Медленно, почти ритуально, он повернул морду Умки к своему лицу. Его пальцы дрожали — не от страха, а от адреналина открытия.
Крас глубоко вздохнул, его пальцы непроизвольно сжали густую шерсть на загривке Умки. В пещере воцарилась тишина, нарушаемая лишь мерным потрескиванием кристаллов хола.
— Зверюга моя… — его голос звучал непривычно мягко, почти нежно, — за этот месяц ты стала мне… чем-то вроде пушистого ангела-хранителя. Да и ты, кажется, ко мне привязалась.
Умка приподняла голову, её тёмные глаза-бусины внимательно изучали лицо хозяина. В них читалось недоверчивое: «К чему это он?»
— Чёрт, — Крас нервно рассмеялся, — звучит, будто я делаю предложение руки и сердца. Хотя по факту… я предлагаю нечто куда более интимное.
Медведица насторожилась, уловив изменение в его тоне. Её ноздри дрогнули, улавливая запах адреналина, исходящий от человека.
— Короче, я хочу кое-что попробовать. Но тебе это не понравится. Очень. Я постараюсь смягчить эффект, но… — он замолчал, глядя куда-то поверх её головы.
Внезапно его глаза вспыхнули неестественным голубым светом — тем самым, что видели они оба у существ в пустоши.
— Видишь ли, когда те энергетические уроды напали на тебя, они не просто пили твою силу. Они занимались морфизмом — кражей сущностных паттернов. — Его руки начали излучать тот же зловещий голубоватый свет. — А у тебя есть кое-что бесценное… природный детектор ловушек нулевого давления.
— Я знаю, что ты помнишь этот ужас. И мне придётся… ненадолго стать таким же монстром. Но обещаю — я верну тебе всё до капли. Каждую искру. И даже приумножу в будущем. Доверься мне в последний раз…
После этих слов Умка резко вскочила, как будто её ударило током. Её массивное тело метнулось в сторону, и она начала нервно вышагивать по пещере, оставляя глубокие царапины когтями на каменном полу. Глухое рычание, больше похожее на стон, вырывалось из её глотки — звук, полный животного ужаса и предательства.
Крас стоял неподвижно, ощущая через их связь всю гамму её эмоций. Это было не просто нежелание — это был первобытный страх, тот самый, что она испытала, когда энергетический монстр высасывал из неё жизнь. Воспоминания нахлынули волной: леденящее ощущение пустоты, словно тебя разбирают по кусочкам, оставляя лишь холодную, дрожащую оболочку. Но вспомнив, как он поглощал остатки белых медведей и с их помощью лечил Кожи, а потом впадал в ярость от перенятого остаточного гнева диких зверей, герой понял, что таким образом сможет перенять и нечто полезное.
Крас медленно выдохнул, сжимая и разжимая пальцы. В его голосе появилась непривычная нота — не злость, а усталое понимание.
— Ладно, дурында. Если ты скажешь «нет» — забью. Поняла? Не буду упрашивать. Вот только… — он ткнул себя пальцем в висок, — тут у меня инстинкты воют, будто без этой фишки мы оба скоро будем гнить в какой-нибудь ледяной ловушке.
Умка прижала уши, её ноздри дрожали, улавливая запах его пота — страх, решимость и что-то ещё, от чего в животе становилось холодно.
— Я б мог, конечно… — Крас цинично хмыкнул, — вмазать тебе снотворного из запасов и выдрать эту способность, как гнилой зуб. Но тогда, выходит, я ничем не лучше тех светящихся уродов, да? А ещё… есть мёрзкий нюанс. Когда я жру чужую суть — сам становлюсь ненадолго тем, кого сожрал. — На лице появилась кривая ухмылка. — Ну типа, есть шанс, что я бухнусь в медвежью ярость и… — он сделал резкий жест рукой, — разнесу тебя в фарш, даже не осознав этого.
Воцарилась тишина. Только тяжёлое дыхание Умки нарушало её.
— Хрень получается, да? — внезапно рассмеялся Крас, но в смехе не было веселья. — Рискованно, жестоко, да и ты, похоже, не в восторге. Может, и правда — накуй эту авантюру?
Но в его глазах, всё ещё светящихся остаточным голубым отблеском, читалось другое — он уже знал ответ. И Умка, кажется, тоже.
Умка сделала шаг вперёд — массивный, властный, заставляя Краса инстинктивно откинуться назад. На мгновение их взгляды сошлись на одном уровне: её тёмные, как полярная ночь, глаза, полные необъяснимой мудрости, и его — человеческие, с горящими в глубине голубыми искрами морфизма.
Затем — резкий толчок лапой. Не сильный, но достаточно неожиданный, чтобы Крас шлёпнулся на задницу с комичным выражением лица.
— Ой пля… — вырвалось у него, пока он потирал ушибленную часть тела. — Вот же сучка…
Но прежде чем он успел разозлиться или что-то понять, Умка уже легла рядом, с громким «бух» опустив свою голову ему на колени. Тяжёлая, тёплая, пахнущая снегом и кровью. Крас замер, осознавая.
— А… значит так, да? — он медленно провёл рукой по её шерсти, чувствуя, как под пальцами дрожит мощное тело. — То есть ты сначала меня валишь, а потом соглашаешься? Классный способ, надо запомнить.
Но шутка звучала слишком мягко, потому что где-то глубоко внутри он понял: это не просто согласие. Это доверие, которое даже страх перед болью не смог перевесить. И теперь он обязан его оправдать. Крас глубоко вздохнул, его пальцы дрожали, когда он погрузил их в густую шерсть Умки. Голубоватые энергетические нити уже начинали пульсировать у него на кончиках пальцев, готовые к опасному соединению.
