о его мнению, надо строжайшим образом запретить ездить по центральным улицам.
Затем перешел к другой излюбленной таксистами теме: критике политических деятелей, которых, как он считал, пора призвать к ответу за все творящиеся в мире беды – в прошлом, настоящем и будущем.
Бордонаро не изъявил особого желания поддерживать разговор. Он отделывался односложным «да», «нет» и каким-то неопределенным мычанием, делая вид, что следит за ходом мыслей собеседника. Ему не хотелось показаться нелюбезным. Но тем не менее он ощущал, как в нем поднимается странное беспокойство, какое-то напряжение. Он смотрел на бегущие за окном машины, невысокие мирные холмы римских пригородов, на вздымающиеся тут и там по сторонам кольцевой дороги безобразные дома. Через несколько тысячелетий, подумал он, археологи будут изучать нашу нынешнюю цивилизацию по обломкам этих строений и придут к выводу, что никогда еще человек за всю свою историю не проявлял такого отсутствия вкуса…
Такси быстро скользнуло под путепровод Кассиевой дороги, миновало дороги Фламиниа, Салариа и свернуло на автостраду на Флоренцию. Сзади шел большой мощный автомобиль. Догнав такси, он с ним поравнялся. В машине сидело двое молодых людей. Тот, что сидел рядом с водителем, скосив глаза, бросил взгляд внутрь такси. Резким рывком автомобиль обогнал такси и поехал посреди автострады, по разделительной полосе. Слегка притормозив, он оказался чуть впереди такси. Вдруг парень, сидевший за рулем автомобиля, выжал до конца педаль тормоза. Послышался душераздирающий скрежет, и машина, чуть не перевернувшись и оставляя за собой на асфальте длинные следы покрышек, резко остановилась.
От шофера такси, никак не ожидавшего, что машина впереди вдруг остановится, потребовались все его мастерство и долгий опыт. Но все же столкновения избежать не удалось. Такси ударилось о правый угол багажника, описало дугу и застыло на обочине.
Таксист, хотя и слегка оглушенный, все же нашел в себе силы выйти из машины, собираясь как следует отчитать этих дорожных пиратов. Но раньше, чем он успел открыть рот, эти двое уже выскочили из автомобиля с куда более опасными намерениями. Глаза у них были налиты кровью, в руках они сжимали автоматы.
Сразу же, одной очередью, они скосили таксиста. Он откинулся назад, ударился спиной о борт своей машины и сполз на асфальт.
Бордонаро увидел, что теперь стволы автоматов направлены на него. Он застыл, словно парализованный. За эти секунды он успел осознать, что расстается с жизнью и бессилен что-нибудь сделать. Первая очередь пригвоздила его к сиденью. Вторая заставила подпрыгнуть и бросила на дверцу. Чемоданчик соскользнул и застрял между сиденьем и ногой убитого. Один из убийц его быстро подхватил. Сзади уже начал образовываться целый хвост машин.
Не теряя времени, оба киллера перескочили через заграждение и вышли на другую полосу автострады. К ним сразу же подкатила машина, забрала их и унеслась с громким ревом мотора.
Чуть более получаса спустя Каттани подъехал к автостанции у выезда на автостраду Рим – Север. Заплатил в кассу за выезд на автостраду и остановился на площадке, справа от станции. Его сразу же поразило необычное оживление. Было полно машин полиции и карабинеров. С воем сирен подъезжали все новые. Оба ряда автострады со стороны Рима были совершенно пустынны.
Каттани обратился к какому-то старшине:
– Что случилось? Дорожное происшествие?
Старшина окинул его взглядом, наполовину подозрительным, наполовину снисходительным.
– Дорожное происшествие? – произнес он. – А вы, извините, откуда свалились? Вы кто такой?
Каттани показал удостоверение.
– Я комиссар полиции.
Старшина сразу же заговорил почтительным тоном:
– Нет, господин комиссар, не дорожное происшествие. Тут была бойня. Застрелили таксиста и какого-то судейского. – Он протянул руку, возвращая удостоверение, но Каттани не замечал. Он застыл неподвижно, словно окаменев. – Господин комиссар, ваша книжечка. Что с вами? Вам плохо?
– Что? – отозвался Каттани, приходя в себя от потрясения. – Нет, нет, спасибо. Со мной все в порядке.
Садясь обратно в свою машину, он подумал: они меня опередили. Душу ему разрывали противоположные чувства: боль и горе из-за гибели еще одного товарища по работе отступали перед тоскливым отчаянием и усталостью. Он включил мотор и поехал в сторону Рима, Километра через три он увидел место расправы. Санитары укладывали на носилки тело таксиста.
Работники научно-экспертного отдела действовали четко и быстро. Один из них указал санитарам на такси, они открыли дверцы и вытащили тело зампрокурора. Одежда его была в больших пятнах крови. Каттани с трудом узнал Бордонаро: пули превратили его лицо в сплошную кровавую маску.
Кто-то дотронулся до руки комиссара. Обернувшись, он увидел Ферретти. Тот пристально, с горестным сочувствием смотрел на него. Потом спросил:
– Он должен был с вами встретиться, не так ли? Каттани кивнул:
– Да, мы назначили встречу на автостанции.
