Спутник следопыта — страница 42 из 44


Зимой сухое сено зверьки таскают в норы, там едят его и устраивают из него свежую подстилку, старую и грязную выбрасывают наружу. В небольшом количестве сено заготовляется и среди лета: еще в конце июня близ г. Троицкосавска можно было видеть пучки травы, разложенной для просушки на холмиках земли у входа в норы сеноставок.

Другие виды пищух также сушат сено. Монгольская сеноставка, живущая главным образом в полупустынях среди отдельных гранитных останцов, устраивает свое гнездо в трещинах скал[145]. Летом она сушит полыни и злаки, раскладывая их в солнечные часы на камнях, невдалеке от гнезда. Большие охапки готового душистого сена складываются ею под плитами камней в широкие ниши, пещерообразные пустоты.

Буроватые и рыжие сеноставки горных районов Южной и Северо-Восточной Сибири живут главным образом в каменных россыпях и скалах, рассеянных в полосе гольцов (безлесных вершин) и реже в самой тайге. Один вид проникает даже в тундру. Самая крупная из этих горных пищух, алтайская, высушивает веточки кустарников, горькие и ядовитые для скота горные травы, которые прячет потом под камни.

Таким же способом обеспечивают себя кормом на зиму некоторые виды других мелких грызунов, тоже не ложащихся в спячку. Все они живут в степных, пустынных или горных местностях, где сено сушится быстро.


Рис. 359. Даурская сеноставка несет листья ириса.


Рис. 360. Небольшой стожок ирисового сена у ствола березы — запас даурской сеноставки. Под стожком — ход в нору. Сев. Монголия. 1926 г.


В горных хребтах Монголии, отдыхая у скал, рассеянных по лугам, я часто видел пепельно-серую скалистую полевку. В жаркие часы дня она снует по освещенной стороне скал, с поразительной юркостью скользя по щелям и трещинам, скрываясь на мгновение под камнями и снова появляясь далеко в стороне. Добравшись до луга, зверек скоро возвращается с пучком травы и раскладывает ее сушиться на плоские камни.

Мне даже показалось, что за день эта полевка несколько раз ворошит и перекладывает свое сено, прежде чем спрячет его вечером на «сеновал». Прячет она сено в большие, но узкие трещины, в которые не проникает вода. Тут сено находится в полной безопасности от покушения домашних яков.

Родственные этой горной полевке виды встречаются у нас на Алтае и в горах Средней Азии; они тоже заготовляют сено. На Кавказе много сена сушит и запасает темно-серая снежная полевка. (Это сравнительно крупная полевка с длинным хвостом.)


Рис. 361. Кустик белой пустынной полыни; все побеги срезаны на сено большими песчанками. Перекопанный грызунами песок унесен ветром, и корни полыни обнажились на глубину 10 см. Приаральские Каракумы. Июнь 1947 г.


В пустынях Средней Азии и Казахстана уже с ранней весны можно заметить пучки подсушиваемой травы, брошенные около нор больших песчанок. Просидев полчаса или час около поселения этих зверьков, можно получить полное представление о том, как проходит заготовка корма. Обычно большая песчанка уносит просушенное сено в обширные камеры под землею. Изредка в пустыне Каракум и Прибалхашье песчанки ставят стожки около нор и даже укрепляют их по краям, втыкая в землю веточки, чтобы ветер не унес их запаса. Многие зоологи, изучавшие больших песчанок, указывали, что в каждом поселении они находили от 0,5 до 4–5 кг сена. Позднее Е. А. Камбулин[146] выяснил, что эти цифры преуменьшены, так как раскопки нор проводились летом, когда песчанки еще не закончили заготовки. Раскопав осенью только часть поселения песчанок, Камбулин вынул из 5 камер-сеновалов 27,5 кг запасов. Он наполнил ими два с половиной больших мешка.


Рис. 362. Схематический план одной третьей части поселения больших песчанок. В сети ходов имеется 3 порожнии камеры, одна — с остатками прошлогодних запасов (точки) и 5 камер, наполненных сеном (заштрихованы). 18 лазов на поверхность обозначены точками, расположенными в конце ходов. Все «сеновалы» находятся близ выходов из норы, т. е. в условиях лучшего проветривания, что благоприятствует хранению сена. Алма-Атинская обл. Каз. ССР.[147]


Зверей, заготовляющих сено, сравнительно немного. Гораздо многочисленнее виды грызунов, собирающих в свои подземные погреба дикие луковицы, корневища и клубни, сочные плоды, ягоды, семена и орехи. Людям это было известно, видимо, с очень отдаленных времен, так как у некоторых народностей издавна существует обычай добывать из нор запасы, заготовленные грызунами на зиму.

В одной старинной книге (1755 г.), носящей, как полагалось в те времена, довольно пространное название: «Описание земли Камчатки, сочиненное Степаном Крашенинниковым, Академии наук профессором», камчатские полевки сравниваются с крестьянами: «мышей за камчатских крестьян почитать можно»[148].

