Они еще долго препирались. Карризи хватался за свою сигару, словно за дубину, которой ему хотелось бы стукнуть по башке этих велеречивых болтунов.
Он даже перестал понимать, кто именно из них говорит в этот момент. Кому принадлежит этот голос? Он зажал сигару зубами, сунул в карман зажигалку и поднялся.
– Господа, мы еще с вами увидимся, – проговорил он и направился к выходу, оставив всех остолбеневшими от неожиданности.
Наиболее обеспокоен был Сорби. От волнения у него даже дрожали руки. Схватив за плечо Терразини, он спросил:
– Что это значит?
Адвокат неопределенно развел руками.
– Хочет выиграть время. Посоветоваться с друзьями в Нью-Йорке.
– Так это дело может лопнуть. – При одной этой мысли ноги у Сорби стали ватными.
– Может лопнуть, может лопнуть, – спокойно повторил Терразини. – Может географически переместиться. Это было бы досадно. Потерянное время. Напрасные поездки.
Когда они вышли во двор виллы, они снова попали в поле зрения парня, затаившегося на вершине холма. При помощи своего телеобъектива он вновь запечатлел на пленке всех участников этого совещания.
В одном сицилийском ресторане в Риме Терразини с Карризи ели лангустов.
– Эти твои друзья, – жаловался Карризи, – слишком жадны. Пятнадцать процентов! И, кроме того, они слишком наглы. Со мной такие номера не проходят. Нет!
Терразини попытался смягчить обиду Карризи.
– Но это влиятельные люди. Ассоциация Лаудео весьма сильна. У нее везде связи.
Карризи высосал клешню лангуста.
– У нас в Америке такого не бывает. Все ясно и понятно. Как в универсаме: вот тут деньги, а тут товар. Без всяких фокусов. Поэтому я и начал новую жизнь в Америке. Я родился здесь, но мышление у меня американское.
Он взял бокал шампанского и осушил его до дна.
– Эти твои друзья скользкие, как угри. А я не ловлю угрей. Я занимаюсь бизнесом, как это вы говорите – делами.
– Да, – согласился с ним Терразини, – тут у нас ко всему примешивается политика.
– А! – Карризи рубанул рукой по воздуху. – У нас и с политическим деятелем ты говоришь в открытую. Республиканец или демократ, один черт.
– Так, значит, ты думаешь отказаться от этого вложения капитала?
– Если эти типы не перестанут морочить мне голову, то да. Мир велик, а доллары все хотят заполучить.
Терразини выдвинул другое предложение:
– А что, если мы все это обтяпаем между собой – между сицилийцами? Нам будет легче прийти к соглашению.
– Вот было бы здорово! – ответил Карризи. – И почему это Сицилия в конце войны не отделилась от Италии? Видишь ли, Терразини, я не хочу, чтобы надо мной потешались от Детройта до Лас-Вегаса. Болтунов вокруг себя я не потерплю.
– Сицилийцы умеют молчать.
Американец провел языком по зубам. И принял мгновенное решение:
– Окэй. Поговори с сицилийскими друзьями. Возьми все на себя.
– Не беспокойся, Фрэнк, – сказал Терразини, похлопав его по руке. – У нас, чтобы разрешить, важный вопрос, необходимы три вещи: женщина, журналист, который пишет по твоему заказу всякие глупости в газетах, и свой человек в секретных органах.
– И у тебя есть все эти три вещи?
– А то как же? Конечно, есть.
Двойная игра
Портье в гостинице дал Каттани ключ от его номера.
– Доктор, – проговорил он, – в баре вас ожидает один синьор.
Кто бы это мог быть? Заинтригованный, Каттани направился в бар и там обнаружил Терразини. Сидя в уголке, адвокат пил кофе.
– Извините за неожиданный визит, – сказал он. – Утром я пытался к вам дозвониться, но вас не было.
– Что-нибудь случилось? – спросил Каттани, обмениваясь с ним рукопожатием.
– Нет, нет, абсолютно ничего. Просто я пришел, чтобы поздравить вас.
– С чем же это?
Терразини открыл портфель. Извлек оттуда несколько листков и, помахав ими перед Каттани, сказал:
– Вот с этим. Это показания, которые вы дали судье в Трапани. Я высоко это ценю. Особенно потому, что вы поступили так по собственной инициативе. Настоящий дружеский жест!
«Ах ты, поганец», – подумал Каттани. И, усевшись напротив адвоката, сказал:
– Я счел это своим долгом после того, что вы для меня сделали.
– Н-да… – задумчиво отозвался Терразини. Он глядел на Каттани со странной улыбкой. – Иногда я себя спрашиваю, – сказал он, – чего может больше всего желать такой человек, как вы?
– К чему такие вопросы?
– Просто интересно, что вы ответите.
Терразини казался еще более скользким, чем всегда. Голову он склонил набок и слегка откинул назад. Он весь благоухал какими-то отвратительными духами.
– Ну что я могу сказать? – рассмеялся Каттани. – Поскольку я полицейский, то, наверно, должен желать стать начальником полиции.
Терразини по-прежнему бесстрастно смотрел на него.
– Не смейтесь. Такими вещами не шутят. Вы обладаете темпераментом и умом. Почему бы вам не стремиться занять такую должность? Необходимо лишь в нужный момент обратиться к нужным друзьям.
Каттани пытался понять, к чему он клонит. Какой тайный план вынашивает? Комиссар напряг внимание, весь напружинился. А Терразини продолжал то дружеским, то угрожающим тоном:
– Я, например, нужный вам друг. Нас с вами связывает договор о нерушимой дружбе. – Он на минутку умолк, изобразив краешком губ ледяную улыбку и показав при этом белоснежные зубы.
