Кроме того, жизнь ребенка северокорейских перебежчиков в Южной Корее очень напряженная. Эти дети чувствуют, что не полностью принадлежат южнокорейскому обществу. Так как они испытывают неуверенность в себе, им трудно иметь много друзей. В Южной Корее одна из самых конкурентных систем образования, а частное образование стоит очень дорого. Северокорейские родители не могут позволить себе расходы на частное образование. Северокорейское образование отстает от южнокорейского. Северокорейские дети не могут догнать своих южнокорейских одноклассников. Так что статус людей второго сорта переходит на детей северных корейцев.
Как я сказал ранее, Южная Корея – очень удобное для проживания место. Здесь самый быстрый и лучший Интернет. Универсальные магазины есть повсюду. Еду могут доставить в любое время дня. При этом многие северокорейские перебежчики решают эмигрировать в третью страну, и причины, о которых я рассказал, являются одними из главных факторов, стоящих за этим решением.
Я переехал в Лондон. Там мне не надо беспокоиться о том, считают ли люди Северную Корею бедной страной, или неправовым государством, или злодеем в международном сообществе. В Лондоне не судят людей только на основании того, какой университет они посещали. Они не воспринимают меня как кого-то, кто представляет все северокорейское общество.
Самое важное, что Англия не настолько конкурентна, как Южная Корея. Южнокорейское конкурентное общество было адом. С этим соглашаются даже южные корейцы. Северные корейцы никогда не могли бы выиграть гонку в этом конкурентном обществе. Я, по крайней мере в Лондоне, не чувствую постоянного давления или разочарования только из-за того, что родился в Северной Корее, – того, что я не мог выбирать.
Конечно, в Лондоне очень высокая стоимость жизни. К концу месяца у меня остается мало денег, и я не могу копить на будущее. Я знаю, что, пока живу в Лондоне, я не разбогатею. Но, по крайней мере, здесь, в Лондоне, я не вынужден чувствовать неловкость за себя и место своего рождения. Южнокорейское общество слишком конкурентно. У северных корейцев мало шансов стать гражданами высшего класса или членами этого общества.
Групповое обсуждение: чего, оставшегося в Северной Корее, вам не хватает?
Наён Ко:
Я скучаю по друзьям и простодушию людей в Северной Корее. Хотя мы были бедными, мы дружили со всеми соседями и все были очень близки.
Жизнь в Южной Корее может быть обеспеченной и благополучной, но южные корейцы не такие простодушные или благожелательные, как северные. Это было самым сложным в том, чтобы начать жить заново в Южной Корее.
В Северной Корее люди по праздникам всегда делились друг с другом едой. Но южные корейцы индивидуалистичные, они не всегда знакомы с тем, кто 10 лет живет с ними по-соседству, в одном жилом доме.
Чжихюн Парк:
Больше всего я скучаю по тем временам, когда мог сидеть за столом со всей своей семьей и смеяться, даже если единственными блюдами на столе были чашка бульона и чашка риса.
Все, что я хочу, – это громко позвать своих отца, мать, сестру и брата. Если вы скажете слова «тоска», «ностальгия» и «страстное стремление», я тут же подумаю о своем доме, где остались наши воспоминания, счастье и радости.
В то время, когда я скитался по чужим странам, как бомж, в то время, когда я должен был жить под вымышленным именем, и в то время, когда я должен был жить как раб в чьем-то доме, я обращался к этим воспоминаниям и находил в них утешение.
Только благодаря этим воспоминаниям я смог пройти через все опасности на пути к свободе. Чувство тоски по дому и страстное стремление к семье всегда в моем сердце, и я стараюсь не потерять его. Сила и любовь моей семьи – вот что сделало меня тем, кем я являюсь сегодня. Я всегда держу в своем сердце уголок для этого.
Проф. Инэ Хён:
Из моей жизни в Северной Корее я больше всего скучаю по сильным связям и дружбе с людьми. Конечно, у меня есть друзья и здесь, в Южной Корее. Но это не то же самое. Сильные связи с людьми из страны, в которой я родился, кажутся особыми.
Есть еще одно: люди в социалистическом государстве не владеют собственностью. Из-за этого они более простодушные.
Сун Кён Хон:
Чего мне не хватает больше всего? Во-первых, хочу напомнить вам одну вещь. Северная Корея – тоталитарное общество, полностью игнорирующее жизнь, предпочтения и вкусы отдельного человека. Это подавляющее общество, где политика руководит индивидуальными отношениями. Так как я наслаждаюсь своей личной свободой в Южной Корее, у меня на самом деле нет никакой ностальгии по Северной Корее.
Но я, правда, скучаю по семье и друзьям, которых оставила в Северной Корее.
