– Он говорит, что летом они с братом плавали вдоль западного побережья на «Олене»,– пояснил Хальм.– У нас был такой корабль на двенадцать скамей, а треть его принадлежала Хроару Безногому. Вигмар тоже был в той поездке. Они нашли на берегу несколько утопленников и много корабельных обломков. Это были ваши, фьялли. Видно, те самые, которых утопил Большой Тюлень. У одного из мертвецов нашелся на шее вот такой же амулет. Я тоже видел, Вигмар на пиру показывал его всем людям. Теперь ты понял?
– Вигмар сын Хроара!– только и смог повторить Эрнольв.
У него вдруг закружилась голова, так что пришлось присесть на край ближайшей скамьи. Он не верил, не мог поверить, что столько раз встречался со своим невольным побратимом, смотрел ему в глаза, мог коснуться его рукой… и не узнал! Отпустил… потерял…
Эрнольв вытер вспотевший лоб, глубоко вдохнул несколько раз, пытаясь взять себя в руки. Называть себя дураком и болваном не помогало.
– Но почему… Кто такой Эггбранд сын Кольбьерна?– спросил он, опять подняв глаза на Стролингов.– Почему же тролль назвал мне его имя?
– Какой тролль?– спросил изумленный Книв.
– Эггбранд – наш родич, сын моего брата,– устало повторил Хальм уже известное.– Вигмар убил его в святилище в день осенних жертвоприношений.
– А когда вы приносите жертвы?– выговорил Эрнольв.
Его осенила новая догадка. По всему выходило, что они с Сольвейг слушали тролля как раз в тот день, когда случилось убийство в Гранитном Круге. Значит, провидец из Дымной горы не нарушил своего обыкновения. Эггбранд сын Кольбьерна не принадлежал по рождению к Аскефьорду, но имел немалое отношение к его обитателям. И именно его смерть привела к тому, что Эрнольв буквально столкнулся лбами со своим невольным побратимом. И не узнал его… Расспрашивал об этих Стролингах, да возьмут их великаны, вместо того чтобы показать амулет и прямо спросить…
Нет, почему не узнал? Чем больше Эрнольв старался вспомнить Вигмара и себя при этих встречах, тем больше казалось, что он узнал, но… не понял. Не догадался, что узнал. Не зря его тянуло к желтоглазому квитту, не зря хотелось разговаривать с ним. Верным оказалось смутное впечатление, что именно этот квитт поможет его беде! «Тот человек – большой спорщик»,– как-то сказала мать и оказалась права. Вигмар умел сочинять стихи о любви к женщине, и сам Эрнольв сумел высказать Свангерде свои чувства… И это головокружение в тот день, когда он безуспешно пытался догнать Стюрмира конунга. Ведь Вигмар тоже стремился туда, но сумел перетянуть на свою сторону больше силы, заложенной в две половинки золотого месяца. И еще, и еще…
– Где он?– тихо спросил Эрнольв, глядя в пол.
Он чувствовал себя опустошенным, но в голове билась мысль: нужно собираться с силами и искать. Теперь он точно знает кого. Наконец-то нашлись свидетели понадежнее хитрого старого бергбура.
– Мы не знаем,– ответил Хальм, и Эрнольв чувствовал, что он говорит правду.– Мы видели его в последний раз там, в святилище. Ты сам понимаешь, клен меча, если бы мы встретили убийцу брата, то постарались бы отомстить.
Эрнольв кивнул. Это он понимал.
– Ведь Бальдвиг говорил, что Вигмар ушел к Модвиду… как-то его, Мачта, что ли?– подсказал Хрольв.
– Модвид Весло!– с готовностью поправил приободренный Книв.– Он живет в усадьбе Ореховый Куст. Это неблизко отсюда, целый день ехать. Я покажу!
Книв смотрел на Эрнольва чистыми и преданными глазами. Таков уж был его нрав: при любой перемене в нем просыпалась беззаветная преданность тому, кто сильнее.