Крашенинников, один из замечательных ученых своего времени, писал, что «норы у тегульчичей (местное название полевки-экономки. — А. Ф.) весьма просторны, чисты, травой выстланы и разделены на разные камеры, из которых в иной — чистая сарана, в иной — неочищенная, а в иных — иные коренья находятся, кои собирают они летом для зимнего употребления с отменным трудолюбием и, в ясные дни вытаскивая вон, просушивают на солнце. Летом питаются ягодами и всем, что на полях получить могут, не касаясь до зимнего запаса… Из коренья и других вещей примечены в норах их сарана, корень скрыпуна-травы, завязной, шеломайной, сангвисорбин, лютиков и кедровые орехи, которые камчадалки вынимают у них осенью с радостью и великими обрядами…

Еще и сие о мышах сказано было мне от камчадалов, будто они, отлучаясь из нор своих, собранный корм покрывают ядовитым кореньем для окормления (отравления. — А. Ф.) других мышей, корм их похищающих. И будто мыши по вынятии из нор их зимнего запаса без остатку от сожаления и горести давятся, ущемя шею в развилину какого-нибудь кустика: чего ради камчадалы никогда всего запасу у них не вынимают, но оставляют по нескольку и сверх того кладут им в норы сухую икру в знак попечения об их целости. Но хотя все означенные обстоятельства самовидцы утверждали за истину, однако оно оставляется в сумнении до достовернейшего свидетельства, ибо на камчатских сказках утверждаться опасно…»[149]


Рис. 363. Некоторые из диких «овощей», запасаемых грызунами: 1 — клубни дикой редьки (запасают серая полевка, водяная крыса), 2 — клубни степной чины (запасают слепыш, слепушонка), 3 — луковица степного тюльпана (общественная полевка, слепушонка и др.), 4 — кусок корневища цикория из запасов серой полевки, 5 — клубни чистяка или жабника (запасают некоторые виды лесных полевок), 6 — луковички живородящего мятлика из запасов общественной полевки. (Слегка ум.)


Рис. 364. Голова длиннохвостого суслика с набитыми защечными мешками (ум.).


Рис. 365. Часть грибного запаса белки, развешанного на молодых елочках. Общее число грибов в запасе было около 250, они располагались на участке 10 × 25 м. Шарьинский р-н Костромской обл. 15 октября 1931 г.

А вот что сказано в другом месте этой интереснейшей книги об использовании луковиц камчатской лилии-сараны:

«Коренье сей травы… больше вынимают из мышьих нор и, высуша на солнце, в кашу, в пироги и толкуши употребляют, а за излишеством продают пуд от четырех до шести рублев… Пареная сарана, с морошкой, голубелью или с другими ягодами вместе столченная, может почесться на Камчатке за первое и приятнейшее кушанье, ибо оно и сладко, и кисло, и питательно так, что ежели бы можно было употреблять ежедневно, то недостаток в хлебе почти был нечувствителен»[150]. Интересны те строки этого описания, в которых говорится о ядовитых кореньях для отравления мышей, похитителей чужих запасов, и о «самоубийствах» полевок после ограбления кладовых людьми. Первое, несомненно, относится к области «камчатских сказок», но во втором, вероятно, есть некоторая крупица истины. Очень может быть, что лишенные запасов полевки бывают вынуждены покидать свою полуразрушенную нору и становятся добычей хищников. Конечно, и серый сорокопут не упускает случая поймать зверька и за неимением колючек повесить его в развилку сучьев, по общему всем сорокопутам обычаю. Таким образом, полевки действительно окажутся висящими, «ущемя шею в развилину», только отнюдь не по своей воле.

Полевка-экономка широко распространена в сибирской тайге и в северной полосе Европейской части Союза.

«Трудно понять, — говорит Паллас, — как пара этих крошечных животных может вырыть и натаскать такое множество крепко вросших корней: из одной кладовой добывают не менее 3–4 килограммов, а таких кладовых бывает не менее трех при каждом гнезде. К тому же им нередко приходится доставлять свою провизию издалека».

По словам Стукова, кладовые у зверька содержатся в образцовой чистоте, а сама провизия мастерски рассортирована. Стукову не раз приходилось вынимать по 16 кг клубней, заготовленных всего только одной парой грызунов, а однажды он нашел магазин, в котором оказалось гораздо большее количество разных запасов, собранных четырьмя зверьками.

Неудивительно, что сибиряки — как пришлые русские, так и местные народности — широко пользовались этими запасами. Несколько десятилетий назад все буряты, от мала до велика, после осенней перекочевки пускались «урганачить» (от слова «урген» — полевка). Добытые коренья варили с молоком или заготовляли впрок.

В северной Монголии в сентябре 1926 г. местами трудно было найти семью, которая бы не занималась добыванием мякира (или мыхера) — корневищ живородящей гречишки — из кладовых брандтовой полевки. Стуча по земле палкой, монгол по звуку отыскивает неглубоко скрытую камеру. Каждая нора дает ему до 8 кг.