Генерал с удивлением посмотрел на Шестакова и Майского — они говорили о тех делах, к которым он в своей жизни никогда так близко не прикасался. Он знал, что зачастую государственный переворот возможен в результате насильственного захвата власти. Но нутром он так же понимал, что экономика в этом деле — куда как более важная составляющая, нежели вооруженные до зубов головорезы, рано утром врывающиеся в покои какого-нибудь императора или президента…
— Алексей… — Виктор чуть приподнялся: — Я даже к вечеру не успею это сделать. У нас сейчас нет лояльных кандидатур на председателей партий!
Шестаков вдруг подскочил со своего места:
— А чем вы тут занимались все это время? Вот генерал спутник вытаскивал, а вы — чем?
Вид Шестакова не предвещал Майскому ничего хорошего, да и генерал вдруг посмотрел на него именно с этим же вопросом во взгляде, но в этот тягостный момент в кейсе запищал телефон защищенной спутниковой связи. Лихой мгновенно раскрыл дипломат, и, не обращая внимания на присутствующих, ответил в трубку:
— Да!
И Шестаков и Майский услышали в трубке чей-то хриплый голос:
— Товарищ генерал, мы уходим на север. От вертолетов мы оторвались, они висят над прежней дорогой. Раненому стало хуже. Он без сознания. Топлива осталась половина, на обратную дорогу уже не хватает.
— Уходите как можно дальше. Ищите площадку для посадки вертолетов. Будем вас вытаскивать. Что-то еще?
— Нет. Все понятно. Уходим дальше и ищем или вырубаем площадку.
— Если будет туго — мы поднимем боевые вертолеты. Подлетное время — полтора-два часа. Плевать на американцев. Ты меня понял?
— Так точно.
— Удачи, Дима.
— Конец связи, товарищ генерал.
Закончив разговор с активно действующей группой, Лихой связался с командиром авиационной базы и поставил ему задачу на подготовку вылета боевых вертолетов на максимальную дальность. После чего он отключился и невозмутимо положил трубку в кейс. Посмотрел на затихших товарищей.
— На чем мы остановились?
У Шестакова уже прошел капитанский зуд, и ему уже не хотелось орать на Майского, строя из себя строгого командира. Достаточно было и проведенного внушения. А Майский перевел дух и сказал:
— Я подготовлю бюджеты на существующие партии и составлю план на создание новых политических партий в том понимании, которое есть сейчас. Примем это за основу, а позже откорректируем.
— Хорошо, — кивнул Алексей. — Но будет еще лучше, если вы к завтрашнему вечеру соберете всю информацию по электоральной ситуации в Либерии.
Майский только тяжело выдохнул.
Топливо заканчивалось, а результата как такового всё не было — вертолеты обшарили весь район, но нигде колонну грузовых машин обнаружить не удалось. Грузовики словно сквозь землю провалились. В одном месте, правда, попался старый советский грузовик, наполненный дровами — его тут же накрыли залпом неуправляемых ракет, да в другом месте вертолетчики встретили двух каких-то бедолаг, одетых в полицейскую форму и призывно машущих руками — с которыми, впрочем, находящиеся на борту «зеленые береты» тоже не стали церемониться и расстреляли с воздуха из пулеметов.
На пределе досягаемости базы, Удет отдал команду высадить на вероятном пути следования автоколонны засаду. Группы лейтенантов Эдварда Рика и Тома Уитмора, используя веревки, спустились с вертолетов в лес, и машины тут же ушли на базу — нужно было пополнить запасы топлива и боеприпасов.
Высадились километрах в тридцати от возможного местонахождения грузовиков. Группы тут же быстро организовали классическую засаду — в проекцию дороги на уровень кабины грузовика установили на деревьях пару осколочно-направленных мин, установили пулеметы на наиболее удобных секторах стрельбы, замаскировались и стали ждать.
Люди, практически весь день отлетавшие в трясущихся вертолетах, восприняли засаду как возможность немного отдохнуть от этой полётной суеты, когда каждое мгновение можно было поймать очередь, или просто навернуться с небес на землю из-за отказа техники. Даже сам Рик, после того, как все было организовано и распределено, почувствовал, как от усталости у него закрываются глаза. С этим нужно было бороться, и он приказал сержанту Бёрнсу контролировать людей — не дай Бог кто-нибудь уснет в тот момент, когда нужно будет подорвать мину или открыть огонь…
Начальник авиабазы полковник Петров собрал короткое совещание.
— Наш спецназ работает сейчас за пределом боевого радиуса вертолетов Ми-24. Тем не менее, у них там складывается угроза воздушного нападения, и генерал приказал обеспечить прикрытие спецназа во что бы то ни стало. Готов выслушать ваши предложения.
— Федор Иванович, — с места поднялся подполковник Борис Денисов, командир вертолетного звена. — На какую дальность нам необходимо работать?
— Более пятисот километров.
