Каттани сунул пистолет в кобуру.
– Ты тоже заслуживаешь такого конца, – холодно произнес он.
– И не надейтесь! – ухмыльнулся мафиозо. – Я из другого теста.
– Ты той же породы. Такой же зверь, как он, – Глаза Каттани привыкли к темноте. Теперь он уже ясно различал фигуру Чиринна. – У тебя на совести самое меньшее два убийства, – продолжал комиссар, – Маринео и герцогиня Печчи-Шалойя.
Чиринна злобно дернулся.
– Это ложь!
– Я все знаю, Чиринна, тебе не выкрутиться. Титти мне рассказала все подробности.
– Ты не сможешь ничего доказать. – Чиринна задышал тяжело, с присвистом.
– Почему не смогу? – продолжал наступать на него комиссар. – Я сам буду против тебя свидетельствовать. Посмотрим, кому больше поверят.
Чиринна оперся рукой о машину. У него начали дрожать ноги.
– Тебя обделила природа, Чиринна, – с презрением сказал Каттани. – Как только игра становится слишком сложной, твои мозги начинают буксовать. Ты что, не понимаешь, что эта встреча задумана как сведение наших с тобой счетов? Тебя послали сюда с вполне определенной целью – а ты этого никак не можешь усечь! Они рассчитали так: или Чиринна избавит нас от комиссара, или комиссар освободит нас от Чиринна, который стал для нас слишком опасен.
По мере того, как до бандита постепенно доходило, в какой безвыходный тупик он себя загнал, им все сильнее овладевала паника. И он решил, что единственный путь спасения – бегство. Сломя голову он пустился наутек, надеясь скрыться в ночной тьме. Но Каттани, словно ожидал этого, тотчас бросился следом. Он накинулся на него сзади, и они, сцепившись, покатились по песку. Комиссар нанес несколько сильных ударов в лицо и в живот. Чиринна обмяк и не оказывал больше никакого сопротивления. Он только тяжело дышал и тихонько постанывал.
Каттани, поставив его на ноги, подтолкнул к машине, связал руки и ноги и, сажая на сиденье, сказал:
– Вот-то будет сюрприз для твоих дружков! Такого варианта они в своем плане не предусмотрели. Я вовсе не собираюсь отправлять тебя на тот свет. Не хочу доставлять им такого удовольствия. Нет, ты мне нужен живой. Так ты сам потащишь их за собой в пропасть.
Комиссар сел за руль «мерседеса» мафиозо и остановил машину у Центра дона Манфреди.
– Я ухожу, – сказал он священнику. – Тут в машине двое. Один – для полиции, другой – для морга.
Известие об аресте Чиринна всполошило не только Терразини и Раванузу. Сильно обеспокоен был и профессор Лаудео в Риме.
Он тотчас же позвонил Терразини. Профессор спрашивал, насколько Чиринна в курсе финансовых операций, производимых банком.
– Не слишком, – ответил Терразини.
– Не слишком? – встревожено повторил Лаудео. – Значит, кое-что ему все-таки известно. В таком случае дело принимает опасный оборот. Друзья мои, мы сидим с вами на пороховой бочке, не знаю, отдаете ли вы себе в этом отчет.
– Да, – согласился с ним адвокат, – дело хуже некуда.
– Я полагаю… – Лаудео немного, поколебался и проговорил: – Пора начать действовать.
– Мы так и сделаем…
Закончив разговор с Терразини, профессор Лаудео сразу же набрал номер Каннито.
– Я хотел успокоить вас относительно трудностей, возникших у нас на Сицилии, – сказал Лаудео. – Дело действительно приняло там довольно опасный оборот, но сейчас, как мне кажется, положение нормализуется.
– Рад это слышать, – ответил его собеседник. – И подумать только, что весь этот сумасшедший дом начался из-за Каттани. Выходит, с ним я дал маху. Если помните, ведь я рекомендовал его и вам. А он впутался в какую-то историю, погубил себя из-за женщины. Но вы уверены, что все это можно уладить?
– Можете не беспокоиться.
Чиринна уставился на приоткрывшуюся дверь своей камеры.
– К вам гости, – объявил тюремщик. Мафиозо увидел хорошо знакомое ему лицо.
– Гвоздь! – приветствовал он новенького. – Значит, и тебя замели!
Гвоздь вобрал голову в плечи и в ответ только усмехнулся. Он был похож на сатира. Это был друг детства Чиринна. Но в отличие от мафиозо, который бахвалился, что достиг солидного положения, Гвоздь был бедняк и неудачник. Со своими закрывающими уши и лоб патлами и длинными руками, которыми он непрерывно размахивал, Гвоздь походил на готовую взлететь большую птицу.
Встреча с Чиринна его, казалось, очень позабавила.
– Ах, вот ты где, старый боров, – повторял он, похлопывая приятеля по щеке и легонько тыкая в живот.
– Эй, Гвоздь, кончай! – с начальственным видом прикрикнул на него Чиринна. – За что тебя засадили?
– Остановил на улице регулировщик. Ты на своем мотоцикле, говорит, нарушаешь правила – тут одностороннее движение. Это ты кому говоришь, мне? Ну, слово за слово, и влепил я ему пару хороших затрещин.
– Ох, ты все такой же, горячая ты голова, – сказал Чиринна так, чтобы его слова прозвучали комплиментом.