— Спасибо, — прошептал он, и в этом слове был весь их месяц доверия, все спасённые друг другом жизни. — Я этого не забуду.
Он наклонился ближе, пока их лбы почти не соприкоснулись. Его голос стал тихим, почти гипнотическим:
— Сейчас тебе нужно сосредоточиться. Вспомни, что ты чувствуешь, когда приближается область нулевого давления… — Его глаза вспыхнули ярче. — Этот холод в животе, эту дрожь в лапах. Я буду считать каждую твою эмоцию, каждый инстинктивный импульс. Чем сильнее ты будешь сопротивляться, тем дольше и болезненнее это будет. Доверься мне… полностью.
Затем он добавил с кривой ухмылкой:
— И если я вдруг начну орать медвежьи ругательства или попытаюсь тебя задушить… — его голос стал твёрдым, — бей без раздумий. В голову. Сильно. Лучше вообще выруби меня — так безопаснее для нас обоих.
Умка ответила глухим ворчанием, которое можно было принять за согласие. Её глаза закрылись, тело постепенно расслаблялось — она погружалась в воспоминания, позволяя Красу войти в самое святое — в её инстинкты.
Крас почувствовал, как сознание Умки раскрывается перед ним — как книга, страницы которой наполнены не словами, а первобытными ощущениями, инстинктами, выжженными в её ДНК. Он закрыл глаза… и начал. И тут случилось нечто странное.
Его руки двигались сами — с точностью хирурга, с уверенностью того, кто делал это бессчётное количество раз. Пальцы выписывали в воздухе сложные паттерны, а голубые энергетические нити сплетались в узоры, которых Крас точно не изучал.
«Откуда я это знаю?» — мелькнула мысль.
И тут же, будто в ответ, в глубинах памяти всплыли слова Веда:
«Память души глубже, чем память разума. То, что ты забыл как человек — помнишь как душа.»
Возможно ли, что когда-то, в другой жизни, в другом мире, он уже был мастером морфизма? Может, его душа действительно помнила то, чего не знало сознание?
Но размышления прервал внезапный толчок — Умка зарычала, её тело напряглось. Процесс пошёл.
Крас погрузился в глубины своего сознания, где реальность переплеталась с энергетическими паттернами. Мир вокруг растворился, оставив лишь пульсирующую паутину силовых линий. Он переключил восприятие, сменив спектр зрения на энергетический. Привычная картинка мира сменилась призрачным видением энергокаркасов — скелетов реальности, невидимых обычному глазу.
Его физические ладони легли на лохматую голову Умки, но в энергетическом спектре произошло нечто иное. Эфирные проекции рук отделились от плоти, превратившись в полупрозрачные двойники из голубоватого тумана. Эти призрачные конечности протянулись глубже, сквозь слои плоти и сознания, к самому ядру её сущности — вращающейся сфере чистого биополя.
Там, на мерцающей поверхности ядра, он заметил их — золотистые искры, похожие на споры светящегося мха. Они пульсировали в такт её дыханию, образуя сложные узоры. Именно эти частицы, как понял Крас, и содержали код доступа к её уникальной способности.
Собрав волю, он сфокусировал энергию в ладонях. Реальность дрогнула, когда его эфирные руки обхватили энергоядро. В этот момент, физические руки оставались неподвижными на её голове, а энергетические двойники раздвоились дальше, образуя микроскопические щупальца-манипуляторы. Каждая золотая частица оказалась запечатана в миниатюрную клетку из синих энерголиний. Процесс напоминал хирургическую операцию на атомном уровне, где скальпелем служили нити собственной души. Крас почувствовал, как первая частица сопротивляется, выбрасывая импульсы первобытного страха. Умка застонала, но не сопротивлялась — она доверилась.
И тогда он активировал морфизм — голубые нити сжались, извлекая золотистый фрагмент. В этот миг, по телу Умки пробежала судорога, воздух наполнился запахом озона и мокрой шерсти, в пещере вспыхнули теневые проекции — призрачные образы ледяных пустошей.
Крас понимал — он украл частицу её сущности. Теперь предстояло самое сложное: встроить чужеродный код в собственное энергоядро, не разрушив при этом ни её природу, ни свою.
В голове Краса моментально произошёл эмоциональный взрыв, как только мелкие частички жёлтой энергии стали поступать в его энергокаркас, он ощутил всё то, что чувствуют Умка. А сейчас ей было очень больно. Но она подавляла в себе гнев, стойко перенося мучительный процесс. Жёлтые частички встроились в энергокаркас Сергея, и он закончил процедуру.
Выйдя из внутреннего мира, он заметил, что Умка очень жалобно на него смотрит. Во время процесса, он понял, что для неё стоило огромных усилий не сорваться и прикончить своего мучителя. Это сблизило зверя и человека ещё больше.
Как только Крас закончил, медведиха вскочила и убежала вглубь пещеры. Сергей хотел погнаться за ней и успокоить, но решил этого не делать, а дать ей побыть одной. Вместо этого он сконцентрировался на том, что получил после процесса морфизма. И это было просто великолепно. Теперь на подсознательном уровне он гораздо лучше понимал, какая температура окружающей среды рядом с ним. Крас был готов поспорить, что скажет количество градусов ниже нуля вплоть до сотых долей. А самым удивительным оказался тот факт, что чувствов