21 мая 1675 г. Монтекукколи форсировал Рейн ниже Страсбурга, и сделал вид, что собирается осадить Филиппсбург, желая выманить Тюренна из города. Графу не удалось обмануть виконта: тот, оставив армию в Страсбурге, с 1 400 всадников отправился на север, укрепил гарнизон Филиппсбурга, посетил Хагенау и, убедившись, что все в порядке, вернулся в Страсбург. Монтекукколи упорствовал в своем намерении, направив кавалерию по западному берегу Рейна и в направлении Ландау и Нойштадта в Пфальце, как будто угрожая Мозелю и северной границе Эльзаса. И опять Тюренн практически противостоял тому, чтобы фельдмаршал взял инициативу в свои руки. В начале июня он послал полк кавалерии и бригаду пехоты с 6 орудиями соорудить мост к югу от Страсбурга около деревни Оттенхайм, где несколько островов образовывали сравнительно узкое пространство, которое необходимо было пересечь. Мост был готов через 4 дня. Маршал перевел по нему свою армию и стал в Вилльштадте к югу от реки Канциг и к юго-востоку от Страсбурга, создав угрозу базе Монтекукколи в Оффенбурге.
Когда последний понял ситуацию, он расположился севернее Канцига в 7 милях к юго-востоку от лагеря Тюренна, прикрывая Оффенбург, из которого в случае поражения, он мог без препятствий уйти в Германию. «Позиции Тюренна были плохими, – считал Наполеон, – он должен был либо вступить в сражение, либо подвергнуться опасности потерять мост в Оттенхайме и отступить». С другой стороны, по его мнению, Монтекуколи сделал ошибку, не совершив непрерывный марш к мосту в Оттенхайме и не окружив тем самым силы Тюренна.
Маршал должен был охранять два моста – один в Оттенхайме, а другой между Страсбургом и Келем, который принадлежал жителям Страсбурга, страстно желавшим нарушить свое обещание нейтралитета. Анри было необходимо оставаться в Вилльштадте и прикрывать мосты, но в таком случае его правый фланг растягивался, по меньшей мере, на 10 миль. Он наше выход, приказав перенести наплавной мост в Оттенхайме в Альтенхайм, и тем самым сократил свою линию обороны на 4 мили. 22 июня мост в Альтенхайме был готов.
У Монтекуколи возникла идея взять мост в Альтенхайме и он перенес свой лагерь на 7 миль севернее к подножию гор Черного Леса. Тюренн тоже продвинулся севернее и стал между Страсбургом и имперской армией. Эти маневры проходили на фоне очень дождливой погоды, когда Рейн и впадающие в него речки были переполнены водой.
Фельдмаршал оставил значительную часть провизии и амуниции в Страсбурге, запасы его армии подходили к концу, и он направил послов в Страсбург с просьбой выслать конвой. В ожидании последнего плохое состояние войска заставило его покинуть Черный Лес и занять позицию за рекой Ренхен у Шертцхайма. Тюренн расположился напротив у деревни Фрайштадт и, получив от своих шпионов сведения, что противник ожидает конвой, сделал все, чтобы тот не достиг назначения. Он преградил Рейн эстакадой, острова занял отрядами, а фарватер обстреливал перекрестным огнем пушек. Подвоз продовольствия по Рейну из Страсбурга для имперской армии был прерван. Французы также оказались в тяжелом положении, так как недоставало фуража, а болотистая местность и дожди способствовали росту болезней среди солдат и офицеров. Поэтому 15 июля маршал, оставив на занимаемой позиции три сильных батальона графа Гамильтона и два ирландских батальона, с главными силами двинулся в обход левого фланга имперцев и отрезал Монтекукколи от Страсбурга и Оффенбурга.
Фельдмаршал, оказавшись также отрезанным от части своей армии под командованием Капрары и от отрядов, наблюдавших за мостом в Альтенхайме, решил 23 июля атаковать французов. Сам он с главными силами намеревался идти на Фрайштадт, Капрара со стороны Оффенбурга должен был атаковать французский тыл, герцог Лаотарингский – правый фланг, а отряд из 4 000 человек – Гамильтона на Ренхене. Командиру этого отряда по прибытии на место необходимо было дать сигнал к выступлению всех имперских войск огнем из 4 пушек. Но сигнала не последовало! 4 000 солдат были введены в заблуждение проводниками, которых, не исключено, нанял Тюренн. Они вернулись в свой лагерь, как поступили не услышавшие сигнального огня Капрара, герцог Лотарингский и сам Монтекуколи, разочарованный и злой. Герцог Лотарингский, правда, попытался на исходе ночи напасть на французов, стоявших у Ренхена, но густой туман рассвета и осведомленность, что противостоять ему будет лично сам Тюренн, заставили его ретироваться. Маршал пошел в направлении, которое взял герцог, и стал у деревни Гамсхурст на реке Ахер на малом расстоянии от Шертцхайма и Фрайштадта. Так происходило непрерывное маневрирование двух армий, пытавшихся зайти в тыл друг другу, истощить силы противника и найти слабое звено в обороне.
Впоследствии Наполеон так оценил дуэль полководцев: «Тюренн показал в этом походе свое несравненное превосходство над Монтекукколи: первое – он подчинял его своей инициативе; второе – он воспрепятствовал ему войти в Страсбург; третье – он перехватил Страсбургский мост; четвертое – он отрезал на Ренхене неприятельскую армию»[137]. Теперь виконт мог заставить своего главного противника принять бой в невыгодных для того условиях.