Когда настало время прогулки, Чиринна и Гвоздь вместе вышли из камеры. Они смешались с толпой заключенных. Вдруг кто-то подставил ему ножку, Чиринна споткнулся и упал. Гвоздь кинулся на него, в то время как остальные сгрудились вокруг, делая вид, что вспыхнула драка. Когда все успокоились и разошлись, на земле в луже крови осталось лежать тело Чиринна. Ему нанесли десятка два ножевых ударов. Расследование этого случая было весьма коротким: пришли к заключению, что убийство произошло непреднамеренно во время случайно вспыхнувшей ссоры.
Часть вторая
Предложения комиссару
Белое здание клиники стояло на вершине холма, с которого открывался восхитительный вид на Женеву. От главного входа разбегались аллейки, вьющиеся среди идеально подстриженных пышных газонов. Наконец в Швейцарию донеслось дуновение весны, и пациенты клиники укрепляли свою нервную систему, спокойно прогуливаясь меж елей. Или же, спустившись чуть вниз по склону, сидели, лениво раскинувшись на скамейках вокруг фонтана, в большой круглой чаше которого плавали рыбки.
Паола очень полюбила этот фонтан. Она взяла мать за руку и повела ее к нему, рассказывая по дороге приснившийся ночью сон.
– Дом был маленький, – говорила она. – Как мне казалось, без окон и без дверей. Стены все закопченные. Я стояла посреди комнаты, смотрела на стены, а они превращались в людей. Меня охватил ужас, но вдруг я увидела, что распахивается окно, и бросилась из него вниз головой.
Мать нежно сжала ей руку.
– Дорогая, – сказала Эльзе, – это был сон. Теперь успокойся.
Она опустилась на скамейку, и девочка присела рядом.
– Однако, – продолжала Паола, – теперь, когда я об этом думаю, мне кажется, что это был не сон, потому что глаза у меня были открыты. Я лежала в постели, но не спала.
– Иногда ночью, в темноте, может что-то почудиться или присниться кошмар. Но сейчас ведь с тобой я, тебе нечего бояться, – успокаивала ее мать.
К ним подошел Каттани и весело поздоровался. Теперь Паола уже не испытывала страха и отвращения к отцу. Душу девочки переполняло неодолимое желание почувствовать себя надежно защищенной, и эта жажда безопасности сливалась с надеждой на окончательное примирение между родителями.
– Вы оба такие красивые, – сказала Паола. – Когда же мы снова заживем все вместе?
– Но ведь мы уже вместе, – заметил отец. Девочка уточнила:
– Нет, я говорю о том, когда же мы будем жить у себя дома?
Отец развел руками.
– Это зависит от врачей. Когда они разрешат покинуть клинику.
Девочку огорчили его слова. Она печально опустила голову, и каскад золотистых волос упал на глаза и лицо. Вдруг она резко вскочила, побежала и уселась в сторонке на траву, прислонившись к стволу дерева.
Отец хотел было подойти к ней, но Эльзе его остановила.
– Оставь ее, – сказала она. – Пусть Паола сама научится справляться с огорчениями.
В глади Женевского озера ярко отражались огни. Каттани, слегка озябший в этот прохладный вечер, стоял, прислонившись к парапету, и напряженно вглядывался в прохожих. Ему позвонили, и какой-то незнакомый голос попросил о встрече «по очень важному делу».
– Вот и я.
Перед ним стоял господин лет пятидесяти, с приятной внешностью, волнистыми волосами, небольшими усиками. Вид у него был ужасающе серьезный.
– Мое имя вам ничего не скажет, – начал незнакомец. – Но, поскольку я знаю ваше, вам следует знать и мое. Меня зовут Этторе Ферретти. Я из Рима.
– И зачем же я вам понадобился? Зачем вы так издалека приехали?
Ферретти кивнул толовой на тротуар и двинулся медленным шагом.
– Прогуляемся немножко? – предложил он. Голос у него был низкий и спокойный. Он сунул руку во внутренний карман и извлек фотографию. Показал ее Каттани: – Вам знаком этот человек?
– Ну как же, – отвечал комиссар. – Это Себастьяно Каннито.
– Да, – подтвердил Ферретти. – Он начальник отдела «Зет» секретных служб. Когда-то был вашим другом и покровителем. – Вдохнув, он повернулся к Каттани: – А как вы думаете, он не изменил своего к вам отношения?
Комиссару начала действовать на нервы эта игра в загадочные вопросы. С некоторым раздражением он проговорил:
– Я все еще не понимаю, что вам от меня нужно.
– Сейчас поймете, – сказал Ферретти и протянул другую фотографию. – А этого знаете?
– Кажется, знаю, – не сразу вспомнил Каттани. – С ним я познакомился на Сицилии. Его фамилия… если не ошибаюсь, Лаудео.
– Да, Лаудео. И какое же вы составили о нем мнение?
– Я с ним говорил только однажды. Он мне показался каким-то фанатиком, человеком, который хвастается, что в силах сдвинуть моря и горы.
– Это действительно так, – отозвался Ферретти. – Его Ассоциация – это лишь легальная вывеска, за которой скрывается очень мощная и, как я считаю, опасная организация.
– В каком смысле – опасная? – спросил Каттани.
– Видите ли, я уверен, что в эту Ассоциацию тайным образом входят очень высокопоставленные лица. Политические деятели, редакторы газет, высшие государственные чиновники, генералы, банкиры, крупные промышленники. Убежден, что членом ее состоит и ваш Друг Каннито.