Подошел один из подчиненных Ферретти и обратился к нему, не скрывая своего удивления:
– Мы узнали, что он только что прилетел с Сицилии. Надо бы выяснить, что заставило его отправиться на такси в сторону, противоположную Риму, вместо того чтобы ехать в город.
Оба оставили его слова без внимания. Отошли на несколько шагов, и Ферретти продолжал:
– Едва я вас увидел, дорогой Каттани, я сразу же понял, куда направлялся Бордонаро. Я вас предупредил, что мы имеем дело с безжалостными и опасными людьми.
Каттани слушал с отсутствующим видом. Полиция отвела движение транспорта на другую полосу, и теперь по ней в обе стороны с грохотом медленно пополз поток машин. Регулировщики, размахивая жезлами и свистя изо всех сил, пытались рассосать образовавшийся затор.
– Но вам известно еще, увы, не все, – проговорил Ферретти. – Сегодня убили Альтеро. Он возвращался из аэропорта в Палермо, проводив Бордонаро.
Комиссар опустил голову. Сделал несколько шагов, поставил ногу на ограждение и, отвернувшись, вперил взгляд в простор полей. Потом Ферретти увидел, как он достает из кармана платок и вытирает им глаза. Немного взяв себя в руки, Каттани сказал:
– Оба они были уже слишком близки к раскрытию этого дела. Им еле успели помешать.
– Они были честные люди, и наш долг отплатить за их смерть, – проговорил Ферретти. – Неужели и сейчас вы не примете моего предложения работать вместе?
После короткого размышления Каттани ответил:
– Нет. Это были последние друзья, которые у меня оставались. Я не чувствую в себе ни сил, ни желания. Не верю в успех. Сомневаюсь, что в существующих условиях возможно бороться за правду и справедливость. Что может сделать мелкий полицейский комиссар в одиночку, если там, наверху, за ним шпионят, его оговаривают, заставляют все бросить и от всего отказаться?
Ферретти попытался его подбодрить:
– Именно для того, чтобы покончить со всей этой мерзостью, и необходима ваша помощь.
– Нет, – сухо ответил Каттани. – Вы меня извините, но я думаю, что все вы одинаковы. С головой ушли в свои грязные игры, в борьбу за власть. Сейчас моя единственная цель – спасти дочь.
– Неправда, – мягко возразил Ферретти. – Вы же оставили дочь, чтобы отправиться на встречу с Бордонаро.
– Потому что пытался спасти его. Я знал, что ему грозит опасность, и хотел предупредить, с какой стороны ждать удара. Но я опоздал. – Плотно сжав губы, он развел руками. – Что поделаешь, так получилось, – вздохнул он. – Прощайте, Ферретти.
Комиссар направился к кустарнику, делившему автостраду на две полосы движения. Он оставил свою машину по ту сторону, в «запасном» ряду. Регулировщик поднял жезл и засвистел, останавливая машины, чтобы дать ему пройти, Ферретти проводил его взглядом. Сделал несколько шагов вслед и крикнул:
– Комиссар, подумайте над этим хорошенько!
Как только Каттани пересек автостраду, колонны машин вновь сомкнулись. Комиссар не обернулся. Он поежился от свежего ветерка, словно физически ощутил горечь нового поражения.
Возвратившись в Женеву, он получил у врачей разрешение впервые вывести Паолу за ворота клиники. Они направились в луна-парк. Девочка была на седьмом небе от радости. Ей захотелось пострелять в тире, потом она пыталась выиграть золотую рыбку, бросая в цель шарики, а затем потащила отца и мать кататься на карусели.
Родители ей все разрешали и радовались, видя Паолу такой веселой и раскованной. Когда их взгляды встречались, они словно хотели сказать друг другу: кто знает, может, этот страшный кошмар уже позади?
Если они наблюдали за поведением дочери, то и она, в свою очередь, следила за ними, ловила их каждое слово, каждый жест. Она застала их врасплох неожиданным вопросом:
– Почему вы не любите друг друга?
Отец только вздохнул. Ему хотелось бы найти ответ, который звучал убедительно и обнадеживающе. Но он не сумел придумать ничего лучшего, чем банальное:
– Это неправда, что мы не любим друг друга.
Девочка не отставала:
– Тогда почему же вы никогда не поцелуетесь? – Она с недоверием уставилась на них.
Отец притянул к себе Эльзе, взял ее лицо в ладони и чмокнул в губы.
– Это неправда, – сказал он, – что мы не целуемся.
Дочь, казалось, была довольна. Она порывисто и нежно обняла их обоих. Потом ею вновь овладело чувство страха, неуверенности, и она спросила, останутся ли они навсегда вместе.
– Ну что ты все беспокоишься, – ласково ответил Каттани, пытаясь скорее кончить этот разговор. – Тебе нечего бояться. Мы сейчас вместе, будем вместе и потом. Все трое. Ну, теперь ты довольна?
Паола, утвердительно кивнув, сказала:
– Я вас обоих очень люблю.
Пока они проталкивались к выходу, девочка рассказала, что ей приснились ее бывшие одноклассницы.
– Мне очень хотелось бы к ним, – сказала она.
– Ну, конечно же, ты скоро вернешься в школу, – весело ответила мать, гладя ее по голове.