Но старый кобольд не зря прожил столько лет. В последнее мгновение он резко рванулся вбок, и удар, предназначенный для сердца, лишь распорол кожу и мышцы, оставив глубокую, но не смертельную рану. Кровь брызнула на пол, ассиметрично яркими каплями на сером камне.
— Ох, юноша… — Гироха скривился, прижимая ладонь к груди. — Вот это уже… лишнее.
Но Крас не слышал. Не видел. В его глазах пылал только хаос, а в ушах звенело безумие.
Крас замер в низкой стойке, как разъярённый хищник перед прыжком. Его спина выгнулась, мышцы напряглись до дрожи, а в глазах плясали только отблески слепой ярости. Ничего человеческого не осталось — только зверь, готовый растерзать все на своём пути.
Гироха мгновенно оценил ситуацию. Взгляд, которым он скользнул по лицу Краса, был холодным и чётким. Шаман сразу понял — никакого Нагха там не было. Только первобытная ярость, готовая выплеснуться в кровавой бойне. Медлить было нельзя.
Ловким движением шаман выдернул из котомки два флакона. Первый — малиновый, густой, как сироп — он опрокинул в глотку, не моргнув. Эликсир ударил в кровь, как удар хлыста: сосуды вспыхнули жаром, мышцы наполнились стальной силой, а сознание прояснилось до ледяной резкости. Он был готов.
Второй флакон — мутно-жёлтый, с тёмной жидкостью — он швырнул под ноги Красу. Стекло разбилось с хрустальным звоном, и в тот же миг в воздух вырвалось плотное облако ослабляющего ядовитого дыма. Жёлтый туман с хриплым шипением обволок Краса, словно живой, пробираясь в нос, в рот, в лёгкие.
Крас судорожно втянул в себя несколько порций едкого газа — и мир вокруг поплыл. Ноги стали ватными, руки — тяжёлыми, словно налитыми свинцом. Но ярость все ещё клокотала внутри, подпитывая последний, отчаянный рывок.
— Не-ет, так быстро ты не свалишь! — прошипел он сквозь стиснутые зубы и, собрав остатки сил, мощно оттолкнулся от пола.
Тело рванулось вперёд, как окровавленный клинок, выпущенный из катапульты — неистово, безрассудно, с единственной целью: добить врага. Гироха не дрогнул. Его пальцы молниеносно выписали в воздухе сложный узор, и перед ним вспыхнула розовая пелена — барьер, сотканный не просто из энергии, а из древней магии подавления. Крас врезался в него на полном ходу. На мгновение защита прогнулась, дрогнула… но не сломалась. Вместо этого что-то щёлкнуло внутри самого Краса — остро, болезненно, как разрыв пуповины. Связь с ядром оборвалась. Энергокаркас, секунду назад бурлящий силой, вдруг стал пустым. Мышцы онемели. Сознание помутнело. Он рухнул на каменный пол, как подкошенный.
Последнее, что он услышал перед тем, как тьма накрыла его с головой — это спокойный, усталый голос Гирохи:
— Ну что, герой, повеселился? — Гироха стоял над поверженным Красом, скрестив руки на груди. Его голос звучал как смесь усталого наставника и кота, который только что выпустил все когти, но теперь делает вид, что так и было задумано.
— Морфизм — скользкая дорожка, а ты по ней носился, как пьяный трактирщик на льду. Юношеский максимализм — он, конечно, брат-близнец идиотизма. Все молодые думают, что они умнее стариков… пока не получают люлей от реальности. И я-то старый дурак, пошёл у тебя на поводу.
Взгляд шамана скользнул к Торби, который лежал в паре метров, тихо постанывая.
— Хорошо, хоть малец жив остался… Иначе бы он тебе этого не простил. Да и я бы, пожалуй, добавил по первое число.
Повернувшись обратно к Красу, Гироха махнул рукой:
— Отсыпайся. Через час-другой ядро снова подключится, и ты вернёшься в своё обычное, не такое буйное «я». Хорошо хоть, что ты всю энергию потратил на мой щит — а то бы носился тут, как угорелый, до самого утра. Навык-то тебя подвёл… Вот и подумай над этим, пока валяешься.
Он оглядел комнату — разбросанные обломки мебели, порванные цепи, следы крови и энергетических всплесков.
— И… да. Приберись тут, ладно? Этот бардак тебе влетит в копеечку. Вся главная комната — под замену.
Пожав плечами, Гироха направился к Торби, бормоча себе под нос что-то про «молодёжь» и «ну почему я всё ещё этим занимаюсь».
Крас же просто закрыл глаза. Топливо закончилось. Сознание отключилось. Тишина.
Следующим утром:
«Ядришка-шишка, почему так голова раскалывается? Меня что вчера избили до полусмерти? Твою мать, почему моя берлога так выглядит? Почему все стены в дырах и царапинах, пля, вся мебель в труху. Здесь что фугас осколочный взорвали? Или может на радостях я устроил знатную вечеринку? Нет на меня совсем не похоже. А самое главное, почему подводит навык „обучаемость“? Я ни хрена не помню!»
После того как Крас проснулся лёжа посреди полуразрушенной комнаты, он с трудом приподнялся, ощущая, будто в его череп вбили десяток гвоздей. Ладони, прижатые к вискам, лишь слегка смягчали пульсирующую боль. Медленно осмотревшись, он скривился — его некогда уютная комната теперь напоминала последствия урагана, скрещённого с дракой в баре. Обломки мебели устилали пол причудливым пазлом из деревянных осколков, стены были исполосованы глубокими бороздами, будто по ним прошлись когтями какого-то гигантского зверя. Даже светящийся мох на потолке, обычно излучавший мягкое голубоватое сияние, теперь тлел жалкими островками, оставляя углы помещения в зловещих полутонах.
