— Не знаю. Может быть, лучше в день суда. Тогда все бурундцы соберутся на площади Синей травы.
— Чтобы поглазеть на ужасную казнь? Нельзя ее допустить! Нельзя! — воскликнула Эльма. — Но как ее предотвратить?
— Пока я разведаю насчет плотика. Узнаю, что слышно о суде.
— Мы будем ждать тебя. А вот и твоя мать вернулась. Хорошо, что не останемся одни.
Майда, тяжело переваливаясь, вошла в дом.
— Ты уходишь? — спросила она Анда. — На улицах очень неспокойно. Трутся всякие.
— Важно, чтобы у вас здесь было спокойно, — ответил ей сын.
Майда улыбнулась Эльме:
— Вот так всегда. Да-да. Такой.
Анд вышел на улицу. Козы сбились к противоположной стороне. У подъезда Анда толпилась ватага подростков, вожаком которых он когда-то считался.
— Кудряш, Кудряш! — бросились они к нему. — Все ждем. Да-да, тебя. Ну как? Вкусно? Полакомился? Да-да, вешнянкой? Давно обещал делиться таким лакомством. Да-да, с нами!
Особенно назойлив был чернявый малец, наглый и пакостный, со сморщенным лицом. Когда Анд стал раздавать тумаки, ему, вертевшемуся рядом, досталось больше всех. Обозленный, он выкрикивал в адрес Анда оскорбления и громче всех кричал о причитающемся всем лакомстве. За это ему досталась дополнительная порция увесистых кулаков Анда-Кудряша. Их понаслышке ценил сам Урун-Бурун.
Подростки разбежались, лишь некоторые потянулись было за Андом до самой реки, но он так пригрозил им, что они отстали и уныло побрели по берегу.
Анд же шел и думал, как омерзительны эти когда-то преданные ему недоросли. Но разве лучше их он сам, Кудряш, обещания которого они теперь вспоминают. Если бы Эльма услышала о них, она с презрением вышвырнула бы его из своей памяти. А он? Может ли он вышвырнуть из собственной памяти Кудряша? Стал ли он полностью другим? Обрел ли нравственность, которая восхищала его в некоторых далеких предках? Кто же они с Эльмой среди современников? Еще два «предка», хоть и не прилетели от чужой звезды? Переродились здесь, среди диких! Анду вдруг стало понятно, почему он одолел всю книжную мудрость в Доме до неба. Очевидно, не из-за стремления стать выше соплеменников, а из желания быть другим человеком, не похожим на них. А если он уже чужой среди дикарей, то может ли спокойно переправить через реку Эльму вместе с чужепланетным ребенком? Не обязан ли он вырастить его настоящим человеком, а не дикарем?
Анд еще не знал, как ему поступить, в особенности когда задумывался над судьбой захваченных звездонавтов. Каким горьким оказалось их возвращение на родную Землю! Их хотят призвать к ответу за поступки людей своего времени. Но этой мести дикарей нельзя допустить, как сказала Эльма! (Сколько мудрости в этой полуженщине-полуребенке!)
Раздираемый всеми этими вопросами, добрался Анд до того места, где обычно стоял плотик вождя.
Причал был пуст…
Побитый Андом, обозленный, чернявый парень, решив, что Анд ушел далеко и надолго, растянул свой узкогубый рот во всю ширину сморщенного лица и направился к квартире матери Анда, у дверей которой не раз поджидал когда-то Анда, своего вожака.
Теперь он принялся яростно стучать в дверь.
Осторожная Майда не хотела открывать, предлагая через дверь, чтобы парень дождался возвращения сына. Но чернявый (Гнидд, сын Гнидда) соврал, что прислан Андом к матери с важным поручением насчет вешнянки и мальца, приведенного из сельвы.
Он был таким же лгуном, как и его отец, вчера возведенный в ранг палача, «отца-свежевателя»; достойный жрец до сих пор валялся пьяный.
Майда долго колебалась, но Гнидд напомнил ей, что в былое время не раз заходил к ним вместе с Андом и сейчас рад услужить своему прежнему предводителю и его почтенной матери.
Майда открыла дверь.
Гнидд проскользнул мимо толстой женщины и вдруг, с неожиданной грубостью вытолкнув Майду за дверь, захлопнул ее изнутри и закрыл на засов.
Майда в первый миг ничего не поняла, стала стучать в дверь кулаками.
Предки бурундцев много столетий назад отказались от замков и ключей, заменив их электронными запорами, которые открывались набором кода. Но с общим упадком энергетики и исчезновением из обихода электричества все эти электронные запоры перестали действовать и были забыты, как когда-то и ключи. Каждый выдумывал свои секреты, как открывать снаружи собственный запор.
От потрясения Майда никак не могла сообразить, что делать.
А Гнидд тем временем проскользнул в комнату, где Никитенок играл на полу с недоделанной новым папой игрушкой, а Эльма с тихой улыбкой наблюдала за ним.
Гнидд повалил ошеломленного, не сразу закричавшего мальчика и приставил к его горлу острый нож, вчера полученный его отцом от самого Друга Божества. Парень стащил нож у мертвецки пьяного палача.
— Двинуться с места! Нет-нет вешнянке! — визгливо угрожал Гнидд. — Нож в горло. Да-да ублюдку!
Майда отчаянно стучала снаружи в дверь. А нужно было совсем не стучать.
Эльма вскочила, пылая гневом.
Тут взвизгнул от боли Никитенок. Нож надрезал ему кожу на горле.
— Что хочет? Да-да, бурундец? — выкрикнула Эльма. — Оставить. Да-да, ребенка!
