Подошел к закрытой двери, и в глаза мне попал солнечный зайчик, отразившийся от никелированной дверной ручки. Почему-то в голове промелькнули схожие моменты из книжек. Например, у Стивена Кинга практически в каждом романе главный герой мучается от головной боли, жует аспирин и обращает внимание на дверные ручки.
Описанию этих несчастных приспособлений для открывания дверей отводится чуть ли не по нескольку страниц в книге. Вначале я недоумевал, неужели для повествования так необходимо описывать какая на ощупь и на вид дверная ручка? А потом понял, что так автор поступает не от большой любви к предметам интерьера, а просто таким образом удается впихнуть в произведение несколько «лишних» тысяч символов.
В умершем мире ведь как было? Не так важно, что ты за книгу написал. Главное - это коммерческий успех. Чем известнее писатель, тем охотнее покупают его произведения. Чем больше покупают, тем больше прибыли это приносит издательству, книжному магазину, посредникам и, наконец, самому автору.
Престиж, в данном случае, дело десятое. Хотя, наверное, это намного приятнее сказать в кругу друзей, что ты написал шесть книг. На деле, вся писанина уместилась бы максимум в двух томах. Но ведь шесть - это больше, чем два, верно? И денег принесет заведомо больше.
В реальной жизни товарно-денежные отношения и совесть редко уживаются вместе. Также редко удается «размазать» интересный текст на полмиллиона знаков, чтобы читатель не стал зевать и думать про себя: «Да когда же это кончится?», «Ну когда же он, наконец, доедет из точки А в точку Б?» или «Да застрелит он его, наконец, или нет?»
Как только эти мысли вихрем пронеслись у меня в голове, то я, не мешкая, открыл дверь и прошел в полутемную комнату. Остановился у изголовья кровати и задумался над своими ощущениями. Каких-либо сильных эмоций не было. Скорее всего, эмоциональная черствость возникла из-за того, что то, что я увидел в дедовой кровати, им не являлось.
Поймите меня правильно. Деда я искренне любил и навсегда запомнил, как жизнерадостного старика, который не мог спокойно и минуты усидеть, был вечно чем-то занят, постоянно строил планы на будущее, чертил одному ему ведомые схемы на бумажках, мастерил полезные и не очень приспособления для жизни.
А тут передо мной лежали полностью разложившиеся останки, частично впитавшиеся в одеяло, матрас, наволочку и простыню, которые никак не напоминали запечатленного у меня навсегда в памяти замечательного старика. По-другому свою эмоциональную холодность объяснить не могу.
Разозлившись на себя за духовную черствость, я спустился на первый этаж и вышел из дома на свежий воздух. Обошел дом с обратной стороны и вошел в небольшой сад, состоящий из фруктовых деревьев: четыре яблони, две сливы и две груши. Деревья нисколько не мешали глядеть вниз с холма, на которой стоял дом, на протекающую под ногами речку Сейм.
Сразу вспомнились детские моменты, когда мы с двоюродным братом лазали по этим деревьям и рвали еще зеленые яблоки. Они были кислыми, но казались сладкими, т.к. были добыты самостоятельно с риском для жизни. Ведь тогда нам казалось, что мы забрались под самые облака далеко-далеко от земли на самую макушку высоченной яблони. А теперь с расстояния прожитых лет видно, каким это было ребячеством.
Солнце стояло высоко. Только-только началось послеполуденное время. Здесь, в саду, полным детских впечатлений, казалось, что все случившееся за последние несколько лет, чья-то дурацкая шутка. Розыгрыш. Как будто телепортировался во времени или попал в закапсулированное пространство, где всегда одно и то же событие происходит бесконечно долго.
«Замечательное место», - подумал я, - «для вечного сна».
Он всегда думал, что умрет от сердечной недостаточности, как умер его отец. Но вышло совсем иначе. Главное, что получилось, как он и хотел - умереть в своей постели в своем доме.
Скрепя сердце, я вернулся в дом и принялся за дело. Могилу решил вырыть в тенистом углу сада, который был ближе всего к пологому склону. Во-первых, вид отсюда открывался захватывающий, а, во-вторых, здесь всегда было тенисто и спокойно. Именно в этом углу мы с двоюродным братом любили делать шалаш из досок и веток, т.к. здесь была самая лучшая защита от ветра, а когда шел несильный дождь, то густые ветки деревьев служили дополнительной защитой.
Через четыре часа все было кончено.
Я в физическом и душевном изнеможении сидел на расстеленной под деревьями покрывалом, пил обнаруженную можжевеловую настойку, предавался воспоминаниям о былом и щурился на заходящее солнце.
В машине лежали снятые со стены фотографии на память о деде и кое-что из сохранившейся провизии.
Когда солнце окончательно погрузилось за горизонт и хорошенько стемнело, я был основательно «навеселе». Набрался, как говориться, по самые брови.
Прежде чем идти спать в машину, решил выстрелить в темное небо из ракетницы, которую вожу с собой. Так, на всякий случай. А вдруг кто отзовется?
Я как-то не подумал, что если вдруг кто-то увидит мой сигнал, то как «этот кто-то» мне ответит? Свистом? Криком? Ружейным выстрелом? Придет на огонек распить бутылочку?
