есную колонку сплетен. – Я не обвиняю в чем-либо сэра Чарлза. Что может быть нелепее? Однако срочно требуются показания некой леди… Вот в этом вы можете поспособствовать.
Мистер Твидл принял вид настолько угловатый, настолько позволяла ему анатомия.
– Мой милый Шерингем… Вы ставите меня в трудное… Эти вопросы так деликатны…
– Знаю, знаю. Но вероятно, вам известны не все факты. Если нет, они не для публикации, но я знаю, что могу положиться на ваш журналистский такт.
– Естественно, – облизнулся мистер Твидл.
Роджер кратко сообщил ему о передвижениях сэра Чарлза Хоуп-Фэрвезера в Хорсли-лодж.
– Теперь понимаете, Твидл, – продолжил он, – что в отношениях сэра Чарлза с леди нет ничего компрометирующего. Будь оно иначе, зачем бы она вообще с ним приехала? Ее присутствие для разговора с Комстоком не требовалось. Кроме того, если Миллс говорит правду и сэр Чарлз действительно просил, чтобы в машину сообщили, что он задерживается, то в тот момент сэр Чарлз не беспокоился о том, чтобы скрыть личность дамы. Сейчас-то совсем другое дело. Он не хочет, чтобы ее в это впутывали, и это галантно с его стороны. Но поведайте нам, Твидл, кто эта леди? Кто та высокая, темноволосая, худощавая дама, как мне сказали, лет тридцати, с которой сэр Чарлз мог бы благопристойно и открыто совершить загородную прогулку в автомобиле?
Улыбка мистера Твидла сделалась почти полукруглой.
– Ну-у-у, мой милый Шерингем, я взаправду… Нет, я взаправду не вижу причин, почему мне не следует раскрывать… Разумеется, строго по секрету… крошечную светскую тайну, которая скоро будет оглашена. Знающие люди шепчутся, будто сэр Чарлз Хоуп-Фэрвезер, который шесть лет назад потерял свою очаровательную супругу в жуткой авиакатастрофе, что лишила свет остроумного и сердечного майора Артура Полуилвла и изысканной леди Стьюкли, вскоре поведет к алтарю новую невесту. Упоминают имя леди Филис Долримпл, старшей дочери маркиза Кворна. Его супруга, – добавил мистер Твидл, – разумеется, урожденная Питчли.
– М-м… – протянул Роджер.
– Нет, нет, дальше я не пойду. Не стану делать вид, будто Филис Долримпл та или не та леди, какую вы ищете. Но описание… насколько его хватает… ей бы подошло.
– Большое спасибо, Твидл, – сказал Роджер. – Я знал, что именно к вам мне следует обратиться.
Встав из-за стола в углу, где беседовал со своим информатором, он потянулся за шляпой и тростью.
– Очень надеюсь, – взволнованно произнес мистер Твидл, – что вы не совершите опрометчивый поступок! И главное, прошу меня не упоминать. Мое молчание, если могу так выразиться, мой хлеб, и…
– Мой милый Твидл, из меня клещами вашего имени не вытащить. Буду сама осторожность. Я очень вам благодарен. Когда представится шанс, я сделаю столько же и для вас. Вы должны пообедать со мной как-нибудь.
– Очаровательно, очаровательно! – откликнулся тот.
– А теперь вы ведь меня простите, верно? – сказал Роджер и поспешил прочь.
Вскоре он объявился у городской резиденции маркиза Кворна на Беркли-сквер. Легко поднялся по длинной лестнице и уверенно позвонил в дверь. Ему открыл лакей.
– Леди Филис Долримпл дома? – спросил Роджер с видом человека, который не сомневается, что его примут.
– Нет, сэр, – ответил лакей, как человек, который тоже ни в чем не сомневался.
– Нет?
– Нет, сэр. Ее светлости нет дома.
– Боже мой! Это очень… Вы говорите, ее нет дома?
– Да, сэр.
– Ни для кого? – уточнил Роджер.
– Да, сэр, ни для кого.
«Ага! – подумал Роджер. – Значит, она все-таки дома».
– Могу я что-нибудь передать, сэр?
Достав из кармана блокнот, Роджер извлек листок бумаги, который оказался оборотной стороной счета от дантиста, и нахмурился:
– Сегодня ведь шестнадцатое, среда?
– Прошу прощения, сэр, ее светлость вас ожидает?
– Я думал, что ожидает. Ладно, не важно.
– Ее светлость нездорова и отменила на сегодня все встречи. Но если бы вы хотели что-нибудь передать…
– Нет, – покачал головой Роджер. – Или, может, поговорить с ее горничной… мадемуазель…
– Мадемуазель Селией?
– Конечно! С Селией.
– Какое имя мне назвать, сэр?
– Сомневаюсь, что она помнит мое имя, – ответил Роджер, – но можете сказать, что я приехал из Хорсли-лодж.
– Хорошо, сэр. Не соблаговолите ли пройти?
Чуть удивленный собственными смелостью и изобретательностью, Роджер прошел в элегантную небольшую комнату, обставленную тремя черными кубами и четырьмя трубчатыми креслами. Там он и сидел, обивая каблуки о навощенный алый пол и услаждая свой взор четырьмя алюминиевыми стенами и угловатой скульптурой современной французской школы, пока через пять минут дверь не открылась. Вошла подтянутая, некрасивая парижская горничная.
– Вы мсье Миллс, да? – спросила эта особа.
На одну мучительную и бесконечную секунду Роджер замешкался, быть ему Миллсом или нет, а потом признался, что он самый.