Предчувствовал ли Анри свою гибель? Вряд ли. По крайней мере, 24 июля, несмотря на предыдущую бессонную ночь, он читал книгу о стране, где находился со своей армией, о ее Черных Горах и долинах. Утром 25 июля произошла перестрелка между отрядами Тюренна и 2 000 пехотинцев герцога Лотарингского, закончившаяся отступлением последнего. Ночью Монтекукколи снялся с Шерцена и двинулся к Бюлю в 5 милях от Ахерна и 6-ти от Бадена. Услыхав об этом, утром 26 июля в 4 часа маршал переместил свой лагерь в Ахерн у кромки Черного Леса. Фельдмаршал обосновался на сильных позициях в Засбахе (или Нижнем Засбахе), маленьком городке в 3 милях к югу от Бюля и всего в миле к юго-западу от Ахерна. Обнаружение Тюренна в Ахерне стало для него неприятным сюрпризом. Монтекукколи расположил свою армию в дефиле, ведущем к Засбаху.
Утром 27 июля, осматривая позиции противника, маршал заметил, что правый фланг противника хорошо защищен ручьями, впадинами, лесом и укреплениями, и удивился, что он не сделал никаких приготовлений на левом фланге. Более того, Тюренн обнаружил небольшой проход у левого фланга Монтекукколи, по которому можно будет провести свою армию и отрезать имперцам путь к отступлению. Раздав все приказы, в полдень Анри написал королю письмо, в котором описал план предполагаемого сражения и обещал послать курьера в Париж, как только оно закончится. Его уверенность в грядущей победе показывают слова, сказанные своим офицерам: «Дело сделано! Наконец я поймал его, он не сможет избежать боя. Сейчас я пожну плоды этой утомительной кампании».
Когда его солдаты маршировали через дефиле в долине, где был лагерь Монтекукколи, Тюренн, устроившись под деревом, он съел свой нехитрый обед и отдыхал, пока ему не сказали, что конница противника идет на его левый фланг. То был сигнал, что фельдмаршал обнаружил его марш в его сторону. Виконт вскочил на коня посмотреть на действия противника – определенно тот попал в ловушку! Борьба обещала быть серьезной. Мушкетеры уже перестреливались на правом фланге, вступили в дело и пушки. «Не езжайте, – воскликнул граф Гамильтон, – они стреляют в направлении, куда Вы скачете!». «Я с удовольствием вернусь, ибо определенно не желаю быть убитым сегодня», – ответил Тюренн. Однако он не взял с собой обычно сопровождавшего его молодого племянника герцога д'Эльбефа и свой штаб. Маршал выехал на рекогносцировку в сопровождении командующего артиллерией Сен-Илера. К несчастью, он набросил на плечи красный плащ, привлекший внимание артиллеристов Монтекукколи, открывших огонь. Сен-Илер обернулся к командующему спросить, одобряет ли он его позицию, и увидел, что тот упал на переднюю луку седла. Пушечный выстрел поразил его. Когда лошадь остановилась, он упал на руки подбежавших людей, дважды открыл свои глаза и закрыл их навеки.
Тот же выстрел оторвал руку Сен-Илера. «Не горюй обо мне, – сказал храбрый воин своему сыну, – мы все должны оплакивать этого великого человека». Весть о смерти полководца распространилась очень быстро. Солдаты кричали: «Наш отец мертв! Давайте биться, отомстим за него, нашего генерала и защитника!» Но ни один офицер не смог возглавить армию. Подчиненные маршала, горя желанием отомстить за него, не обладали ни талантами, чтобы следовать его плану, ни уверенностью в войсках, которые чувствовали их колебания. Они ссорились и дискутировали. И солдаты в отчаянии предложили: «Пусть Свободный пегий (так они назвали лошадь Тюренна) поведет нас вперед».
Гибель соперника повергла в шок и Монтекукколи, под которым в тот день пала лошадь. Он искренне воскликнул: «Сошел со сцены мира человек, делающий честь человечеству!» На следующий день сражение возобновилось. И хотя имперцы потеряли 5 000 человек, а французы – 3 000, их деморализованная армия стала в беспорядке отступать. Монтекукколи приказал своим войскам идти вперед, а кавалерии – преследовать отступавших. У Альтенхайма, где французы переходили Рейн, фельдмаршал желал навязать им решающую битву, но наткнулся на стойкое сопротивление, организованное принявшими командование генерал-лейтенантами де Лоржем и де Вобрюном. Они прикрыли переправы и сумели отрезать от них подходившие войска имперцев. Вобрюн был убит, а де Лорж после окончания переправы главных сил королевской армии отступил в Эльзас. Весь процесс отступления длился немногим более 24 часов.
Место, где упал с лошади Тюренн, швабские крестьяне в течение многих лет держали под паром, и бережно хранили дерево, под которым он сидел перед гибелью[138]. Удивительно, что люди, которые пострадали от его действий, отнеслись к его памяти с таким уважением!
Через два дня плохая весть достигла Парижа. Гибель Тюренна повергла и короля, и парижан в оцепенение, сменившееся паникой – все с ужасом ожидали, что Монтекукколи вот-вот появится у стен города. Потеря эта для Франции была невосполнима – гроб с прахом полководца встречали тысячи людей на всем пути к столице. Людовик XIV отдал праху Тюренна поистине королевские почести, словно предчувствуя, какие неудачи обрушатся на его государство после гибели первого маршала Франции. Он удостоил Тюренна высшей посмертной чести, приказав похоронить его прах в базилике Сен-Дени, усыпальнице французских королей. Может быть, по мнению Сен-Эвремона, король осознал, как многим он обязан своему полководцу.