам она лежала в постели, жалела себя и думала: «У меня никогда не будет такой семьи, как у родителей». Она понимала, что неразумно упиваться такими мыслями, что наверняка она встретит другого, но в тот момент ничего не могла с собой поделать. Худший период в ее жизни.
И вот явился Гэвин, при виде которого у нее подгибались колени.
Она спросила:
— Ты правда собираешься подавать в суд?
— Ох, Элизабет, — вздохнул он, — почему ты не можешь просто признать, что пыталась окатить меня кипятком? И тогда, возможно, у меня отпадет охота сводить счеты.
— Ладно, — сдалась Лиззи, — я пыталась окатить тебя кипятком.
— Нет, скажи искренне. А ты просто повторяешь слова, не вкладывая в них смысла.
— Ой, ну что ты пристал? — простонала Лиззи. — Все произошло за долю секунды. Внезапно ты стал отбирать у меня чайник, и, может быть, у меня и появилось такое желание. Откуда мне было знать, что там кипяток?
— Вода только что вскипела! Из носика шел пар!
Разве заметишь такую мелочь в пылу ссоры?
— Так что, ты собираешься подавать иск или нет?
Гэвин пристально посмотрел на нее прищуренными глазами.
— Тягомотина судебного процесса перевесит все вероятные компенсации, которые я мог бы получить, — сказал он. — Так что нет, лично я не собираюсь выдвигать обвинения. Но это не значит, что тобой не займется полиция.
— Рут говорит, что без твоего заявления я им неинтересна.
— Ну, это их дело.
— Нет, Гэвин, все зависит от тебя. Мяч на твоей стороне. Если ты не станешь свидетельствовать против меня, не будет и расследования. Ты правда думаешь, что мне приятно говорить, будто я во всем виновата?
Гэвин стал рассматривать костяшки пальцев.
— Допускаю, что слишком остро отреагировал, когда увидел, что ты льешь кипяток на мой ноутбук.
— Я за него заплачу.
— Сто пудов.
— И все же поваренная книга испорчена. Ее восстановить нельзя.
— Ладно, мне жаль, что так случилось.
— А слова «извини» в твоем словаре нет?
— Нет, — помотал головой Гэвин. — А может, и есть. Извини, что тебе пришлось сделать аборт. Я очень об этом сожалею и хотел бы повернуть время вспять.
Он взглянул на нее из-под тяжелых век, и Лиззи увидела его кроткое лицо, которое, возможно, всегда было таким, только она отказывалась это замечать, потому что в Гэвине ее главным образом привлекало умение оставаться на два шага впереди: он выглядел умнее, добился в жизни большего. Но она ошиблась: он обыкновенный мужчина со сложным, запутанным характером. Ей с самого начала следовало получше разглядеть его.
— Спасибо, — ответила Лиззи. — Я благодарна тебе за эти слова. Не подозревала, что ты на такое способен.
— Я добрее, чем ты думаешь, — ответил он.
Врач решила оставить Мюррея в больнице до утра, чтобы понаблюдать за его состоянием, так что Рут, Лиззи и Джордж вернулись на ферму без него. Лиззи с грустью заметила, что дом словно скучает без хозяина. В самых неожиданных местах щелкало и поскрипывало. Трубы урчали. Окна звенели. Все напоминало об отсутствии отца: от разобранной кровати до пустого крючка для пальто в прихожей.