а на кровать, оглушенная и обездвиженная, чувствуя, что собственное тело ей не подчиняется. Тяжелый кулак обрушился на ее челюсть, и она едва не потеряла сознание.
Из-за дальнего края кровати показалась Таня, и непрошеный гость стремительно набросился на нее. Эшли увидела, как замелькали его ноги и кулаки. Таня навзничь упала на пол, скрываясь из поля зрения Эшли. В руках незнакомца появился рулон трубчатой изоленты. Отодрав несколько полосок, он проворно опустился на колени возле Тани. Еще пара секунд – и он двинулся вокруг кровати, направляясь к Эшли. Черная лыжная маска закрывала его лицо. Он был в темной одежде и перчатках.
Его руки мертвой хваткой сомкнулись на горле девушки, потом начали срывать с нее пижамную куртку. Она сделала слабую попытку защититься, но обнаружила, что не владеет своим телом. Затянутая в кожу железная рука сдавливала ей грудь, пока Эшли не вскрикнула от боли. Человек жестоко, наотмашь ударил ее, а затем начал залеплять рот липкой лентой. Неизвестный перевернул Эшли на живот и связал ей запястья и лодыжки. Лицо мучителя было совсем близко, ощущалось его дыхание и запах тела.
Связав ее, негодяй просунул руку в ее пижамные брюки и начал мять и щупать ягодицы. Девушка протестующее дернулась и за строптивость немедленно получила новый удар. Она попыталась плотнее сжать ноги, но он, схватив ее за ухо, принялся выкручивать. Мерзкий палец скользнул внутрь ее тела, сладострастно поглаживая и потирая. Некоторое время Эшли содрогалась от неодолимого, лихорадочного отвращения. Наконец сексуальное посягательство прекратилось, и гнет навалившегося сзади тела исчез. Повернув голову, Эшли увидела, как Таню волокут в соседнюю гостевую комнату.
Цепенея от ужаса, девушка слушала. Скрипели пружины кровати. Рот Тани был заклеен, но до Эшли доносились ее хотя и сдавленные, но пронзительные крики. Эшли сковал жуткий, неведомый прежде ужас, словно удушающий серый туман опустился на нее, сдавливая грудь, перекрывая воздух, наливая свинцом все тело.
Раздавались все новые стоны и вопли Тани, но человек, вторгшийся в их дом, трудился молча. Сердце Эшли неистово стучало, и поступающего через нос воздуха не хватало. Она старалась заставить себя не думать, что происходит с ее лучшей подругой, и сосредоточиться на том, как бы освободиться от пут. Но все напрасно. Внезапно мелькнула мысль: что с отцом? Если Норман убит, тогда ей не приходится рассчитывать на чью-либо помощь и остается надеяться лишь на себя.
В соседней комнате человек издал первобытный, похожий на рык вздох сексуального облегчения, и Эшли содрогнулась. Он закончил насиловать Таню, значит, сейчас явится за ней. Единственным звуком, доносившимся из соседней комнаты, были глушимые кляпом Танины всхлипывания. Вдруг Эшли услышала звериное рычание и звук клинка, вспарывающего плоть. Зазвучал приглушенный и одновременно душераздирающий вопль Тани и оборвался. Удары клинка еще продолжались, но Эшли была уверена, что Таня уже мертва.
Дверь гостевой комнаты с грохотом распахнулась, и, точно страшный призрак, из темноты возник незнакомец. Через прорези маски виднелись его глаза и губы. У Эшли перехватило дыхание. Человек наслаждался ее страхом, смакуя его как лакомство. Потом, шепнув: "До скорой встречи", двинулся вниз по лестнице.
Девушка почувствовала облегчение, но ощущение было непродолжительным. "До скорой встречи" означало лишь одно: он вскоре вернется, чтобы покончить с ней. Она изловчилась принять сидячее положение и обвела взглядом комнату в поисках чего-либо, что помогло бы распутать руки. Внизу, на первом этаже, открылась дверца холодильника. Мысль, что этот урод способен сейчас есть, поразила Эшли. Как он может, после всего, что сделал? Что это за чудовище? Дверца холодильника захлопнулась. Эшли охватила паника. Ее зверски изнасилуют и убьют, если она не придумает, как спастись.
Незнакомый звук из двери заставил ее обернуться. Какое-то существо, все в крови, с трудом ползло по полу. С превеликим усилием оно подняло голову, и Эшли обомлела.
К дочери полз Норман Спенсер. Его окровавленные щеки были покрыты щетиной, волосы всклокочены. В правой руке, выставив длинное лезвие, он сжимал свой армейский швейцарский нож. Подавив приступ кромешного ужаса и парализующей дурноты, Эшли перекатилась на пол. Повернувшись спиной к отцу, подставила ему связанные запястья. У Нормана уже почти не оставалось сил, и он молча, неверными движениями, принялся пилить трубчатую изоленту. Пока он орудовал ножом, Эшли плакала. Она понимала, что не сумеет спасти отца и он использует последние капли своей утекающей жизни, чтобы спасти ее жизнь.
Наконец лента разошлась. Схватив нож, Эшли высвободила ноги, сорвала повязку, стягивающую рот, и начала что-то говорить. Но Норман качнул головой и слабо махнул в сторону коридора, давая понять, что маньяк может услышать. Казалось бы, в глазах отца должен отражаться страх, ведь он знал, что умирает. Но когда он нежно коснулся щеки дочери, в них светилось торжество. Опустившись рядом на колени, Эшли, беззвучно рыдая, обнимала его.
