- Ну, черт возьми, что он там делает?
Как только директор банка поднялся и пошел звонить по телефону, оставив их одних, Давиде проскользнул в комнату, где стоял сейф. Достал записку с комбинацией цифр и принялся за дело. Не прошло и нескольких секунд, как дверца сейфа открылась. Теперь проблема была в том, чтобы найти дискеты. В телеобъектив Куадри мог видеть, как директор уже заканчивает телефонный разговор, а Давиде все еще безрезультатно продолжает шарить в сейфе.
И, наконец, находит то, что искал! Опускает все в карман и захлопывает сейф,
- Он нашел, нашел! Они у него в кармане!
Сильвия со вздохом облегчения опустилась на стул. Треви победно помахал кулаком и решительно направился к стоящему в углу синему брезентовому мешку. Позвал Куадри.
- Ну-ка, помоги мне. А ты не хотел его брать. Еще насмехался надо мной, отпускал свои дурацкие шуточки.
Сильвия с любопытством наблюдала за этой сценой.
- О чем это вы там?
Треви расстегнул «молнию» и извлек из мешка свой персональный компьютер.
- Да вот об этом!
Треви провел целый день за принтером. Эти дискеты с данными о «Сицилтекноплюсе», казалось, не поддаются расшифровке. Цифры, буквы, сокращения, даты - все было перемешано в беспорядке, в котором совершенно невозможно разобраться. Треви пытался подобрать множество различных кодов-«ключей», способных открыть доступ в систему, раз за разом менял порядок операций. Но все тщетно.
После ужина все пошли отдыхать. И в комнате, перед экраном компьютера, остался он один.
В номер на цыпочках вошла Лорелла. Она подошла к нему и положила на стол магнитофон и наушники Куадри.
- Я хочу их ему возвратить.
Треви бросил на нее рассеянный взгляд.
- Он дрыхнет в своем номере. Не знаю уж, как ему это удалось, но он уснул.
Лорелла пошла к двери. Потом остановилась и вернулась к столу. Легонько погладила магнитофон.
- Я тут кое-что записала. Некоторые свои мысли о тебе и Куадри. А также и о Сильвии с Давиде. Знаешь, я не очень-то красноречива, стесняюсь говорить.
Треви обернулся и посмотрел на нее.
- Да почему?
- Сама не знаю. Я только хотела сказать вам, что очень вас всех полюбила.
Треви протянул ей банку кока-колы. Лорелла поблагодарила его и крепко поцеловала прямо в губы.
- Я тоже пойду спать. - И исчезла.
Узкую улочку освещали редкие фонари. Сильвия смотрела на отражавшуюся в луже на мостовой зеленую светящуюся вывеску гостиницы.
- Ты совершенно не дорожишь своей жизнью. Живешь так, словно готов с ней в любую минуту расстаться.
Давиде сидел на постели. В руках у него была кассета с кинопленкой, найденной в Гармише.
- Да, может, и так. Когда убили Джорджи и всех остальных, я воспринял то, что остался жив, как величайшую несправедливость. Я не понимал, почему судьба распорядилась оставить в живых именно меня. И наверно, сделал все для того, чтобы поскорее свести счеты с жизнью. Но вот какая странность: люди, опустившиеся на самое дно, самые отчаявшиеся и самые отчаянные, словно чувствуют, что ты еще несчастнее их. И не трогают тебя. Поэтому ночью, где-нибудь в районе Сорок второй улицы или Речного порта, я мог себе преспокойно разгуливать, никого не боясь.
Сильвия присела рядом и провела рукой по его лицу. Очень нежно и ласково.
- Но все-таки нос-то тебе сломали…
Давиде улыбнулся:
- Нет, это еще в детстве, когда играл в футбол… Знаешь, по носу можно узнать о человеке уйму интересного.
Сильвия улыбнулась.
- А о чем свидетельствует мой?
Давиде повернулся к ней, легонько коснулся ее носа.
- О том, что ты выросла в богатом доме… о книжных шкафах, полных книг, об отце - адвокате или инженере, о красивых диванах, обитых тканью в больших цветах, и о няне, которую звали Анна. Или, может быть, Лина…
- Антония.
Сильвия дотронулась до его лба, потом ее пальцы спустились ко рту.
- А тут, наоборот, написано: был из молодых, да ранний.
Давиде заглянул ей в глаза. Но в это время раздался стук в дверь. Давиде пошел открыть.
Это оказался Треви. Вид у него был взволнованный, глаза сверкали,
- Мне удалось подобрать код!
Давиде и Сильвия поспешили за ним в соседнюю комнату, где уже сидел Куадри, еще не совсем проснувшийся. Треви сел за компьютер и указал на бегущие по экрану данные.
- В 1970 году «Сицилтекноплюс», который был только что создан, перевел в Ваксман-банк - в четыре приема, с небольшими перерывами - сумму в сто двадцать миллиардов лир. Но потом эти деньги куда-то исчезли и ни разу больше не фигурировали, вот что самое невероятное!
Сильвия попыталась расшифровать сменявшие друг друга на экране аббревиатуры.
- Что значит исчезли? Наверно, потом попали в какой-нибудь другой банк.
- Не знаю. У меня тут два кода - вот этот 900х и этот 300в. Первый обозначает наличные деньги. Теперь посмотрим, что за другой код.