Сморщенное лицо Гнидда осклабилось в подобии улыбки.
— Лакомее крыс. Да-да, вешнянка! Гнидду нет-нет. Нож перережет горло. Да-да ублюдку!
Эльма выхватила кинжал, направив его себе в грудь.
Гнидд рассмеялся:
— Вешнянка тепленькая. Да-да Гнидду. Дохлая вешнянка. Нет-нет мужикам. Перерезано горло. Да-да, ублюдку!
Доносящийся из квартиры истошный крик ребенка отрезвил Майду. Рука привычно нащупала тайный рычаг, и дверь открылась.
Кинжал сыграл свою роль. Загипнотизированный им насильник не услышал, как Майда ворвалась в квартиру.
Она вспомнила, как был ранен Анд во время набега на вешних, когда на глаза женщине попался кувшин; это и определило ее действия.
Через мгновение толстая, но могучая женщина со всей силой обрушила глиняный сосуд на чернявую голову сидевшего на ребенке Гнидда. Обливаясь кровью, он всей тяжестью повалился на Никитенка. Нож все-таки полоснул тому шею…
Мальчик сразу замолчал, еще больше встревожив женщину. Но оказалось, что ребенок просто лишился голоса от испуга.
Вдвоем оттащили женщины обмякшее тело негодяя, освободили зарыдавшего мальчика.
Эльма занялась его раной, промыла и забинтовала ее кусочком холста, ласково утешая. Майда смыла с пола потеки крови, злобно пнув ногой недвижное тело, и сказала как бы самой себе:
— Расправа на площади Синей травы. Да-да, Майда.
— Нет-нет Майде! — запротестовала Эльма. — Мы бежим все вместе.
Мальчик, лежа на коленях у Эльмы тихо стонал.
Майда, грузная, но величественная, сказала:
— Пусть Эльма бежит к вешним с мальчиком. Майда сама ответит перед вождем. У нас есть острый нож палача, — добавила она, показывая поднятое с полу оружие. — Нож не мог по праву оказаться в руках этого прыща. Он похитил его. Просто Майда казнила его чуть раньше, чем сделал бы это вождь.
— Я подтвержу это. Я никуда не убегу от Майды! — воскликнула Эльма.
Мать Анда печально покачала головой:
— Молодым еще жить и жить. Майда достойно отметила ударом кувшина пусть последние свои дни.
— Мы возьмем Майду к вешним, — убеждала Эльма. — Там нет таких. — Она с презрением посмотрела на тело чернявого. — Какими надо быть родителями, чтобы вырастить такое чудовище?
Майда вздохнула:
— Понимаю, что ты искала в Доме до неба только прекрасное. Увы, подобные негодяи встречались и у цивилизованных. Сама читала. Насильники тоже грозили матерям убить их ребенка, если не получат своего. А у диких все такие!
— Нет, не все! — запротестовала Эльма. — Ваш Анд не такой.
— Из чужого он времени, наш Анд, — вздохнула Майда. — Ему в ряд стоять с теми шестерыми, которые прилетели к нам из прошлого.
— В ряд с ними?! На площади Синей травы?! — в ужасе воскликнула Эльма. — Не бывать тому!
Майда горько усмехнулась. А Эльма, спустив мальчика с колен, стала что-то шептать ей. Майда с сомнением качала головой.
— А как же иначе? — почти возмущенно воскликнула девушка.
— Не знаю, не знаю, — твердила Майда. — Дождемся Анда.
И Анд наконец вернулся.
Он был потрясен случившимся. На тело чернявого смотрел с негодованием.
— Надо вынести его на улицу, — предложила Майда.
— Лучше спрятать его в пустой квартире на верхнем этаже, — возразила Эльма.
Анд, отвечая собственным мыслям, покачал головой:
— Разве ложь сильнее правды? — спросил он как бы самого себя. — Потеря ножа грозит палачу лютой казнью. Я отнесу ему ночью тело сына и верну нож. Но ножны оставлю у себя. Он предпочтет молчать, иначе я предъявлю ножны и палачу придется сознаться в утрате вверенного ножа. А этот, — он указал ногой на чернявого, — еще дышит. Ему досталось кувшином крепче, чем мне. Что ж, он заслужил это.
С наступлением темноты Анд выполнил свое намерение и отнес бесчувственного Гнидда его отцу, палачу-соглядатаю, который, очнувшись с перепою, метался в ярости по квартире в поисках пропавшего острого ножа.
С недоверием открыл он Анду дверь на стук.
Анд свалил тело чернявого на пол и протянул палачу острый нож.
— Вернуть нож. Да-да Гнидду. Вернуть жизнь. Да-да Гнидду, — забормотал маленький «отец-свежеватель».
— Грозить ножом ребенку. Да-да сын Гнидда, Гнидд. Желать женщину. Да-да сын-Гнидд. Ударить кувшином по голове. Да-да, Майда, мать Анда. Сказать все. Да-да, великому вождю.
Тут маленький жрец взмолился. Ничего не надо говорить, а главное — надо вернуть священные ножны. А он будет молчать и сам займется сыном, если тот выживет.
С этим Анд и оставил двух негодяев. Но он содрогнулся бы, если бы узнал, что произошло в доме жреца-палача, которому предстояло снять кожу с «преступных предков». Даже Анд с трудом поверил бы, что Гнидд-старший, убедившись в безнадежном состоянии сына, чтобы набить себе руку, сам сдерет с полуживого Гнидда кожу. Он занимался этим всю ночь, очень довольный собой. А к утру увидел, что «освежеванный» сын его Гнидд умер.