[77]. В горах обычные места кабаньих грязевых ванн — сочащиеся родники и небольшие котловинки с застаивающейся водой, в том числе даже выбоины с дождевыми лужами на глинистых горных дорогах и т. п. Среди тростниковых зарослей глубокие ванны, окруженные овальным валиком вытесненного на поверхность черного ила, располагаются по мелководьям или полуобсохшим берегам близко от уреза воды озера, протока и т. п. После ухода кабана в таких «ваннах» охотно полощутся дикие утки, собирают свой корм пастушки и болотные курочки — на купалке вскоре появляется сплошной узор из отпечатков птичьих лапок.
Охотнику, отыскивающему диких свиней по следам, необходимо знать, что одиночный самец, останавливаясь на отдых и выбирая место для лежки, ведет себя осторожнее, чем самка. Обычно он делает полукруг и залегает в конце такой петли, головою в сторону входного следа, и «держит его на слуху». Самка круга не делает и ложится на прямом следу. В теплое летнее время кабаны ложатся как на полянах, так и в лесу. При дожде и в холодную погоду лежки одиночек на Кавказе располагаются только в лесу, чаще у основания ствола густого дерева, например пихты, или под вывороченными корнями. В тростниках при такой погоде кабан устраивается в густых зарослях с «заломом» — естественным навесом из старых поваленных стеблей. Свинья с поросятами чаще ложится под защитой дерева с большой кроной, в зарослях молодняка, опутанных хмелем, ломоносом и другими вьющимися растениями. Выводок отдыхает в тесной кучке.
Большие гурты, устраиваясь на отдых, разбиваются на группы или семьи по 4–6 голов в каждой; эти группы ложатся близко одна от другой, нередко головами в разные стороны, что облегчает наблюдение за возможным приближением опасности. Особенно большие переходы дикие свиньи совершают весной и в начале лета; значительные кочевки отмечаются также осенью. Они связаны с разновременностью созревания плодов лесных пород. В тростниковых зарослях большие летние скопления кабанов отмечают на местах массового отрождения перелетной саранчи. Кочевки поздней осенью связаны с поисками лучших кормовых мест и малоснежных зимовок. Мягкие зимы кабаны переносят легко, но в те годы, когда выпадает глубокий снег или сильно промерзает почва, они быстро слабеют от бескормицы, делаются легкой добычей волков или замерзают от истощения.
С ноября по январь — время спаривания кабанов: свиньи переходят в более глухие места, а секачи, приблизившись к стадам маток, отгоняют молодых. Только через месяц поросята снова присоединяются к матерям. Там, где дрались встретившиеся сильные кабаны, земля бывает взрыта и утоптана, обрызгана кровью и усыпана щетиной.
Туры и серны. На Кавказе, высоко над лесами, где бродят гурты диких свиней, на ярких лужайках и щебнистых осыпях близ вечных снегов можно найти следы других копытных: горных козлов — туров и серн. Обитатели неприступных высот, они редко попадаются на глаза, и только в хороший бинокль можно следить за их передвижениями по скалам и гребням. Ночь они проводят на горных лугах, на день уходят в тень скал или лежат на снегу. Уже издали через широкие ущелья видны торные тропы на местах постоянных передвижений горных козлов. Летом туры держатся особенно высоко, а зимой вынуждены спускаться ближе к верхней границе леса, где менее глубокие снега и больше корма. У отвесных уступов, на вековых тропах туров, удобренных их пометом, трава растет выше и пышнее, чем вдали от скал. Пол глубоких пещер, находящихся в недоступных местах гор, где туры часто скрываются от непогоды, покрыт толстым слоем их «орешков», а в щелях камней видны клочья вылинявшего турового пуха. Здесь стоит сильный запах «хлева».
Рис. 108. Отпечаток копыт кавказской серны на сырой глине (сильно ум.). Г. Пшекиш, Кавказский заповедник. Сентябрь 1937 г.
Рис. 109. Помет серны (е. в.). Сев. Кавказ. Ноябрь 1950 г.
Рис. 110. Отпечаток копыт кавказского тура (е. в.). Теберда, Сев. Кавказ. Август 1937 г.
Рис. 111. Слабый оттиск копыт горного барана — аргали на мелкощебнистой почве пустыни (ум.). Гобийский Алтай, Монголия. Август 1926 г.
Серны чаще, чем туры, бывают в лесу и нередко заходят на солонцы, сплошь покрытые следами косуль и оленей. Копыта серн очень остры, и следы легко отличаются от всех других. На высоких хребтах Средней Азии и Сибири водится еще несколько видов горных козлов и диких баранов, о следах которых имеется слишком мало данных.
Следы мелких зверьков
Когда первый снег оденет пожелтевшую осоку и кусты ежевики, а ручей, еще не успевший замерзнуть, покажется еще глубже, еще синей среди посветлевших берегов, тогда, словно кружева, протянутся по молодому снегу узорные и тонкие следы звериной «мелкоты».
Те, что прятались среди кочек осокового болота, в ивняках и бурьянах, в снопах, под стогами, в подземельях, дадут знать о своем существовании, покажут, как они бегают, прыгают и резвятся.