– Миледи говорит, вы очень добры. Она понимает, что со смертью бедного лорда Комстока все изменилось. Ей жаль, что она не может встретиться с вами сама, но у нее atroce[30] мигрень, и она просит ее извинить.
– Разумеется, разумеется, – откликнулся Роджер. – Конечно же, она очень расстроена.
– Расстроена?
– Всем этим.
– Я не понимаю. Миледи… больна.
– Сожалею, – произнес Роджер, чувствуя, что что-то упустил. – Я только хотел сказать, что убийство лорда Комстока, наверное, потрясло ее.
– Ах, это? Разумеется, для вас это тоже трагедия.
– Естественно, – согласился Роджер, вспомнив, что ему полагается быть Миллсом. – Страшный удар.
Внезапно ему пришло в голову, что горюющему Миллсу не следовало бы порхать по городу в светло-сером костюме с веселеньким галстуком.
– Именно, именно, – добавил он неопределенно. – Именно. Насколько ее светлость…
– Она вполне понимает, – заверила мадемуазель Селия.
Роджеру хотелось бы сказать то же самое, но, изображая другого человека, трудно задавать вопросы.
– Она просила передать, – продолжила мадемуазель Селия, – чтобы вы не беспокоились из-за чека, ведь не ваша вина, что из договоренности ничего не вышло.
Удивленный Роджер осторожно заметил, что ее светлость очень добра.
– Я приложил все силы, – рискнул он.
– Parfaitement, monsieur[31]. Ее светлость будет сама тактичность, она просила меня заверить вас в этом.
Роджер сказал, что премного обязан.
– Она ценит, что вы пришли, но это ведь не рискованно?
Он развел руками.
– Уже не так рискованно, когда он мертв? Но большая разница между тихим телефонным звонком в понедельник и колоколом в среду. В конце концов, если я начну рассказывать всякое… Но я-то ничего такого делать не стану!
Поразмыслив, Роджер понял, что мистеру Миллсу предлагают купить молчание мадемуазель Селии. Даже сожалея, что расстается с казначейскими билетами, он мысленно похлопал себя по плечу. Мистер Миллс – о да! Относительно мистера Миллса чутье Роджера не подвело.
Выходя из дома на Беркли-сквер, он едва не столкнулся с джентльменом в шелковом цилиндре, который несся во весь опор и извинился как-то сдавленно. Роджер узнал мрачное красивое лицо и внушительную фигуру главного партийного организатора. Что бы ни заставило леди Филис отменить все дела и встречи, оно, очевидно, не удержит за дверью сэра Чарлза Хоуп-Фэрвезера.
Роджеру не терпелось заполучить еще один маленький обрывок информации, но он опасался, что как раз его раздобыть будет непросто.
Без особой надежды он решил испробовать сначала самый простой и очевидный способ. Роджер поспешил в свой клуб, приказал подать выпуск вторничной «Таймс» и стал просматривать колонку светских новостей. И точно по волшебству, нашел искомое. Вечером в понедельник состоялся прием в доме министра иностранных дел, и среди присутствующих находились леди Филис Долримпл и сэр Чарлз Хоуп-Фэрвезер.
Вот так, думал Роджер, невероятное совпадение на две трети оказалось вовсе не совпадением. У архиепископа была договоренность – если не с лордом Комстоком, то с Миллсом. Сэр Чарлз Хоуп-Фэрвезер сказал, что о встрече не говорил. Возможно, он не уславливался, а леди? В понедельник мистер Миллс и горничная леди Филис говорили по телефону, и леди Филис знала про это. В тот же вечер леди Филис и сэр Чарлз встречались. Во вторник утром сэр Чарлз и леди, похожая на леди Филис, вместе приехали в Хорсли-лодж. В среду мистеру Миллсу сказали оставить себе чек, полученный за услуги, взяв клятву строжайшей секретности. «Договоренность», какой бы она ни являлась, утратила силу из-за смерти лорда Комстока. А итогом событий стало серьезное недомогание леди Филис и возбуждение – если судить по внешним признакам – сэра Чарлза. В чем заключалась «договоренность», оставалось загадкой, но Роджер почуял интригу, в которой сэр Чарлз был марионеткой, за чьи ниточки дергали из Хорсли-лодж и с Беркли-сквер. Но одно было ясно: Миллс снова солгал. Он знал, что приедет архиепископ, приедет сэр Чарлз, и подстроил так, чтобы они появились на месте событий. Зачем?
Оставив на время данный вопрос, он задал себе другой. Подстроил ли Миллс визит майора Литлтона?
Интуиция подсказывала: десять к одному, что да, но без толку спрашивать об этом в Скотленд-Ярде. Тогда придется вернуться к насущному вопросу: зачем Тедди Миллс подстроил это собрание врагов лорда Комстока? Внутренний голос прошептал: «Потому что собирался убить лорда Комстока и бросить подозрение на других». Что ж, подумал Роджер, возможно, мой внутренний голос прав, но есть ли у него сколько-нибудь веские доказательства? Как насчет старых добрых друзей – Способа, Мотива и Возможности, – этой зловещей «святой троицы», перед которой почтительно склоняются все авторы детективных историй?
Роджер всегда издавал мысленный стон, сталкиваясь со «святой троицей». Прежде они не раз пресекали его фантазии. Но за них придется взяться. И в конце концов, можно утешать себя, что он движется в верном направлении. Не слишком логично предполагать, будто убийства совершают архиепископы, партийные организаторы или помощники комиссара Скотленд-Ярда, зато личные секретари, как всем известно, убивают часто своих хозяев.