«Трапани, — прохрипело радио. — Станция Трапани».
Каттани протолкался к выходу. Он шагал быстро, несмотря на тяжесть чемодана. Подошел к такси. Навстречу бросился шофер, взял чемодан и положил в багажник. Комиссар дал свой прежний адрес и, нахмурившись, стал глядеть на мелькавшие за окном дома. Улицы заливал золотистый солнечный зной.
Такси миновало небольшую круглую площадь и свернуло на узкую улочку, задавленную безобразными высокими серыми домами. Каттани вспомнил, что сразу за ней, вблизи от дома, есть площадка, на которой находится бар. Он еще не завтракал и решил перекусить.
— Я сойду здесь, — сказал он таксисту.
В баре неожиданно наступила тишина. Протянув руку за кофе, Каттани случайно слегка задел локтем какого-то старика, и тот отпрянул, словно его ударили током.
Войдя в свой подъезд, Каттани, понурив голову, сел в лифт. Он ничего не хотел вокруг видеть. Каждая мелочь вызывала воспоминания, ножом пронзавшие сердце. На дверях еще была табличка с его фамилией. Он открыл дверь в квартиру, ударила волна застоявшегося воздуха.
Он распахнул все окна. Мебель стояла по своим местам, но казалась какими-то старыми ненужными ящиками. В комнате дочери со шкафа на него смотрели веселыми глазками два плюшевых клоуна. В углу лоджии он обнаружил пластиковый мешочек, полный тюбиков масляных красок — воспоминание об увлечении жены живописью.
Каттани не хотел ни о чем вспоминать. Внутри себя он ощущал пустоту. Словно только сейчас осознал, что всего за каких-то несколько месяцев жизнь его так круто изменилась. Поглядел на себя в зеркало, и ему показалось, что он лет на десять постарел. «По мне проехали катком, — подумал он. — Сплющили, как железный лом».
Под вечер неожиданно зазвонил телефон.
Он настороженно поднял трубку и несколько секунд молчал, прежде чем сказать:
— Алло.
— С благополучным возвращением!
Он узнал голос Ольги Камастры.
— А, это вы, — отозвался он. — У вас что — специальные радары, чтобы следить за мной?
Та рассмеялась.
— Вы не знаете этого города, — сказала она. — Новости здесь распространяются с фантастической быстротой. Вы приехали, чтобы здесь остаться?
— Это мое дело, — грубо ответил он. — Уж извините, но у меня нет никакого желания разговаривать. — И повесил трубку.
Через несколько минут вновь раздался звонок.
Это опять была графиня Камастра.
— Не сочтите меня назойливой, но хотелось бы с вами ненадолго увидеться. Я должна вам многое сказать.
— Вряд ли смогу вас выслушать, — сказал Каттани. — Я приехал лишь упаковать вещи и сдать их в багаж.
— Может быть, сегодня вечером вместе поужинаем? — предложила она.
— Нет. Мне не хотелось бы никуда выходить из дома, — решительно закончил он разговор.
Поужинал он двумя булочками, купленными утром в баре. В шкафчике на кухне он нашел еще плитку шокалада. Налил себе щедрую порцию виски и растянулся на диване перед телевизором. На экране мелькали сцены одной из тех американских историй, от которых без ума домохозяйки: с холодными, начищенными до блеска, как кафельные плитки, миллирдерами, их придурковатыми сыновьями и целой стаей жадных дамочек, кружащих над ними, как стервятники.
Раздался звонок у входной двери. Каттани засунул в рот последний кусочек шоколада и пошел открывать. Он думал, что это швейцар принес счета за свет и телефон.
— Добрый вечер! — приветствовала его Ольга Камастра. Лицо у нее так светилось радостью, и держалась она столь уверенно, что устоять перед ней было невозможно. Хотя Каттани не произнес ни слова, графиня вошла в прихожую.
— Даже если я вам мешаю, — сказала она, — мне все равно приятно вас видеть.
— Раз. вы — графиня, — саркастически произнес Каттани, — то я, жалкий плебей, должен вам с поклоном подчиниться.
Женщина усмехнулась.
— Ну, если вы подходите к этому т^ким образом...
А, впрочем, почему бы и нет? У нас, на Сицилии, женщина не может позволить себе прийти домой к одинокому мужчине. Если это откроется, она может поплатиться жизнью. А для меня это абсолютно возможно!. Никто мне ничего и не подумал бы сказать. Просто сочли бы капризом графини, вполне простительным грешком.
— Да, — сказал Каттани, — вы летаете высоко, это нам известно.
Он указал графине на кресло. Она села, удобно устроилась. Каттани остался стоять и спросил:
— Ну, так о чем же вам не терпелось со мной побеседовать?
Она нахмурилась и с досадой сказала:
— Ох, вы в самом деле хотите от меня поскорее избавиться! Я пришла узнать, с чего это вы вдруг решили приехать.
Каттани, не сдерживаясь, с силой хватил кулаком по столу.
— Это кто же хочет знать? Кому вы должны об этом доложить? — заорал он.
На лице у графини появилось обиженное выражение.
— Вы не должны бы меня так оскорблять, — сказала она. — Я не занимаюсь черной работой. И спросила вас лишь потому, что это интересует меня лично. А также, если позволите, из простой любезности. Кто знает, может быть, вы нуждаетесь в помощи. Ведь у нас с вами никогда не было никаких столкновений. Если могу быть чем-нибудь вам полезна, я все охотно сделаю.
