Я вижу мать с животом. Она тяжела мною. Да. Она беременна. Так же, как эти, в бассейне. У нее пустые глаза. У них у всех такие глаза!
Такое странное шествие... Как огромные китихи. Я вздрагиваю от их скрытого, тайного могущества. Они могут управлять погодой! Солнце... Посмотрите! Оно так быстро садится! Этого никогда не было! Они с ним играют! А вот снова... Да! Теперь опять медленно... Вы только взгляните! Вот! Вот еще раз!.. Они движутся в одном ритме с облаками! А звуки?! Какие это звуки! Что-то между хрюканьем и вздохом! Они уже так далеко заплыли! В сизые глубины сумерек! Уже вечер? Нет? Еще не вечер?
Они не видят друг друга. Только звук! Они узнают друг друга по этому хрюканью! Они дрейфуют, едва шевеля плавниками. Всхрапывая... А теперь они причмокивают! Медленно-медленно они поворачиваются на спину. Они дышат! Они могут дышать в воде!
Как они огромны! Блестящие, черные касатки! Они посвистывают! Это они так переговариваются! «Как ты?.. » — «Толкается... » — «Мальчик?.. » — «Дочка... » — «Как назовете?.. » — «Сашей... Сашкой... »
Я будто сижу на самом дне этого бассейна. Какой бассейн?! Это гигантская впадина с беременными китихами! Они висят надо мною, там, вверху... Я невидим, как краб! Я исключен из их плаванья... Из их глубины... Так забавно... Я даже свободно могу подплыть к ним, поближе, еще... Да. Погладить по резиновому брюху. Потрогать спину. Бока... Моя рука становится легкой! Она сама по себе начинает всплывать!
Никакого движенья! Они как во сне. Все одинаковые... Как икринки... Как одна... Так, наверное, крабы видят людей! Да. Люди для них — все на одно лицо! Одна и та же пятка! Уж я-то знаю... Да...
Что это было? Что? Глядя на этих беременных женщин, я будто искал дом. Большой дом. Да. И теперь я будто внезапно проснулся в этом огромном доме и начал искать выход... Чтобы увидеть его снаружи... Да. Чтобы понять, где я.
Девушка Гриши.
В один из таких дней я встретил ее. Здесь. В ботаническом саду. В моем хрустальном гроте. И первым было — бежать! Тревога! Спастись! Во что бы то ни стало! Нет, это было не удивление! Ужас! В эту минуту она могла со мной сделать все что угодно! Все, что ей только захочется!
Я сидел как прикованный! Она будто плеснула на меня мертвой водой. Ни единого движения. Тепло поднималось от сердца. Да. Меня заливало краской с ног до головы. Я остался. В этом был перст судьбы. Ноготь судьбы. Я остался, неподвижный от смущения и тепла.
Она меня не видела. Сначала — нет. Она пришла вместе с этими молодыми мамашами. С теми беременными. Они вошли, как обычно, своим мерным шагом, характерным шагом беременных. Как во сне. Каждая в своем пузыре. Все в закрытых купальниках. Животы уже лезли на нос. Казалось, я слышу их тяжелое дыхание. Они прошли мимо, не повернув головы. Да. Как обычно. Каждая в своем прозрачном пузыре. В своем пузыре, полном питательного сна. Сна и сока.
Она шла последней. Теперь она была без очков. И казалась так сильно похожей на себя другую. Ту незнакомку, которую я встретил с Гришей. Я никогда не знал ни одной незнакомки! До этого — никогда. Ни разу. Чтоб была совершенно незнакомой... Нет. Никогда. Стоит впервые увидеть человека — уже все! Сразу начинаешь что-то с ним делать... Да. В уме. Приручать... Сжираешь человека... Быстро-быстро...
Я не знал своего сердца. Я не знал, что совершенно незнакомые люди чрезвычайно редки. И когда встречаешь этого человека во второй раз — твое сердце поднимает голову. Как змея, настороженно поднимает голову, предчувствуя опасность и борьбу.
Я еще не знал эту борьбу, которая заканчивается нежностью. Всегда. Да. Даже чаще, чем всегда. Особенно весной.
Она была в шапочке телесного цвета. Шла медленно, осторожно по скользкому кафелю. Она смотрела под ноги. Я смотрел туда, где она шла. От этого бледного кафеля все двоилось... Блики света, качанье воды в бассейне. И тишина. Самое удивительное. Она смеясь говорила с соседкой. Не отрываясь, я следил за тем, как менялось ее лицо. Губы. Она остановилась и, наклонившись, поправила свой купальник. Таким характерным женским жестом. Голубой, почти серебристый купальник. И в этот момент я увидел, как она поворачивает голову, чтобы посмотреть в мою сторону.
Страх чем-то пахнет... Да. Сильный запах тревоги, по которому тебя находит судьба.
Она поворачивалась так медленно, да, так медленно, будто принюхивалась и никак не могла уловить источник этого запаха. Она искала меня глазами! Да! За стеклянной стеной! Ни всплеска воды, ни слов. Только ее зрачок. Она вздрогнула! Она щурилась! Конечно! Она ведь плохо видела! Черт! Какое облегчение! Мне ничего не надо было делать! Ни говорить, ни любить! Я мог просто смотреть.
В ее прищуренных глазах мелькнул испуг. Это придало мне бесстрашия! Я смотрел на нее, как на статую. Да. Как на цветок. Со всех сторон!
Тонкие щиколотки. Это был еще один знак! Она была мне совсем незнакома! С такими тонкими щиколотками! Узкие плечи. Эти узкие плечи желания...