Дурное дело не хитрое, поэтому от момента, когда мне в голову взбрела мысль выстрелить в небо, до того, как ракета с шипением взвилась в прохладный ночной воздух и осветила окрестности, прошло не больше минуты.
Ракета догорела в небе. Стало опять темно и скучно. Вслед за первой полетела вторая, а потом и третья. На этом запас моих осветительных средств иссяк.
Я постоял, покачиваясь, пару минут, прислушиваясь к тишине и держась за борт машины. Тишина. Впрочем, как всегда.
«Ну и черт с вами со всеми», - злобно подумал я и, пошатываясь, т.к. сильно штормило, подошел к одной из ближайших яблонь, чтобы справить нужду и с облегченной совестью отправился ночевать в машину.
Сразу вспомнилась шутка: где у человека находится душа? Не скажу точно, но где-то под мочевым пузырем. Как сходишь в туалет, так на душе сразу легче становится.
Воистину, в каждой шутке есть доля шутки.
И вот, в самый ответственный момент, когда душа, зажатая переполненным мочевым пузырем, облегчалась, я заметил, как на противоположном берегу Сейма в воздух взметнулись, а затем приглушенные расстоянием хлопнули несколько десятков разноцветных огненных вспышек.
Я так и замер с расстегнутыми штанами в изумлении. Для полной картины не хватало еще рот пошире открыть и глаза картинно выпучить. Ожидал чего угодно, только не фейерверка в мою честь.
Вспомнил о ширинке. Застегнулся. На всякий случай помотал головой из стороны в сторону несколько раз, сильно зажмурился, поморгал. Вдруг у меня галлюцинации после насыщенного событиями и алкоголем дня? Если галлюцинации, то очень реалистичные. Со свето-шумовым эффектом.
Такое бывает? Не знаю. После Конца света я готов поверить во что угодно.
Пока я стоял, разбираясь в своих путанных мыслях и вжавшись в ствол дерева, на той стороне реки вновь загорелся огонек. Как будто кто-то зажигалкой балуется в темноте, высекая искры, или пытается прикурить. Такое я часто видел в новогоднюю ночь из окна квартиры, когда после боя курантов на улицах начиналась огненная феерия.
Вспышки зажигалки прекратились, а через пару секунд в небо вновь взметнулись два огненных шара. После чего вся пусковая конструкция, которая, видимо, была плохо закреплена, потеряла равновесие и упала на бок в траву, поскольку разрывы ракет начали происходить на земле, а не в десятке метров над ней.
Мне показалось, что за шумом разрывов я слышу женские визги, а в дымных вспышках мечутся несколько человеческих фигур. С такого расстояния было сложно сказать, что же точно я увидел.
А еще через несколько секунд все стихло. Снова наступала ночь.
На этот раз сомнений быть не могло. Там за рекой живые люди.
От такой простой мысли мне показалось, что я мигом протрезвел. Видимо, адреналин хлестнул из надпочечников и на какое-то время нейтрализовал действие алкоголя.
Я было даже рванулся к машине, намереваясь немедленно поехать в заречье и выяснить, кто там балуется фейерверком. Но трезвая мысль остановила мой порыв. Куда это я собрался ночью пьяный, уставший, не зная точную дорогу?
«Лучше ложись-ка ты спать», - сказал я сам себе, - «а завтра на свежую голову, хорошенько все обдумав и взвесив всевозможные «за» и «против», поедешь на разведку. Или не поедешь».
Примерно с такими мыслями я забрался на заднее сидение своей машины и не заметил, как погрузился в тревожный сон.
Спал плохо. Просыпался несколько раз от ощущения, что на меня кто-то смотрит сквозь боковые стекла. Но все это, естественно, было не больше, чем разыгравшееся воображение.
Под утро, когда началась быстрая фаза сна, приснился даже коротенький сон. В нем я находил большую общину людей, которые выжили, нашли друг друга и смогли самоорганизоваться в дружный коллектив с коммунистическим уклоном - каждому по потребностям, от каждого по возможностям.
В моих снах всегда лето и всегда чудесная погода. Не смотря на тот факт, что в той точке Земного шара, где расположена Москва всего 86 солнечных дней из 365, а каждые вторые сутки идут разнообразные осадки в виде снега, града или дождя, мои грезы всегда безоблачны.
В общем, когда я окончательно проснулся, то чувствовал себя абсолютно невыспавшимся. Голова не болела, но общее состояние можно было охарактеризовать одним словом - нестояние. Да еще вспомнил сон с живыми и веселыми людьми, у которых все есть. На душе тут же сделалось тоскливо.
Какой резкий контраст с действительностью. Там, во сне, было все, а тут нет ничего. Там живой и яркий мир. А тут миру пришел Конец. Конец с большой буквы. И, видимо, навсегда. Жить мне одному до конца дней своих. Аминь.
Хотя стоп. Что я такое горожу? Вчера я лично был свидетелем того, что с той стороны реки мне в ответ кто-то запускал фейерверк. Не доказательство ли это того, что я не одинок на этой планете?
К черту завтрак. Надо ехать немедленно на разведку.