Каттани взъерошил рукой волосы. Что надо этой женщине? Она ему друг? Или проникла к нему в дом, как троянский конь, чтобы окончательно его добить? Он обнаружил, что уже утратил способность разбираться в людях. Он слишком долго в себе растил недоверие к окружающим. И это сделало его чересчур осмотрительным.
— Как себя чувствует ваша дочь? — спросила графиня. Ее интерес казался искренним.
— Моя дочь, — тихо ответил Каттани, — меня покинула. Она не захотела больше жить.
— О, боже мой! — Женщина закрыла лицо рукой.
Теперь желание поговорить, поделиться испытывал он сам.
— Однажды утром, — сказал Каттани, — ее нашли в фонтане в парке клиники. Она бросилась в воду и захлебнулась.
— Нет, это невозможно! — произнесла, словно простонала, Ольга. Она поднялась с кресла. Глядя на огни за окном, добавила: — Какой ужас! Какие страшные вещи происходят в этом городе! Извините, но я поистине потрясена.
Комиссар, казалось, делал все, чтобы отогнать воспоминания. Но теперь они сразу на него навалились.
— Я не могу больше об этом говорить, — пробормотал он.
— Простите, — огорченно сказала женщина. — Было глупо с моей стороны мучить вас. расспросами.
— Здесь меня больше ничего не держит. Я вернулся только за вещами.
— Я вам верю,— проговорила графиня,— но кое-кто в городе может решить, что вы возвратились по другим причинам.
— По каким же?
— Чтобы отомстить.
— Отомстить? — удивленно повторил он. — Для, этого я не чувствую в себе силы. Чтобы мстить, надо кипеть злостью. А я перегорел. Меня доконали.
— А, кроме того, разве это имело бы смысл? — заметила графиня. — Только увеличило бы список жертв.
Каттани искоса взглянул на нее.
— Кстати, вы однажды попытались внести в этот список меня.
— Вам этого не понять, — ответила со вздохом Ольга. — В тот раз я не могла поступить иначе. Они спросили, на какой машине вы ко мне приезжали. Я видела ваш фургончик, и мне пришлось это сказать.
Она сделала несколько шагов, ломая пальцы. Потом продолжала:
— Я знаю, это было низко и жестоко. Но у меня не было выбора. Если бы я промолчала, мне бы не выйти живой из той комнаты. — Впервые за все время, что Каттани знал эту железную женщину, она была готова вот-вот расплакаться. — Вы себе даже не можете представить, какой террор царит в этом городе.
— Да ладно, — сказал комиссар, — чего уж там теперь говорить... Вам совершенно ни к чему передо мной оправдываться.
Она внимательно на него посмотрела.
— Я не пытаюсь оправдываться, я лишь хочу, чтобы вы меня поняли.
— Поняли, поняли... Почему я должен вечно стараться кого-то понять, кого-то оправдывать?
У графини стоял ком в горле. Она провела пальцем по спинке стула и с трудом проговорила:
— Наверно, мне не следовало сюда приходить. Я надеялась встретиться с человеком, которым восхищаюсь и которого глубоко уважаю. А вы видите во мне врага, равняете с такими людьми, как Равануза и Терразини.
Взяв сумочку, она решительно направилась к двери.
— Извините за вторжение, — сухо сказала она на прощание.
Каттани, прислушиваясь, стоял за дверью, и до него доносился лишь все удаляющийся стук каблучков графини, стремительно сбегавшей вниз. по лестнице. Теперь он жалел, что она ушла. При мысли, что, наверное, он уже никогда ее больше не увидит, на лице его отразилось огорчение.
Терразини созвал новое деловое совещание в закрытой для посторонних небольшой гостиной Клуба интеллигенции. На этот раз он ограничился приглашением всего троих. Они сидели вокруг большого круглого стола. Среди присутствующих не было графини Камастры.
Словно продолжая прерванный разговор, адвокат начал свою речь с «итак». Он постучал по столу пачечкой листков со своими записями и обвел взглядом собравшихся, задерживаясь на лице каждого, призывая к вниманию.
— Итак, мой друг Фрэнк Карризи очень вас благодарит за поддержку его проекта. Теперь нам остается лишь выбрать, через какой банк осуществлять нашу операцию. — Он несколько секунд помолчал. — Вы, наверно, помните доктора Николу Сорби. Несколько лет назад он покинул наш город и перебрался на материк. Он работает в Риме, и его банк пользуется отличной репутацией.
Адвоката Терразини перебил седой как. лунь старец со слегка трясущимися руками:
— Мы все прекрасно знаем доктора Сорби... Но что стряслось с Раванузой? Я слышал, он отправил дочь с зятем в Бразилию.
Терразини выпятил нижнюю губу.
— Бедняжка, — произнес он. — Равануза сидит взаперти у себя дома. Я пробовал вытащить его, но тщетно. Говорит, что болен, не может ходить.
Лица присутствующих приняли соответствующее выражение участия и даже сострадания, и все воскликнули чуть ли не хором:
— Вот бедняга, какая жалость!
— Такова жизнь, — вздохнул Терразини. — Нам придется с этим смириться. С Раванузой дело плохо, но его банк должен быть спасен — ведь ему-то принадлежит важная социальная роль.