Треви начал колдовать над вторым кодом. Компьютер через несколько секунд дал ответ.
- Вот смотрите. Все эти деньги, оказывается, вернулись. Однако сумма возросла в пять раз. Сто двадцать миллиардов превратились в шестьсот. Четыреста восемьдесят из них остались в Люксембурге, в Ваксман-банке. А сто двадцать возвратились в Италию. И все это в течение всего лишь одного года!
Давиде обернулся к Сильвии,
- Есть только один вид коммерческой деятельности, который способен так быстро увеличить капиталовложения в пять раз. Это наркотики!
Сильвия все поняла.
- Обогатились при помощи денег, ассигнованных государством. Они это сделали, воспользовавшись народными деньгами, деньгами, принадлежащими мне и тебе. А теперь, через два десятка лет, хотят проделать то же самое с фондом, выделенным на осуществление закона Респиги.
- А при чем тут кинопленка из Гармиша?
- Наверно, на ней документально запечатлено соглашение, которое Линори заключил с торговцами наркотиков в Бангкоке. Теперь нам известно вполне достаточно, пора возвращаться в Италию. Куадри, иди разбуди Лореллу.
Куадри развел руками:
- Какое там. Часа два назад я видел, как она села в такси и укатила…
Треви машинально взглянул на лежащий на столе маленький магнитофон.
- Какой же я дурак, что сразу не догадался!
Взял магнитофон, включил его. И все в молчании прослушали запись, оставленную Лореллой:
«Вы все много для меня сделали, но теперь я больше не хочу, чтобы вы продолжали беспокоиться обо мне и моем будущем. Уж сама не знаю почему, но у меня всегда было чувство, что я рождена быть бедной. И вот теперь я снова бедна. Я где-нибудь, как можно дальше отсюда, найду себе работу. И буду о вас вспоминать. Очень часто. Обнимаю вас, целую. Ах да, Треви, который очень симпатичный, целую особенно крепко…»
В эти несколько часов, которые остались до ближайшего рейса в Италию, Давиде так и не удалось уснуть, хотя он уже двое суток не смыкал глаз. Он думал о покинувшей их Лорелле, на глазах которой покончил с собой отец и которая предложила им свою помощь. Думал о том, какие странные эти дети - в конечном счете они всегда поступают наоборот - делают нечто прямо противоположное тому, чего от них ждешь. И постепенно в его памяти воскресли те короткие строки, что двадцать лет назад он отправил из Тулона:
«…Марта, любовь моя, я живу здесь в одиночестве в маленьком пансионе и думаю о тебе. Я не знаю, в чем моя ошибка, не знаю, почему меня продолжают преследовать. Знаю только, что рано или поздно они меня найдут. Однако ты должна обещать мне, должна поклясться, что никогда не расскажешь Стефано о том, что произошло. Держи его подальше от всего этого ужаса. Не надо, чтобы он рос в страхе и ненависти. Лучше говори ему, также и от моего имени, что жизнь, несмотря ни на что, прекрасна. Помнишь, как когда-то он своей маленькой ручонкой оборвал цепочку, которую я носил на шее? Так вот, та медалька, что была на цепочке, у меня, я ее бережно храню. Это единственное, что у меня осталось на память о вас. Я люблю вас. Давиде».
…Стефано в полумраке охотничьего домика на вилле Линори поднял глаза от подобранного им с пола письма,
Он никак не мог разобраться в своих чувствах, Испытывал острую жалость к отцу, которого заставили вычеркнуть из своей жизни жену и ребенка и который, чтобы спасти их, решил исчезнуть. Значит, вот как все было на самом деле…
Он взглянул на привязанную к кровати мать.
- И ты все это столько лет скрывала, держала внутри себя, никогда никому не говорила ни слова…
Марта ответила еле слышно:
- Я ведь дала ему обещание.
- Но как тебе удалось, мама? Откуда у тебя такая сила воли?
- Когда нужно, сила приходит. А мне это было необходимо делать, чтобы оградить от опасности тебя.
Стефано подполз к ней, положил голову ей на колени.
- А ты его до сих пор еще любишь?
- Как же мне его не любить, когда он твой отец.
- Значит, если бы нам удалось отсюда выбраться, ты, возможно, вновь вернулась бы к нему?
Марта погладила его по голове, как в детстве.
- Теперь прошло уже слишком много лет. Ведь мы оба тогда были совсем еще молоды, а повзрослели вдали друг от друга. И я постепенно уверила себя и привыкла к этой мысли, что его нет в живых. И в один прекрасный день, как ни странно, почувствовала, что влюблена в другого, Может, тебе этого и не понять…
- Нет, мама, понимаю. Все понимаю.
Послание
Респиги и председатель парламентской комиссии сидели на диване в небольшом зале Палаццо ден Приори. У председателя был замученный вид - он устал после целого дня непрерывных встреч с представителями муниципальных и областных властей.
- Не скрою, что я долго колебался, прежде чем пригласить вас на беседу, особенно в столь трагический момент. Но у меня такое ощущение, что мы сейчас находимся перед лицом поистине ужасающей ситуации.
Респиги посмотрел на него. Его левое веко задрожало.
- Надеюсь, я смогу помочь вам. Хотя, как вы знаете, я уже несколько лет как стою в стороне от активной политической жизни.