— Нет. Вы не правы. Дело не прекратили. «Висяк» — вот как мы это называем. Мы по-прежнему заинтересованы в любой информации.
— О'кей. Но вы ее уже получили.
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду то, что вам сообщили вчера оба адвоката — Лангеланд и Бротет: Силье Твейтен — как ее, кстати, по-прежнему зовут — родная дочь Ансгара Твейтена, а ее дядя, Терье Хаммерстен, проходил как обвиняемый по делу об убийстве, но его вина не была доказана.
— Ну, это и мы знаем, Веум, — нетерпеливо перебил Стандаль. — Мне послышалось, вы сказали, что у вас есть новые факты.
— Есть. По слухам, убитый Клаус Либакк тоже принимал участие в контрабанде алкоголя: перепродавал его жителям Аньедалена. Об этом вы тоже знаете?
— У нас он, во всяком случае, нигде не проходил. Так что это могут быть пустые сплетни.
— Замечательно! Просто прекрасно, что он у вас нигде не проходил! — язвительно заметил я.
— Это было сложное расследование, многотомное дело, Веум. И когда произошло убийство, основные усилия следователей были сконцентрированы именно на этом эпизоде.
— Они достигли значительных успехов, ничего ее скажешь!
— Ближе к делу!
— Хорошо. Довожу до вашего сведения, что вышеозначенный Терье Хаммерстен в настоящее время находится в непосредственной близости от Фёрде и был здесь также в понедельник вечером.
— Так. И что дальше?
— Он переночевал у женщины, которая последние годы живет в Йольстере. Ее зовут Метте Ольсен, она — родная мать Яна Эгиля.
— Помедленней, я записываю. Метте Ольсен. Где она живет, вы сказали?
Я повторил.
— А этот Терье Хаммерстен… Он ее сожитель или вроде того?
— Раньше был, как вы выражаетесь, вроде того. А еще у него есть сестра, которая живет в Дале, — Труде Твейтен, которая была замужем за Ансгаром Твейтеном. Другими словами, Хеммерстен — шурин Твейтена.
— Признаться, эта история становится все непонятнее.
— Могу предложить версию. Скажем, Клаус Либакк был причастен к убийству Ансгара Твейтена в семьдесят третьем году. И если в тот раз Терье Хаммерстен не был виновен, то у него имеется мотив отомстить Либакку. От имени семьи, так сказать. Могу вас уверить, гордости и темперамента у него для этого предостаточно.
— Ну а Карри Либакк? Она тоже погибла не просто так?
— Вряд ли. Скорее всего, на свое несчастье, она просто вышла замуж не за того человека.
— Так. И вы можете все это доказать?
— Не-ет… Мы пока говорим только о косвенных уликах. Но у нас есть еще Силье, которая фактически призналась…
— Да ее признание висит на волоске, — перебил меня Стандаль, — и он вот-вот оборвется.
— А Терье Хаммерстен, который располагает как мотивом, так и возможностями совершить преступление? Он умеет обращаться с оружием и вполне способен на жестокие действия. Может быть, следует разобраться и в их отношениях с Метте Ольсен.
— А как вы объясните, что Ян Эгиль, увидев полицейского, немедленно схватил оружие, взял заложницу и скрылся в горах в Трудалене?
— Да не брал он заложницу. Они же оба это отрицают.
— Ну-ну. Может, решили поиграть в Бонни и Клайда. Но тем не менее. То, что он сбежал, является в наших глазах серьезной косвенной уликой. Не говоря уже о том, что у нас после долгих и кропотливых трудов вот-вот появятся результаты экспертиз. Скажу сразу, Веум. Мы решили отправить материалы следствия в прокуратуру уже на предварительной стадии расследования. И я очень удивлюсь, если обвинительное заключение не появится буквально завтра. И вряд ли там будет фигурировать этот Хаммерстен.
— Вы так уверены?
— Похоже на то… Мы очень продвинулись в этом деле, Веум. Вы что-то еще хотели мне сказать?
— Но вы должны вызвать его. Хотя бы на допрос.
— О ком вы говорите?
— О Хаммерстене.
— Да-да. Я это себе отметил. Мы не дураки, Веум. Что-то еще?
— Пока все.
— Тогда желаю вам приятно провести вечер, Веум.
— Спасибо, взаимно.
Я положил трубку. Потом еще раз попробовал дозвониться Грете. Но она и теперь не ответила, и я пошел вниз пообедать. В столовой я увидел Йенса Лангеланда, который в одиночестве сидел за столиком. Я подошел и спросил, могу ли составить ему компанию.
Он улыбнулся:
— Разумеется! Надеюсь, хотя бы у вас в рукаве припрятаны хорошие карты, Веум. В ином случае дела — и мои, и ваши — оставляют желать лучшего.
— Кое-что у меня есть, — подбодрил я адвоката, взял меню, отодвинул стул и сел рядом с ним за стол.
34
Я заказал тайменя в сметане с салатом из огурцов и миндальной картошкой[13] на гарнир и полбутылки белого вина.
— Я внесу это в ваш счет, — подмигнул я Лангеланду.
Он небрежно махнул рукой — ему не было до этого никакого дела.
— Что же вы узнали, Веум?
Я кратко рассказал о поездке к Метте Ольсен и Труде Твейтен, на квартире которой присутствовал еще и Терье Хаммерстен, причем отнюдь не в незаметной роли второго плана.
