— Удачи и вам, товарищ майор. Я сделаю все в лучшем виде.
— Конец связи… — Лунин отключился.
На душе ему стало горько. Единственная возможность сохранить людей — бросив имущество, оружие, специальную радиостанцию — все это шло вразрез с привитым любому офицеру чувством ответственности за «материальную часть». Но тут было не до жиру. Как-то не очень ему хотелось оставлять в африканской саванне своих людей.
Шайба протянул руку и тронул командира за плечо:
— Жаль ребят, если их перебьют. Хотя… я Платону двести баксов должен.
— Андрей, не выноси мне мозги, и так уже влезли в это дерьмо по самое «не хочу». Ты думаешь, мне их не жаль? Что я за них сейчас переживать не буду?
— Не знаю. Иногда мне кажется, что у вас сердца нет, а иногда такое скажете, аж слезу прошибает…
— При чем тут сердце, Шайба? У меня вот сейчас главная задача — спутник. — Дима махнул рукой на грузовик, шедший впереди. — И для того, чтобы он доехал до нужного места, я должен думать не о тех двоих, которым нужно всего лишь пешком пройти пятнадцать километров, а о том, как нам проскочить все засады, не нарваться на боевые вертолеты и успешно свалить отсюда куда подальше. А за что ты ему бабки должен?
— Да так…
— Да говори уже…
— Ну… это… в батальоне связи есть такая белобрысая… Аня…
— Ну, и вы что, поспорили, кто быстрее на нее залезет?
— Типа того.
— А когда спорили?
— В марте еще.
— А когда он на нее залез?
— В мае.
— Ну, вы и уроды. Я даже с вами не спорил, но в апреле вы мне уже должны были бы… — Лунин широко улыбнулся. — Знатная девочка. Все умеет.
— Вот иногда мне хочется пристрелить вас, товарищ майор.
Шайба тяжело вздохнул и отвернулся.
— Это почему? Ты что, влюбился?
— Нет, — Андрей махнул рукой.
— А ну повернись.
— Не буду.
— Повернись! Это приказ.
Шайба повернулся и посмотрел на Лунина.
— Ты влюбился, а он на нее залез и растоптал всю твою любовь грязными сапогами? Так? — Лунин весело смотрел на своего старшину.
— А до него, оказывается, мою любовь еще и мой любимый командир растоптал…
— А почему ты не отдаешь ему деньги?
— Потому что он не предоставил мне достаточные доказательства.
— Так может, еще не все потеряно?
— После ваших слов уже всё, — Широков насупился и делал вид, что этот разговор ему в тягость.
— Шайба, не ссы. Я про нее просто так тебе сказал, чтоб разговор поддержать, чтоб ты чуть больше сболтнул, чем обычно говоришь. Не тилибонил я её. Не в моем она вкусе. К тому же мне теперь понятно, почему это вдруг она попросилась в отряд, когда я случайно при ней сказал, что ты едешь «на Камчатку».
— Что, правда? — глаза старшины загорелись.
— Что именно?
— Ну… что у вас ничего с ней не было.
— Чистая.
— Вот не знаю, верить или нет. Вы когда что-то говорите, я никогда не знаю, верить или не верить.
— То, что она в отряд попросилась — это правда.
— А то, что…
— Что я ее не тилибонил? Это тоже — правда. И вообще, Широков, заболтал ты меня. Со своим детским садом больше мне мозг не выноси. Шуры-муры там будешь разводить — в пункте постоянной дислокации. А здесь — наблюдай в своем секторе. Пока жив.
— Есть, — радостно отозвался старшина.
Лунин перегнулся к другому борту, тронул за плечо Артема Осина и тихо спросил:
— Петрович, ты знаешь белобрысую Аню у центровиков?
— Нет, — Осин пожал плечами. — А кто это?
— Без понятия. Я тоже не знаю. Но, похоже, что какая-то мадам, наконец-то, смогла растопить сердце нашего непробиваемого Шайбы.
— Не может быть, — вырвалось у Артема.
— Вот и я так же подумал.
Переговорив с командиром отряда, сержант-контрактник Петя Платонов, открыл дверь кабины грузовика и спрыгнул на землю. Разминая спину и руки, он сделал несколько маховых движений руками, потом покрутил головой до хруста в шейных позвонках.
— Игорь, вылезай. Нам предстоит дальняя дорога.
Из-под брезента, уложенного в кузове, показался водитель авиабазы Игорь Красин — сухощавый сорокалетний контрактник, который до этого всю дорогу матерился на организаторов операции, не предусмотревших более легкий путь. Как только основная часть колонны ушла вперед, а их оставили на развилке, он наелся до отвала кашей из сухпайка и завалился спать. Когда в небе показался первый вертолет, Петя предложил ему перегнать машину чуть дальше в лес, на что Игорь вообще никак не отреагировал. Тогда Платонов сам уселся за руль, но машина не завелась, и он пошел снова будить водителя. Тот несколько минут рассказывал разведчику насколько ему по барабану все эти тайные операции, проводимые спецназом ГРУ, насколько ему по барабану все эти обвешанные оружием самовлюбленные головорезы, пока терпение Платонова не лопнуло и он не всёк непонятливому водителю кулаком между глаз. После процедуры ускорения понимания Игорь мгновенно подскочил, и через несколько мгновений КрАЗ уже стоял в указанном разведчиком месте.
