Спрут — страница 16 из 59

* * *

Многое зависит от человека – недаром говорится: «Терпение и труд все перетрут». Каттани долгими часами горбился над бумагами. С карандашом в руках он проверял цифры, сравнивал, выписывал даты некоторых финансовых операций. При помощи цифр, обозначавших колоссальные капиталы, он пытался проникнуть в цели манипулирующих ими людей, понять, почему одна сумма снята с банковского счета, а другая на него поступила.

Изучение финансовых документов он перемежал допросами.

– Скажите-ка, – обратился он к сидящему перед ним мужчине, – ведь еще два года назад вы были по уши в долгах. А потом вдруг покупаете себе отличное новенькое рыболовное судно, начинаете строить шестиэтажный дом, разъезжаете на «мерседесе». Объясните мне, откуда привалило такое богатство?

Допрашиваемый вертел в руках старую кепку.

– Господин комиссар, – плаксивым тоном отвечал он, – я рыбак. Днем и ночью в море ловлю рыбу.

Да, подумал комиссар, видно, рыбки, которых ты ловишь, золотые.

Этот рыбак и не подозревал, что в то время, как он вертится на стуле перед комиссаром, на его моторном баркасе идет обыск. И, в самом деле, улов у него был поистине необычайный. Альтеро, бродившего по палубе, вдруг позвал один из его полицейских.

– Идите посмотрите, что я нашел!

Полицейский, стоявший у ящиков, полных рыбы, отодвинул рукой верхний слой мелкой рыбешки, и под ней обнаружились аккуратно уложенные рядами здоровенные рыбины. Полицейский взял одну из них и продемонстрировал Альтеро: Рыба была выпотрошена и вместо внутренностей вложен целлофановый мешочек с каким-то мучнистым порошком. Это был морфин, очевидно, приготовленный к отправке в подпольные лаборатории, где его перерабатывают в героин. Другой полицейский обнаружил на носу баркаса спрятанные под обшивкой еще несколько подобных мешочков, но гораздо больших по размеру.

* * *

То, чего опасался старик прокурор, действительно начало происходить в точности так, как он и предвидел: вследствие проверок, конфискаций, закрытия стройплощадок остановилась работа некоторых предприятий, А владельцы подвергшихся проверке фирм раздували недовольство рабочих, оставшихся без заработка. Глава строительной фирмы Беллеми пошел еще дальше. Как только он учуял, что проверка коснется и его, он сразу же захлопнул ворота, оставив на улице десятки каменщиков и подсобных рабочих.

– Я не могу работать, когда у меня под ногами мешаются эти шпики! – заявил он. – Я закрываю дело навсегда и уезжаю с Сицилии.

– Но прежде чем уедете, – спросил вызвавший его к себе Каттани, – не смогли бы вы ответить на парочку интересующих меня вопросов? Вы погасили задолженность банку по предоставленному вам кредиту одним чеком на сумму в триста миллионов лир, подписанным Джельсомино[5] и с указанием о снятии со счета некоего Джузеппе Куттоне.

– Да, это мой двоюродный брат. Мы с ним компаньоны.

– Имеются два других чека: один на четыреста, другой на шестьсот миллионов. Оба подписаны все тем же таинственным Джельсомино и содержат распоряжение о зачислении этих сумм на счет Куттоне. Вы могли бы уточнить мне, кто такой этот Джельсомино?

– Я?. – пожал плечами подрядчик. – Об этом надо спросить у Куттоне.

– А он где находится?

Беллеми ответил с насмешливой улыбкой:

– Ниша в колумбарии номер девяносто семь, господин комиссар. Отдал богу душу на, прошлой неделе. – И, широко разведя руками, добавил: – Что поделать, такое невезенье!..

* * *

Только теперь Каттани начинал понимать, что имел в виду прокурор, когда сказал: «Надеюсь, что не окажу вам дурную услугу». Комиссар ощущал скрытую, но несомненную враждебность, люди держались с ним по-другому, чурались, избегали его. Постепенно, быть может неосознанно, распространялось чувство неприязни к комиссару. Кто по исконному недоверию к полиции, кто из корыстных побуждений, но, как это ни парадоксально, большинство населения города начало симпатизировать виновникам преступлений – в них видели порядочных людей, подвергшихся несправедливому преследованию.

Мальчишка-бармен, у которого он каждое утро пил кофе, в тот день подал ему чашку, чуть не швырнув в лицо. А когда Каттани положил на стойку пару монеток на чай, тот брезгливым жестом отказался от них.

– Скажи-ка, – нахмурившись, спросил комиссар, – что с тобой происходит?

– Я не желаю брать от вас чаевые.

– Почему же?

– Потому что из-за вас мой отец остался без работы. Вы велели опечатать стройплощадку, где он работал каменщиком.

Каттани счел нужным дать объяснение.

– К сожалению, эта стройка финансируется за счет доходов от торговли наркотиками.

– Наркотики, наркотики… Что ты нам морочишь голову? Ты у нас отнимаешь кусок хлеба, а вовсе не наркотики!

– Значит, по-твоему, я должен сидеть сложа руки?

– А я почем знаю? Если торговля наркотиками дает людям жить, так и ладно, не к чему ей мешать.

Комиссар понял, что продолжать этот разговор бесполезно.