И посреди этого хаоса, словно невозмутимый властелин разрухи, восседал Гироха. Его кресло-качалка с лёгким скрипом покачивалось, а узкие глаза сверкали из-под нахмуренных бровей, словно два уголька в пепелище. Выражение лица старого шамана ясно говорило: «Ну вот, герой проснулся. Теперь будем разбираться».
— Нижеумок! Я же тебе говорил, что морфизм — это не игрушка! Видишь этот погром? — Его трость со звоном ткнула в ближайшую дыру в стене. — Это не буря прошлась, не землетрясение — это твои рученьки постарались! Твоя ненасытная жажда знаний чуть не отправила Торби прямиком в объятия предков! — Гироха ударил кулаком по подлокотнику, отчего кресло-качалка вздрогнуло, как разъярённый зверь.
Шаман наклонился вперёд, и его брови сомкнулись в сплошную грозовую тучу. Взгляд — острый, как ритуальный нож — буквально впивался в Краса.
— Как я понимаю, в твоей дырявой головушке опять пусто? — в его голосе смешались едкая ирония и горькая обида.
Крас беспомощно развёл руками. Виноватые глаза, дрожь в пальцах — всё выдавало полную растерянность. Он искренне не понимал, в чем провинился. Последнее, что помнил — триумфальный момент, когда навыки Патриарха плавно вплелись в его душу… А потом — провал, как будто кто-то вырвал страницу из книги его сознания.
— Старый, вместо того, чтобы обвинять во всех смертных грехах, вешать на меня всех собак, лучше объясни что произошло. Что за ад тут творился? Я не мог такое сотворить, да и техник у меня таких нет, чтобы взрывать посреди комнаты осколочные гранаты, а чую именно это тут и произошло, судя по отверстиям в стенах. Я бы поверил, что устроил погром, если бы знал как. Но осколочные гранаты? — Он фыркнул, подняв обломок стула. — Хотя, видишь эти идеальные срезы? Ни копоти, ни оплавленных краёв. Это не взрывчатка — это что-то другое…
Глаза его сузились, когда мозг лихорадочно перебирал варианты.
— Может, меня подставили? — Он швырнул осколок, который со звоном отскочил от уцелевшего зеркала. — Кто-то мог подложить заряд, пока я… — фраза замерла на губах. Он так и не мог вспомнить «пока я что».
Гироха лишь глубже вжался в кресло, его пальцы сцепились в замок. В глазах читалось: «Ну давай, герой, продолжай отпираться».
— Нет, Нагх, тут не было никаких диверсий. Сейчас ты всё увидишь сам!
Старый шаман медленно достал из складок одежды небольшой пузырёк с мутной фиолетовой жидкостью, которая переливалась, словно жидкий аметист. Не раздумывая, он опрокинул содержимое в глотку, сморщившись от терпкого вкуса, и тут же начал совершать сложные пассы руками. Его пальцы выписывали в воздухе древние символы, между ладоней заклубился фиолетовый дым, напоминающий северное сияние в миниатюре.
Подойдя к Сергею, Гироха мягко, но твёрдо приложил свои жилистые руки к его вискам. Холодок энергии пробежал по коже — это была одна из редких ментальных практик, позволяющая передавать мыслеобразы.
Перед внутренним взором Сергея развернулась вчерашняя картина: он увидел себя, но словно со стороны — дикого, неконтролируемого, с глазами, полными безумия. Своими же руками он крушил стены, метался по комнате, не узнавая друзей… И этот жуткий взрыв, разрушивший половину комнаты. А потом — испуганное лицо Торби, кровь, боль…
Когда видение рассеялось, Сергей опустил голову. Горячая волна стыда накатила на него, сжимая горло. Он впервые за долгое время почувствовал себя… маленьким мальчиком, набедокурившим по неосторожности.
— Вот это поворот… Извини, старый… я правда не хотел такого кошмара. — Сергей скривился, будто проглотил лимон целиком. Его пальцы нервно переплелись в замок.
Гироха вздохнул так, будто в его груди скрипели несмазанные шестерёнки вековой мудрости.
— Извинения я принимаю. Но их нужно адресовать не мне, а Торби, чьи рёбра ты чуть не превратил в решето. — Его голос звучал ровно, как поверхность лесного озера на рассвете. — И кстати… — трость со свистом рассекла воздух, звонко щёлкнув по голове незадачливого героя. — Ты снова назвал меня «старый», птенчик?
Крас потирал макушку, но ухмылка медленно расползалась по его лицу. В этом ударе не было злобы — только вековая усталость наставника, который уже триста лет выбивает дурь из слишком самоуверенных учеников.
— Ай, чёрт! — Крас потёр макушку, на которой уже начинала набухать характерная шишка. — Больно же! Ну не со зла я… Да и привыкай — теперь это твоё новое прозвище, «старый». Постой, я вроде всё понял, но кое-что тут всё-таки не сходится. Мне ясно что с помощью моего запаса энергии я мог превратит цепи и тросы в смертельные снаряды, которые изрешетили всё вокруг, но откуда энергия на пробитие твоего энергощита? Зная тебя, нельзя сказать, что ты хилый малый и скорее всего щит был очень мощным. Ты же не из тех, кто ставит бумажные заслонки. А я после взрыва вообще должен был упасть без сил как мешок с костями, а не ломиться дальше сквозь твои заклинания. Так как я смог его пробить?