«Гиена», – подумал Каттани.
– Пока что не могу вам сказать больше, – продолжал Терразини, – но на Сицилии мне предстоит заняться некоторыми делами, касающимися также и вас,
Каттани подскочил от удивления.
– Также и меня?
– Разумеется. Но не волнуйтесь. Я хочу лишь знать, могу ли рассчитывать на ваше сотрудничество.
– Да, но, боюсь, вы меня переоцениваете.
– Вы что, смеетесь надо мной? – Терразини по-прежнему говорил вполголоса, но слова его падали тяжело, как камни. – Чем вы сейчас занимаетесь? Я хочу сказать, в чем состоит ваша работа?
– Буду служить в секретариате у Каннито.
– Поздравляю вас! Это самое меньшее, что Каннито. мог для вас сделать. Вот видите? А вы говорите, что я вас переоцениваю. Когда занимаешь такие должности, открывается немало возможностей быть полезным своим друзьям.
Каттани чувствовал себя точно рыба на крючке. И сделал попытку высвободиться.
– Но вы же и так очень близки с Каннито. Разве мог бы я сделать больше, чем он?
– Можете, можете. – Терразини чуть отодвинул от себя чашечку с кофе. – Каннито приходится думать слишком о многом. И он часто забывает то одно, то другое. А когда там есть такой человек, как вы… Вы меня понимаете?
Адвокат поднялся. Не спеша застегнул пиджак а, кивнув на кофе, улыбнулся: – Вы за меня заплатите?
Уже уходя, он вдруг что-то вспомнил, и вернувшись, прошептал комиссару:
– Я вам скоро позвоню. Но вы ни звука не говорите Каннито о нашем разговоре. Ему ни к чему об этом знать.
Начальник отдела «Зет» Себастьяно Каннито, с гладко прилизанными, словно приклеенными к черепу блестящими волосами, подставил свою хищную физиономию лучам горячего римского солнца. Он полулежал в спокойном кресле на террасе, беседуя с Лаудео, и маленькими глоточками потягивал из стакана ледяное питье, пахнущее мятой.
– Меня несколько беспокоит поведение этого Карризи, – проговорил Каннито. – Ой же должен понимать, что тут ему не Америка.
– Ничего, побушует и успокоится, – с надеждой сказал Лаудео. – Вот набьет себе шишек, тогда поймет, что к чему. Пусть поступает, как хочет. Когда убедится, что у него нет другого выбора, сам приползет к нам на коленях.
– А если удерет от нас?
– Мы перекроем ему все ходы и выходы. Ему некуда деться. – Лаудео растопырил указательный и средний пальцы руки на манер буквы V и, перевернув, уперся ими в подлокотник кресла. – Кавдинское ущелье![6] Вот где он у нас пройдет!
И оба рассмеялись.
Появился слуга в блоснежной куртке и доложил о приходе Каттани.
– Кажется, мы с вами уже знакомы, – приветствовал его Лаудео.
– Да, мы встречались с вами довольно давно на Сицилии.
– Жаль, что потом больше не виделись, – сказал Лаудео. – Но теперь мы будем в постоянном контакте. – Он хлопнул Каттани по плечу и, оживившись, добавил: – Вы парень что надо. Я это сразу почувствовал, как только нас познакомили.
К ним подошел Каннито со стаканом в руке.
– Ну так как, – обратился он к Каттани, – ты отбросил свои сомнения?
– Пожалуй, да.
– Вот и славно! Значит, теперь ты наш. Когда хочешь приступить к работе? Со следующей недели? Скажем, в понедельник?
– Как прикажете.
В этот момент раздался звонок входной двери. Каннито посмотрел на часы. «Пунктуален, как всегда», – проговорил он про себя. И, извинившись, ушел с террасы в комнаты, сказав, что сейчас вернется.
Лаудео, воспользовавшись его отсутствием, продолжал опутывать Каттани паутиной слащавой лести. Это был великий обольститель, наделенный каким-то таинственным магнетизмом. Он завораживал свои жертвы и, словно усыпив, хранил их, чтобы оживлять всякий раз, когда они смогут ему пригодиться.
– Вам здорово повезло, – сказал он. – Работать у Каннито – это замечательный трамплин. Вы можете сделать потрясающую карьеру.
– Надеюсь, что обладаю для этого всеми необходимыми качествами, – попытался отшутиться Каттани.
– А я в этом нисколько и не сомневаюсь: Если Каннито вам доверяет, значит, эти качества у вас наверняка есть. Ум, сдержанность, преданность… Будем поддерживать контакт, мой дорогой.
Эти последние слова еле дошли до сознания Каттани. Перед его глазами разыгрывалась сцена столь удивительная, что у него перехватило дыхание. На террасу возвратился Каннито. Он шел, дружески обвив рукой плечи нового гостя: своего заместителя Ферретти!
Что за комедию они ломают? Каттани охватили ужас и отчаяние. Ферретти – человек, предложивший ему вместе бороться за разоблачение Каннито и его дружков, – теперь приходит к нему домой в гости а чуть ли с ним не целуется. А что, если в действительности союзники не он с Ферретти, а эти двое? Если они все заодно? Если все – единый, действующий с дьявольской хитростью механизм? И если это в самом деле так, то в этом нет ничего удивительного. Удивительно другое – что он, Каттани, оказался так слеп и не мог понять этого раньше.