– Я люблю тебя, – прошептал Норман.
Но это усилие дорого обошлось ему. Он закашлялся кровью, и озноб сотряс его тело.
– Папочка! – горестно простонала Эшли. Она чувствовала себя такой беспомощной.
Внизу звякнула о кухонный стол тарелка.
– Беги, – едва слышно вымолвил Норман.
Эшли знала, что ей остается либо бежать, либо погибнуть. Заливаясь слезами, она поцеловала отца в щеку. По его телу снова пробежала дрожь, он закрыл глаза и замер навсегда.
Новый звук, донесшийся из кухни, побудил Эшли вскочить. Если она погибнет, то получится, что отец отдал жизнь ни за что. Она рванула на себя окно спальни. Послышался предательский скрип дерева о дерево. Звук показался ей оглушительным, словно она привела в действие сигнал тревоги.
По лестнице затопали шаги. Эшли предстояло спрыгнуть на землю с высоты второго этажа, но выбора не было. Она выползла в зябкую, промозглую ночь и повисла, уцепившись за карниз. Перспектива прыжка пугала ее. Сломай она лодыжку – и окажется совершенно беспомощной... Руки заболели от напряжения. Она услышала из комнаты рев ярости и отпустила руки.
Удар о землю оглушил. Эшли лежала в мокрой траве, на спине. Из окна спальни на нее глядело лицо в маске. Ее глаза на мгновение встретились с глазами убийцы. В следующую секунду она побежала. Воздух тяжело молотил у нее в легких, с шумом вырывался из груди, ноги работали как механические, она бежала быстрее, чем когда-либо в жизни, – мчалась, борясь за жизнь.
Эшли сидела на кухне у одной из местных жительниц Барбары Маккласки. Несмотря на выданный ей спортивный костюм и жару в доме, она бесформенной грудой склонилась вперед, продрогшая до костей. Красные от слез глаза тупо и безучастно уставились в стол. Оцепеневшее, одеревеневшее тело не чувствовало боли от синяков и порезов, недавно обработанных врачом. Время от времени Эшли механически подносила ко рту кружку с горячим чаем, и каждый глоток отнимал у нее все скопленные на данный момент силы.
Эшли неслась не разбирая дороги через округу, пока наконец не затормозила в зарослях на заднем дворе Маккласки Холод и дождь вынудили ее постучать в дверь дома соседей. Пока Эшли бежала сломя голову, она пыталась сообразить, как спастись от кошмара, приключившегося с ее отцом и лучшей подругой. По каждому сценарию выходило одно и то же: если она остановится, замешкается, ослабит бдительность, ее ждет конец. И вместе с тем она испытывала непрестанную вину за то, что убегает.
Рядом с Эшли сидела женщина-полицейский. В доме Маккласки находились и другие люди из полиции. Логика подсказывала Эшли, что человек, убивший ее отца и лучшую подругу, давно ушел. Но она знала: пока он на свободе, она будет бояться его возвращения каждый день и каждую минуту.
Полицейские установили заграждение по обеим сторонам дома Спенсеров, чтобы удерживать на расстоянии соседей и репортеров, стоявших за ними, пялившихся на полицейских и сновавших по двору. Короткий лающий звук сирены возвещал о прибытии еще одной полицейской машины, которая начинала пробивать себе путь сквозь толпу. Эшли не обращала ни малейшего внимания на происходящее снаружи. Она была поглощена тем, что творилось у нее в голове.
Женщина-полицейский вдруг поднялась. Эшли уловила это движение уголком глаза и испуганно отпрянула. Из сжимаемой в руке кружки выплеснулось немного чая на скатерть. Рядом стоял какой-то мужчина. Эшли даже не заметила, как он вошел.
– Все в порядке, мисс Спенсер. Я детектив, – сказал он, показывая удостоверение.
Спокойный голос, приятное лицо. Одет в коричневый твидовый пиджак, серые свободные брюки и полосатый галстук. Эшли видела детективов только по телевизору, и этот не соответствовал стереотипу. Он не был мужественным красавцем с суровым, обветренным лицом, а казался самым обыкновенным человеком, вроде школьных учителей Эшли или отцов ее одноклассников.
– Можно мне сесть?
Девушка кивнула, и детектив занял стул, который освободила женщина-полицейский.
– Меня зовут Ларри Берч. Я из отдела убийств, буду возглавлять расследование обстоятельств... обстоятельств того, что произошло в вашем доме.
Эшли тронула тактичность детектива.
– Мы позвонили вашей матери – сейчас она на пути домой и появится здесь, вероятно, еще до рассвета.
Невообразимая печаль охватила Эшли, когда она представила, как ее мать будет жить дальше. Ее родители по-прежнему, как и в юности, были влюблены друг в друга. Иногда они вели себя будто подростки и в присутствии друзей дочери демонстрировали нежность друг к другу, повергая Эшли в смущение. Что теперь будет с Терри?
Берч увидел, как вздымается от сдерживаемых рыданий грудь Эшли. Он ласково положил руку ей на плечо, потом подошел к кухонной раковине и принес стакан воды. Эшли сделала несколько глотков, благодарно кивнув.
– Я бы хотел поговорить о том, что случилось ночью, – произнес Берч. – Я знаю, для вас это нелегко. Если не захотите сейчас это обсуждать, я пойму. Но чем больше я буду знать, тем быстрее мы поймаем преступника. Чем дольше мне придется дожидаться информации, тем больше будет у преступника шансов скрыться.