Она сняла шапочку! Волосы. Она уходит! Направилась обратно, к выходу! Все быстрее и быстрей! Она почти бежит! Все! Ее нет. Здесь ее больше нет. Можно даже не смотреть. Не проверять. Это и есть страсть. Когда безошибочно определяешь, здесь человек или его здесь нет.
Еще раз говорю — я не знал своего сердца. Разве это была любовь? Не важно. В конце концов — не важно. Она или не она. Не суть. Мною двигала не любовь. Нет. Не это слово. Ведь я даже забыл имя этой девушки! Понимаете? Можно назвать все женские имена — я не дрогну! Ничто не дрогнет! Нет! Абсолютно! Я его забыл! Я его выронил. Вернее — нет. Я его положил, это имя, и я знаю, где оно. Да. И рядом с ним все, что было, забыто. Все самое ценное, да, все, что толкало меня... Быть с ней. Рядом. Смотреть, как она дышит, как моргает...
Я был согласен на Гришу! Видеть их вместе! Не важно! Наплевать абсолютно! Мой интерес лежал не между ними! Нет! Он лежал в ней... Да. И во мне.
Я стал как старуха. Как добрая старуха. Гриша мог нас оставлять спокойно-спокойно! Я был безопаснее шкафа! Безопаснее пыли под шкафом... Наверное, он чувствовал, что мне нужно другое.
Я им готовил жратву. Носился по рынкам! Где что подешевле! Точно! Я стал старухой! В автобусах, идущих на рынок, были только старухи и я! Да. Мы даже разговаривали! Цены! «Ах, как тяжела жизнь... Как все сейчас тяжело... Уже в могилу смотришь... » И топ-топ-топ вместе с ними на рынок. В ногу, строевым шагом! Я их полюбил, черт меня возьми! Шел так, чтоб они не бежали! Они тоже привыкли! Я ведь у них ничего не отнимал! Не лишал их возможности! Понимаете? Даже внешне я стал как старуха! Мне это подходило. Чем теплее, тем лучше! Именно! Наплевать, что' на мне! Я был для них безопасен! Как исчезнувший Феликс.
И что еще? Что я им готовил? Все, что попадало под руку! Жарил картошку! Господи, эта картошка! Я и не знал, что это только разминка! Искусство жарить картошку! Пятьдесят способов жарки картошки! Из них десять вообще без картошки! Ха! Я скакал у нее на кухне как белка в колесе! Так же упрямо! Неутомимо! И я даже не удивлялся своему героизму! Мне хотелось быть с ней. Да. Именно это. Только это. Всего лишь?! Черт, как это много...
Гриша устроился подметать в зоопарк. Он был будто муж. Они стали семьей! Полновесной семьей! Она плавала с беременными, а он подметал в зоопарке! Только представьте! А я, что там делал я...
Что-то все-таки ускользнуло от моего Гриши. Да. Чего-то он не заметил. Вернее, он даже не смотрел в ту сторону. В ту сумеречную сторону... Там что-то было. Она это чувствовала. Да. И вот поэтому я был с ними. В моей новой семье. В самом сердце чужой жизни.
Она спала. Она прилегла на часок. Так, да, наверное, именно так все и было. Даже не переодевшись.
В своем белом халате. Она спала глубоко и крепко. Это сразу видно. В этом не было сомненья. Даже у меня. Правда. Она не притворялась.
Я остановился там, где нужно. Замер. Так, что она была вся передо мной. Да. Вся на этой кушетке. Я ничего здесь не видел, кроме нее. Ни одной вещи. Ничего.
Она спала вся. Полностью. Я понял наконец-то, чего так хотел. Именно эти минуты. Когда я смотрю на нее. Вижу ее всю. Спокойно, не далеко и не близко. Может быть, она поняла это? Сразу. Она почувствовала меня. Да. Что у меня что-то не так. Что-то не так, как у всех. Я думаю — да. Она сразу все поняла. И теперь она лежала передо мною так, будто ей все равно. Она забыла обо мне и забыла о том, что забыла... Забыла о глазах и вообще о том, что на нее можно смотреть.
Отсюда ее равнодушие. Поэтому. И мир, разлитый в лице. Я не прав? Нет? Я не знаю... Только этот мир заливающий ее скулы, ее щеки из-под закрытых век...
Конечно... Да. Со мной ей было все просто. Читать меня? Даже не надо. Нет нужды. Как открытая книга? Даже нет. Я был как отрывной календарь на стене. Только отрывать один лист за другим. Каждый день сам все о себе расскажет. И мои странности... Все это было слишком видно. Да. Как на ладони. Меня можно было взять одной рукой. Легко.
Она была на своей территории. В своем стеклянном коконе. Без любопытства и без ревности.
Глядя на нее, я думал, что все женщины во сне — идут одним путем. Возвращаются домой. В свою страну, в свое царство.
Ее лицо было так призрачно... Так красиво, как бывают красивы лица людей, смотрящих вдаль... Так вдруг... Не боясь ни чужих глаз, ни горизонта, ни того, что смотрит из них.
Черты красоты будто стерлись. Разгладились. Их будто смыл покой. И это лицо вдруг утратило личность. Да. Правда. Она будто встала из своего лица... Оно показалось вдруг совсем-совсем незнакомым. Я отвел глаза и снова! Быстро раз — и посмотрел! И снова увидел его так. Как впервые. Я не узнал этого лица... Оно мне никого не напоминало! Ни одного человека! Совсем незнакомое... Я не думал, что еще раз переживу это чувство. Да. Как тогда, когда увидел ее впервые. Когда она мне показалась абсолютной незнакомкой. Это ведь очень странно. Нет? Стоит нам кого-то встретить впервые — как мы уже начинаем что-то делать с лицом незнакомца. Мы проживаем его в считанные секунды. Да. И потом оно становится знакомым...