— Нет, ну я все и так понимаю, — почесывая репу, выговорил Игорь. — Зачем же бить?
— Я тебя не бил, — отозвался двадцатипятилетний контрактник. — Извини, дядя. Но мне показалось, что ты пытался сорвать спецоперацию. У меня приказ — убивать любого, кто будет мне противодействовать.
— Нет, ты меня неправильно понял…
— Ну, если неправильно, тогда извини. — И Платонов протянул водителю руку в знак примирения.
После символического рукопожатия разногласия вроде бы исчезли, так как водитель больше старался не высовываться из-под брезента. Но вот время пришло.
— Чего там еще?
Игорь вылез наружу.
— Нам нужно вернуться к шоссе.
— Нет проблем. Сейчас поедем.
— Нет, КрАЗ остается здесь. Мы идем пешком.
— Как пешком? По этому лесу? Не-ет. Я никуда не пойду.
— Это приказ.
— Чей?
— Майора Лунина.
— А кто такой майор Лунин для меня? У меня есть свой командир. Полковник Петров.
— Лунин руководит этой операцией, мы должны выполнять все его приказы.
— Вот дались вы мне… никуда я пешком не пойду. Так своим и передай. Придумали тоже — если что, я не мальчик тут по горам прыгать. Можешь меня снова ударить, это не поможет.
Петя тоскливо посмотрел по сторонам. Вот действительно — как заставить Красина выполнить приказ Лунина? На глаза попалась полицейская машина, стоящая неподалеку в кустах.
— Игорь, а если мы поедем на той машине?
Тот, чувствуя, что своим упорством что-то там срывает, решил больше не показывать свой норов, — в общем-то, на машине ехать, это не пешком идти. Да и хрен его знает, что у спецназовца на уме. Говорят, они своих раненых добивают. Насмерть. Чтоб врагам в плен не достались.
— На машине? На машине можно. Пошли, глянем, что с ней.
Машина, даже после немного неаккуратной выгрузки, была в норме. Завелась с первого тычка. Спокойно выехала из кустов на дорогу. Быстро заправив ее бензином из бочки, стоящей в кузове грузовика, бросили на заднем сиденье несколько сухпайков и канистру с водой. В багажник бросили лопату и топор. Рацию Петя повесил на себя. Разгрузочный жилет он решил пока не снимать, автомат не выбрасывать. Если что, на это всегда будет время.
— Местные же все растащат, — укорял Игорь. — Столько добра в машине осталось…
— Не переживай, не успеют. Скоро мы вернемся сюда, как обстановка изменится.
Они двинулись в путь в тот момент, когда последний луч солнца погас над деревьями. Игорь вел машину мастерски — пока дорога представляла собой глубокую колею, он держал легковушку колесами на гребнях, образованных мощными скатами ранее прошедших здесь тяжелых грузовиков. Еще минут двадцать, и они уже шли на фарах, лучом света вырывая из темноты однообразные деревья, да раскуроченную дорогу…
После того, как Лихой и Майский убыли на аэродром, Алексей Шестаков смог наконец-то сосредоточиться на нескольких новых сообщениях, переданных ему из Москвы, состоящих из аналитических записок, составленных самыми разными ведомствами. Поставленная перед Шестаковым задача — осуществить захват власти в Либерии — требовала тщательной подготовки, глубокого изучения существующей обстановки и соответственно — исключительно правильных выводов. Если выводы будут даже слегка неверными, то последующая постановка задач всем лицам, участвующим в этом деле, будет с каждым днем обрастать все новыми неточностями. В конечном итоге это выльется в полное несоответствие поставленных задач перед обстановкой — и в результате — провал всей операции. Чего нельзя было допустить ни при каких раскладах.
В Правительстве России Алексей Шестаков был мало кому известен. На людях он показывался редко, и это было следствием не его какой-то особой скрытности, просто он постоянно находился с головой в работе — которую можно было бы охарактеризовать как «организация мероприятий по манипуляции сознанием народных масс». Те, кто знал его близко, упорно называли его «серым кардиналом» российской политики. Как внутренней, так и внешней. Он был вхож в самые большие кабинеты, и к его мнению прислушивались все, кто находился на олимпе российской власти. Ему было немного за сорок, был он крепкого телосложения, с перебитым носом — что выдавало в нем борца или боксера. Все его детство прошло на окраине тогда Великой Империи, и его базовое образование — инженер-конструктор — совершенно не относилось к тому, чем он сейчас занимался. Весь его «кардинальский» опыт пришел к нему в период череды выборов на этапах перехода к демократическим «принципам» формирования государственности в России. Впервые он возглавил выборный штаб у одного из кандидатов в депутаты местного городского совета еще на заре девяностых. Для этого он взял на заводе отпуск за свой счет. Кандидат стал депутатом, по депутатскому обыкновению забыв рассчитаться за проделанную работу, мол, чего стоит уже оказанная услуга? Алексей получил первый опыт выборных дел. Потом еще один кандидат, потом еще. Затем, в течение нескольких лет он поставил на выборные посты несколько десятков мэров, губернаторов и депутатов Государственной Думы. Заключая с каждым из них соответствующие контракты — в течение действия их полномочий, выплачивать определенное вознаграждение — Алексею удалось сколотить некоторый капитал. У него было много женщин, которые, впрочем, его очень быстро бросали. Он жил не с ними. Он жил с политикой. Только там, в темных коридорах многоходовых политических комбинаций, он ощущал себя мужчиной.