Но пройдет неделя-другая, настанут холода — и окончательно, на всю зиму замрет жизнь, скроется под снегом, и не увидишь больше тонкого узора следов на чистой, сверкающей поверхности сугробов. Только ближе к весне, когда «солнце повернет на лето» и начнет пригревать, снова появятся на снегу мелкие следочки землероек, полевок и мышей.
Крот. Вот издали бросаясь в глаза, чернеет на снегу длинный ряд небольших кучек земли. Это крот, пока не замерзла почва, спешит провести еще одну галерею. Здесь он вышел на снег и оставил небольшую прямую дорожку. Глубокая борозда тянется от норки к норке, и в ней, с промежутками в один сантиметр, виднеются отпечатки задних лапок. Передние, роющие лапы мало помогают при ходьбе и оставляют лишь слабые отметины.
Обратите внимание, что длина шага лишь иногда превышает расстояние между отпечатками левой и правой лапки.
Рис. 112. Следы крота на рыхлом неглубоком снегу (е. в.). Окр. Москвы. Октябрь 1947 г.
Это следы тяжелого коротконогого тихохода, глубоко проваливающегося в снег. Недаром крот боится длительных прогулок: протащился 5 м и опять надолго скрылся в подземелье. Разве только в сильную оттепель он снова решится показаться на снегу, чтобы провести еще такую же бороздку. Зато как ему привольно под снегом копаться в опавшем ковре листьев и густой траве, куда на зимовку собрались земляные черви, слизни и насекомые.
Ни совы, ни канюки, ни лисицы теперь кроту не страшны; под защитой сугробов всю зиму расширяет и удлиняет он сложную сеть охотничьих ходов, по всем направлениям «минирует» толщу снега.
Мыши. А вот следы легконогого скакуна. Его прыжки длиной до полметра, а отпечатки лапок собраны в кучки трапециями, совсем как у белки; за каждой группой — тонкая черта довольно длинного хвостика. Взад-вперед, туда и сюда несчетное число раз протянулась через поляну паутина следа. Здесь норка полевой мыши — житника, а там, за поляной, заросли репейника, низко склонившегося под тяжестью сырого снега. Хороши маслянистые репейные семена, да грызть их там, на открытом месте, слишком опасно — очень много мышиных врагов бродит и летает вокруг. Пришлось полевой мыши потрудиться и перетащить все запасы поближе к «дому».
Немного дальше подобные же, но более миниатюрные следы оставила мышь-малютка. Позднее, зимой, нигде не увидишь ее следа. Крошечный зверек заберется куда-нибудь в густые заросли, наглухо погребенные сугробами, или в душистую толщу хлебных скирд.
Рис. 113. Слева следы прыжков на снегу крупного экземпляра рыжей лесной полевки, справа — полувзрослой лесной мыши (е. в.). У обоих видов форма группы отпечатков — трапеция; следы задних ног располагаются впереди передних. Московская обл. Март 1939., март 1945 г.
Прыжки лесной мыши и отпечатки ее хвоста длинней, чем у полевой. Полевая мышь прекрасно уживается в лесу, особенно в молодняках и на опушках, лесная, в свою очередь, часто поселяется в оврагах среди полей, где нет ничего, кроме бурьянов и кустиков шиповников. Но в лесах, особенно широколиственных, с обилием дуба и лещины, в средней и южной полосе Европейской части СССР лесные мыши составляют преобладающую часть населения мелких грызунов. Оба вида мышей предпочитают передвигаться по снегу под защитой кустов и деревьев. По открытому пространству они скачут большими поспешными прыжками.
При глубоком снеге мыши выходят редко, в оттепель охотнее, чем в мороз. Гораздо чаще, чем мыши, по снегу бегают рыжие лесные полевки. После сильных ветров, когда снег в лесу усыпан летучками липы и ясеня, мыши кормятся совместно с лесными полевками, охотно покидающими свои подснежные гнезда ради щедрого пира. Плоды, обитые дроздами и свиристелями с крушины, можжевельника, рябины, вскоре подбирают полевки. Оба вида лазят на деревья, нередко помещают гнезда в дуплах. Однажды зимой близ г. Нижнего Новгорода я выгнал лесную мышь из покинутого гнезда белки с высоты более 6 м. Желтогорлая лесная мышь значительно крупнее обыкновенной. Это настоящий древолаз, поднимающийся за желудями и орехами на кроны высоких деревьев. Прыжки желтогорлой мыши очень длинны — иногда более метра, недаром местами ее зовут скакуном. В степь и поля эта мышь заходит очень редко — она настоящий обитатель леса.
Полевки. Серые полевки — обычнейшие грызуны полей и лугов — тяжелее и менее подвижны, чем мыши. Их след при кормежке редко уходит от норки дальше 8–10 м. Обычно они бегают, а не скачут, как мыши, и оставляют два ряда частых отпечатков. Если же скачут, то следы лапок ложатся попарно, и весь путь напоминает ход небольшой ласки. Никогда отпечатки их лап не располагаются «по-беличьему» — лучший признак отличия следов серых полевок от следов мышей. Другое дело — рыжие лесные полевки. Они очень подвижны, нередко уходят на кормежку за несколько сотен метров от норы. На бегу они ставят лапки «по-беличьему», так что след их напоминает мышиный. Но прыжки у них короче, чем у мышей (обычно 10–20 см).