* * *

Он вновь уселся за банковские документы. Сравнивал один текущий счет с другим, искал аналогий в финансовых операциях. Например, некоторые из них в точности повторялись в добрых двух десятках текущих счетов. Что это означает?

Обнаруживалось, что с текущих счетов снимались огромные суммы. Точно через четыре месяца они возвращались на. те же счета, почти удвоившись. Сравнив между собой более двадцати подобных счетов, комиссар смог установить, что деньги снимались с них в один и тот же день, а потом возвращались на все эти счета тоже одновременно – все записи имели одинаковую дату.

Когда Каттани потребовал объяснений от одного из владельцев этих счетов, то услышал в ответ: «Вы уж не сердитесь, но у меня сейчас не в порядке с головой. Врач сказал, что у меня нервное истощение и мне нельзя волноваться».

Все глубже изучая механизм этих денежных операций, комиссар установил, что все суммы, снятые с двух десятков счетов, были затем перечислены на два других счета – один на имя «Джельсомино» – Жасмина, другой на имя «Папаверо» – Мака. Используя эти два условных имени, капиталы вынимали из банка; они возвращались умноженные, четыре месяца спустя, для чего хозяева Жасмина и Мака осуществляли обратную операцию: вносили возросшие суммы и распределяли их по тем двадцати счетам, с которых их сняли.

– Насколько я понимаю, – сказал Каттани вкладчику, на имя которого был открыт один из этих странных текущих счетов, – вы позволяете использовать спешно объединенные капиталы для финансирования каких-то кратковременных сделок. Как видно, весьма прибыльных. С головокружительно высокими процентами. Быть может, я ошибаюсь?

– Дорогой доктор, – невозмутимо ответил тот, – я в этих финансовых делах совершенно не разбираюсь. Ими полностью занимается мой экономист.

– А где я могу его найти?

– К сожалению, этому экономисту не понравился наш город, и несколько дней назад он уехал. Куда-то за границу.

Было совершенно невозможно вырвать у него хоть какую-нибудь информацию. Каттани решил попытать счастья с третьим вкладчиком. Прежде всего, ему хотелось узнать, кто скрывается под красивыми именами Жасмина и Мака.

Как и ожидалось, новый вызванный стал прикидываться дурачком.

– Я ювелир и не занимаюсь политикой.

– А при чем тут политика?

– Когда дело идет об обмане, за этим всегда стоит политика, – изрек тот.

– Что ты мне пудришь мозги? – Комиссар чувствовал, как кровь ему бросилась в голову. – Смотри, не заставляй меня потерять терпение. Слушай внимательно. Жасмин и Мак снимают с твоего счета большие деньги, а потом возвращают их почти удвоенными. Что это за дела, которые позволяют за столь короткое время заработать этакие суммы?

Собеседник съежился на стуле. У него была широкая физиономия, отвисшая нижняя губа открывала желтоватые зубы. Толстые, словно распухшие, пальцы были похожи на сардельки. Проведя платком по лбу, он вытер пот. Громко пыхтел и никак не решался ответить.

– Ну же, говори! – поторопил его комиссар.

Мужчина дернулся на стуле, словно от удара. Наконец нерешительно, против воли, произнес плачущим голосом:

– Да это все банковские хитрости, господин комиссар. Я в них не разбираюсь. Все делал сам банк. Я ему полностью доверился.

– Ах, банк, – не отставал Каттани. – Значит, Равануза?

Сидящий напротив него человек не издал ни звука. Уставившись на комиссара своими темными, чуть навыкате глазами, он ограничился тем, что поднял вверх огромные руки, словно моля о пощаде.

* * *

Равануза! Куда бы ни сунулся комиссар, отовсюду вылезало это имя. Банкир поистине становился каким-то наваждением. Что бы ни происходило, он всегда оказывался в центре всего, как паук посередке сотканной им паутины. Кто же в действительности этот ловкий, беспринципный человек, столько раз попадавшийся и всегда выходивший сухим из воды?

Глядя на него, Каттани отметил, что движется он бесшумно, как кошка.

– Уважаемый комиссар, – сказал он со своей обычной холодной агрессивностью, – вы напрасно теряете время. Суммы, которыми вы так заинтересовались, это законнейшие финансовые операции, и необходимы они для того, чтобы двигать вперед туризм, жилое строительство, торговлю, сельскохозяйственную деятельность. Это живая кровь, питающая экономику нашего города.

– Экономику, насколько можно судить, поистине чудодейственную, ибо она увеличивает суммы капиталовложений, подобно тому, что Иисус Христос проделал с рыбами. Но объясните, пожалуйста, финансируемые предприятия тоже получают такие же астрономические прибыли?

– Чего не знаю, того не знаю. Спросите об этом, например, у графини Камастры. У нее строительная фирма, и она вкладывает капиталы во многие предприятия.

* * *

По своей станции Сици-ТВ Нанни Сантамария ежедневно передавал репортажи о «наделавшей столько шума операции полиции». На телеэкранах появлялись изображения лишившихся работы рабочих, толпящихся перед запертыми воротами строек. «Хватит! Пора прекратить это безобразие! – кричал в микрофон какой-то каменщик с окурком в углу рта. – Мы все тут честные люди, настоящая мафия на севере Италии!»