Се Хёк О:
Все люди хотят иметь простые и чистые воспоминания – воспоминания о родителях и, конечно, воспоминания о друзьях. Хотя это может прозвучать странно, о Северной Корее у меня больше хороших воспоминаний, чем неприятных. И хотя мне нравится жить в свободной южнокорейской экономике и иметь возможность стать богатой, я до сих пор помню то время, когда не могла жить свободно.
Но хотя на ум приходят трудные воспоминания о Северной Корее, жизнь в Южной Корее тоже непроста. Если я думаю о своем неопределенном будущем, то понимаю, что жизнь станет еще трудней. Стану ли я ненасытной? Я сказала бы, что мне нечего страстно желать, кроме семьи, так как моя семья больше для меня не существует.
Часть 9Религия и духовность
Из-за своих коммунистических корней Северная Корея официально является атеистическим государством. Но для людей, особенно в таких трудных условиях, естественно поддерживать религиозные или духовные верования. Невозможно точно знать, сколько северных корейцев принадлежат к определенной религии (это не так, как если бы вы могли пойти и провести объективное исследование), но, несомненно, есть северные корейцы, исповедующие буддизм или христианство. Еще больше верят в местные народные культовые ритуалы, известные под общим названием мусок (шаманизм).
Хотя режим не одобряет все религии, особенно активно он противостоит христианству. Есть несколько вероятных причин этого. Самая важная, должно быть, та, что христианство утверждает, что есть только один бог и все люди равны в глазах бога. В стране, где человеческое существо по имени Ким Ир Сен было обожествлено, это что-то вроде революционной идеи. Более того, христианство – западная религия и сравнительно недавно появилось в стране. Наконец, у мусока и буддизма более глубокие корни, и потому их практически невозможно истребить.
По иронии судьбы сам Ким Ир Сен рос как христианин, служа органистом в фамильной церкви в то время, когда Пхеньян был одним из самых глубоко христианских городов в мире. Есть очевидные параллели между идеологией Ким Ир Сена и христианством, как мы увидим дальше в этой главе. В каком-то смысле Ким Ир Сен многое взял из христианского учения, просто заменив бога собой!
Когда я посетил Северную Корею, меня отвезли в храм Ангукса, один из старейших сохранившихся храмов на Корейском полуострове, который был признан национальным достоянием. Очевидно, что КНДР не хочет скрывать буддистское прошлое Кореи, но в то же время она не рассматривает религию как нечто, что должно учить людей, как им жить сегодня. Есть буддистские ассоциации (и христианские ассоциации на самом деле тоже), о которых любит говорить правительство. Но очень вероятно, что это «фальшивые» организации, созданные для того, чтобы иностранцы думали, что Северная Корея предлагает свободу вероисповедания, как это официально провозглашено в государственной конституции.
Если вы спросите в Северной Корее о мусок, то скорее всего вам скажут, что это нелогичная, суеверная практика. Тем не менее мусок не исчезает. Он обладает 30 000-летней историей на полуострове – намного старше, чем само понятие «Корея». В мусоке нет моральных указаний, он касается исключительно общения с миром духов, часто с целью получить удачу или прогнать беду. В каждой деревне есть свой предсказатель, которого зовут в разгар трагедии или перед принятием важных решений, таких как выбор имени для новорожденного. Так было веками, и я могу представить, что это будет продолжаться также века спустя после исчезновения КНДР.
То же самое касается Южной Кореи. В течение многих лет южнокорейские власти тоже пытались изжить мусок, и на самом деле здесь многие также считают его чем-то иррациональным. Но так как мусок является прочно укоренившейся частью национального наследия, северные и южные корейцы всех социальных классов до сих пор находят в нем успокоение и руководство.
Северные корейцы верят в духов и привидений?
Д.Т.: Часто ответ – да. Не знаю, есть ли в мире страна, богатая или бедная, развитая или нет, где нет множества историй о привидениях и огромного количества людей, которые верят в мир духов. Несмотря на марксистское наследие КНДР, нет сомнений, что Северная Корея не является исключением.
Чжи Мин Кан:
Главенствующие принципы Северной Кореи основаны на идеологии чучхе, которая, в свою очередь, базируется на марксистском материализме. Как вы, возможно, знаете, Карл Маркс резко критиковал организованную религию, говоря, что она «опиум для народа». То есть основные принципы северокорейского социализма категорически противоречат любым религиозным верованиям и несовместимы с ними.
И хотя северокорейская конституция официально утверждает, что дает свободу вероисповедания, этой свободы попросту не существует. Поэтому мне приходилось постоянно узнавать о негативных последствиях религии, когда я рос в Северной Корее. Эти условия сделали многих северных корейцев агностиками, но некоторые совершают религиозные обряды за закрытыми дверями, часто с серьезными последствиями.
Итак, учитывая, что почитать бога в Северной Корее очень сложно, означает ли это, что мы не верим также в духов, привидений и загробную жизнь?