Летчики переглянулись. Кто-то присвистнул. Руководством по летной эксплуатации вертолета Ми-24 определен боевой радиус действия в 290 километров, что подразумевает прохождение этого расстояния на крейсерской скорости вертолетом, загруженным двумя тоннами боевой нагрузки — ракетами, бомбами, патронами к пулеметам и пушкам — плюс время, необходимое для выполнения боевой задачи, то есть выгрузке «полезной нагрузки» на головы противника в сочетании с активным маневрированием, и обратное прохождение этих самых 290 километров. Перегоночная дальность вертолета по топливу составляет тысячу километров, но это полет по прямой линии, на крейсерской скорости и без нагрузки — грубо говоря — взлететь в точке «А» и приземлиться в точке «Б». Поэтому полет туда и обратно на дальность в 500 километров с какой-то, хотя бы самой минимальной, боевой нагрузкой, был практически неосуществим. Нужно было найти приемлемое решение, которое позволило бы выполнить боевую задачу.
— А что тут думать? Если мы вешаем на вертолеты по четыре подвесных бака, то уверенно достаем на эту дальность. Какие проблемы?
— Не пойдет, — помотал головой Петров. — Машины должны быть готовы к воздушному бою, легки и управляемы, а с баками они в воздухе будут как коровы на льду.
— Зашлем вперед топливозаправщик, — предложил Бутаков. — На то место, где сбили пакистанскую «Кобру» — там вполне нормальная площадка есть, можно хоть вертолетный полк посадить. Около двухсот пятидесяти километров от базы.
— А что, — включился в разговор Илья Жаров: — Боевые вертолеты отработают на две трети максимальной дальности, а потом возвращаются на треть, с аварийным запасом топлива — и приземляются на этой площадке. К вечеру приезжает топливозаправщик, заправляет их, и «крокодилы» летят на базу. При такой схеме они на пятьсот километров вполне долетят, и еще время будет там повисеть в воздухе…
— Вместо наземного топливозаправщика я предлагаю доставить туда топливо для боевых вертолетов на транспортном Ми-8, — предложил Толя Ухта. — Или не вместо, а в дополнение. Так сказать, в первую очередь…
— Опять вертолет бросишь? — съязвил Бутаков. — Мы еще тот Ми-восьмой не вытащили…
— Бутаков! — командир базы стукнул кулаком по столу: — Не надо так шутить! Ми-8 никто не забыл, и скоро мы его вытащим. Вы лучше по делу говорите!
— Так Толя все правильно сказал! Я же не со зла на него! Только в вертолет я предлагаю загрузить один мягкий бак на две тонны, и мотопомпу, чтобы там, на месте, можно было заправить боевые вертолеты в самые сжатые сроки!
— Дело говорит, — кивнул Денисов. — Ми-8 до той площадки долетит с запасом топлива на обратный путь, даже имея две тонны на борту. Там он отдает это топливо боевым машинам, и те в принципе, могут совершить еще один вылет к спецназу.
— Тогда, товарищи, давайте сразу обсудим, как нам забрать Ми-8, — предложил командир базы.
— На нем, если его там еще не раскурочили местные жители или наши друзья из Америки, — вставил Жаров, — должно оставаться еще топлива столько, сколько хватит на полет до базы.
— Ми-8 после выгрузки керосина, — спросил Петров, — сможет достать тот, который стоит на просеке? — полковник посмотрел на Жарова.
— Да, — кивнул Илья. — По дальности вполне достанет.
— Но я предпочел бы лететь туда на борту боевого вертолета, — сказал Толя. — Как-то не очень хочется снова услышать свистящие пули…
— А что, разве Лунин плохо стреляет? — рассмеялся Жаров. — Хотя, если по нам будут бить местные или американцы, то будет уже не до смеха. Да, я думаю, туда лучше лететь на боевом вертолете в десантном отсеке. Он сядет на просеке — там есть место, кто туда уже только не садился, и мы быстро осмотрим его. Если на нем нет фатальных повреждений, мы его поднимем в воздух и потихоньку пойдем на базу.
— Решено, — кивнул Петров. — Вопрос второй: какое вооружение вешаем на Ми-24? Согласно условий пребывания боевой авиации в составе миротворческих сил, наши вертолеты, как вы знаете, могут нести только стрелково-пушечное вооружение.
— А пиндосы на спецназ НУРСы сыпали, — заметил Илья. — Как-то непохожи эти ракеты на стрелково-пушечное вооружение…
— А что у нас есть? — спросил Бутаков.
— Товарищи офицеры, — полковник как-то изменился в лице, — как вы понимаете, здесь речь идет о спасении жизней наших с вами боевых товарищей. И мне, честно говоря, в такой ситуации, совершенно плевать на международные договоренности.
Присутствующие внимательно посмотрели на Петрова. За ним замечались и раньше такие мысли — и в Афганистане, и в Чечне, но сейчас… в составе миротворческой миссии… это выглядело, по меньшей мере, удивительно.
— У нас ничего нет, — сказал Денисов. — У нас на вертолетах даже сняты прицельные станции для наведения противотанковых ракет и прицелы стрельбы неуправляемыми НУРСами. А я бы с радостью повесил на вертолет две пары «Штурмов» и четыре блока С-8КОМ.
Дело было в том, что со всех боевых вертолетов, участвующих в миротворческих операциях Организации Объединенных Наций, согласно международным договоренностям, снималось оборудование, используемое для работы с тяжелым вооружением — прицельно-навигационные комплексы, станции лазерной подсветки целей, бомбовые прицелы и тому подобные вещи, которые, по мнению миротворцев, не могли служить принципам сохранения чьих-то жизней. Тем не менее, снова установить все это на боевой вертолет для авиационных техников и механиков не представляло никакого труда.