С особенным интересом он выслушал то, что касалось Ансгара Твейтена.
— Это мы сможем использовать, Веум! Блестяще! Связь между убийством семьдесят третьего и нынешним двойным убийством плюс увязка с контрабандой спиртного, в которой были замешаны и Твейтен, и Либакк. А этот Хаммерстен, он что, появился в Йольстере в понедельник вечером?
— Да.
— Можно ли выяснить, когда он приехал в Суннфьорд? А вдруг накануне?
— Разузнать можно.
— Так и сделаем! У полиции уже давно сложилась определенная картина, и нам нужно все, что помогло бы нам изменить их мнение.
— Я, кстати, только что разговаривал со Стендалем. Он заявил, что обвинительное заключение будет готово уже завтра утром.
— Меня это не удивляет. Но они по-прежнему будут держать Яна Эгиля за решеткой, так что…
— А результаты экспертизы? Есть новости?
— Я ничего не получал. Ну да бог с ними. То, что вы узнали — уже хороший козырь для нас. — Он буквально светился энергией. — То-то у них прибавится проблем. Ха! — И он выставил вперед Палец — жестом тореадора, наносящего решающий удар… в быка, лежащего перед ним на праздничном столе на следующий день после корриды.
— Должен признать, вы проявляете впечатляющую увлеченность этим делом, — сказал я.
— Ну как же, Веум! Я же следил за Яном-малышом… за Яном Эгилем с самого его рождения, так сказать.
— Да. Я слышал, вы были адвокатом Метте Ольсен еще в шестьдесят шестом году.
— Нет-нет. Я тогда был всего лишь помощником адвоката. Но хорошо помню то дело. Трагическая вышла история: ее друг покончил с собой в тюрьме.
— Отец Яна-малыша.
— Что? А, точно. — Он подумал и продолжил: — Трагическая история, как я уже сказал. Порой задаешься вопросом: что заставляет человека делать такой выбор? Силы небесные! Я про гашиш — у него при аресте обнаружили полкилограмма. А она…
— Ничего не знала. Вы научили ее это заявить.
— Ну… — Он развел руками. — Вся партия наркотиков находилась у него. И потом, чем бы помогло делу, если бы она тоже села? Тем более что она на самом деле знала не так уж много.
— Что ж… И так, разумеется, тоже можно повернуть.
— Метте Ольсен была совсем не та, что сейчас, Веум. — Он подался вперед. — Уверяю вас! Это была одаренная юная особа, прехорошенькая и очаровательная. Но она тоже сделала роковой выбор: подалась в Копенгаген, хипповала там, попробовала то-сё, пятое-десятое. Мы сделали все что могли, чтобы наставить ее на путь истинный. Поверьте… Это было одно из первых моих дел, и я выкладывался как мог, несмотря на то что дело вел адвокат Бакке. Адвокат Верховного суда Бакке…
— То есть потом вы умыли руки?
Он пожал плечами:
— Ну да… фактически так и вышло. Я и предположить не мог, что ее будущее окажется таким… что с ней случится все то, что случилось. Но для Яна-малыша я с самой первой секунды старался сделать все, что только было в моих силах.
— На удивление точно сказано, — кивнул я.
— Я попрошу полицию заняться этим Терье Хаммерстеном. Не дадим ему умереть во грехе. И возьмите потом чек, Веум, я заплачу. — Он встал. — Боюсь, мне пора возвращаться. Нужно сделать несколько телефонных звонков относительно этого непростого дела. Всего вам хорошего…
Он пошел к выходу, где, как по волшебству, в это время оказался Ханс Ховик. Поравнявшись, они перекинулись парой слов, после чего Лангеланд исчез, а Ханс принялся осматривать зал, как это делал я, когда пришел сюда.
Заметив меня, он подошел к столу:
— Привет, Варг. Можно, я здесь приземлюсь?
Я кивнул на грязный прибор на другой стороне стола.
— Лангеланд только что ушел. Скажи им, пусть уберут и накроют для тебя.
Старательный официант был уже на месте. Грязную посуду мигом унесли, и Ханс тяжело опустился на стул. Он заказал то же, что и я, за исключением вина. Сам я к этому времени уже перешел к десерту — теплому черничному пирогу с мороженым.
— Я хотел спросить тебя об одной вещи, Ханс. Несмотря на то что ты член семьи покойного. Кто их наследники? Ты знаешь об этом?
Он задумчиво посмотрел прямо перед собой:
— Ну, своих-то детей у них не было, поэтому они завещания никакого не составляли. То есть все отойдет ближайшим родственникам.
— А Ян Эгиль входит в их число?
— Нет. Он же ими не усыновлен. Вот если бы его внесли в завещание… Хотя, если его признают виновным в их убийстве, завещание потеряет силу. В любом случае, боюсь, будет подан иск о признании завещания недействительным.
— А кто может его подать?
— Ну я не знаю. Тут все непросто. Клара Альмелид и Клаус Либакк были, кажется, в родстве друг с другом.
— Да, точно. Силье назвала его «дядя Клаус». А еще сказала про него — «старый мерзавец». Не знаешь, почему?
Ему принесли еду, поэтому он подождал с ответом, пока официант не отойдет от стола.
— Да, я слышал что-то такое от Йенса. Но мне это кажется совершенно неправдоподобным. Она что, так прямо и сказала, что он к ней приставал?