Хальм кивнул:
– Я слышал, что дружина Модвида тоже потеряла кое-кого в этой битве в Кротовом Поле. Чуть ли не самого Модвида. Но если кто-то выжил, то искать их надо в Ореховом Кусте. А Вигмар, наверное, выжил. Он живучий. Он поклоняется Грюле, и у нас поговаривают, что у него в запасе пятнадцать жизней.
– Это правда!– серьезно и с оттенком зависти подтвердил Книв.– Его там на берегу убил один ваш ярл… Хродар или Хродмар, я не помню. Прямо по горлу полоснул. А он потом живой пришел, и горло целое.
Имя старинного знакомого заставило Эрнольва опомниться. Не Хродмар, а он сам тогда ночью заметил на песчаной косе отблески огня и очертания корабля. Он своим единственным глазом увидел то, чего не увидел никто другой! Это позвал его рунный полумесяц на груди Вигмара. Сила амулета проснулась сразу же, как только тот перешел от мертвого к живому. Эрнольв находился тогда в нескольких десятках шагов и от амулета, и от тела Халльмунда. И ушел, не узнав об этом.
– Да.– Словно проснувшись, Эрнольв вскочил с места.– Мы поедем сейчас же. Ты покажешь нам дорогу. А вы все свободны.– Он посмотрел на Хальма и людей возле него.– Вы можете оставаться здесь или идти куда хотите.
Хальм благодарно кивнул и спросил:
– Мы можем сначала похоронить наших погибших и перевязать раненых?
Глава 5
С самого начала Вигмару и Рагне-Гейде повезло: вдоль опушки леса бродило немало лошадей, напуганных пожаром, и они нашли даже двух оседланных. Должно быть, Модвидовы хирдманы так спешили напасть на усадьбу, что даже не потрудились как следует их привязать.
– Пригодится,– коротко сказал Вигмар, протягивая Рагне-Гейде уздечку.– Только Один знает, куда нам теперь придется ехать.
Рагна-Гейда молча кивнула. Они оба туманно представляли свои дальнейшие пути, но одно было несомненно: следовало уйти как можно дальше отсюда. И желательно никому не попадаясь на глаза.
Ведя на поводу лошадей, беглецы углубились в темный ночной лес. Ночь выдалась ясная, и света звезд вполне хватало, чтобы найти дорогу. Рагна-Гейда шла позади, кутаясь в чей-то плащ, подобранный в горящем доме, одну за другой переставляла деревянные ноги и ни о чем не думала. Девушке все еще казалось, что она спит: пожар усадьбы, смерть Модвида – все это было каким-то ненастоящим, как сон. Вон он, тот таинственный тихий лес, который она видела во сне, и эта незаметная тропинка, и Вигмар, молча идущий впереди. Так долго жданный и так неожиданно появившийся. Вот-вот покажется та избушка под моховой крышей. И уж теперь она не позволит Вигмару уйти туда, покинув ее в лесу! Рагна-Гейда мучительно боялась проснуться и снова остаться одной.
Но никакой избушки не появлялось, а был только бесконечный холодный лес, прозрачные капли воды, висящие на черных ветках, груды палых листьев на земле, мягко проседающие под ногами. Начало светать, тьма редела, чувства усталости и холода понемногу убедили Рагну-Гейду, что все происходящее не сон. Сон остался позади, отделенный от них долгой и страшной ночью.
– Вигмар!– негромко и жалобно позвала девушка.– Я больше не могу.
Вигмар замедлил шаг, повернулся, и лицо у него оказалось незнакомое: утомленное до полного равнодушия.
– Устала?– негромко спросил он, подойдя, и в его желтых глазах отражалось что-то совсем новое: мягкая, отстраненная жалость. Так смотрят на замерзающего щенка или птенца, выпавшего из гнезда. Но не на женщину, которую когда-то любили и ради которой совершали подвиги. Он, казалось, забыл, кто она и что их связывает.– Я тоже устал. Тут устанешь…
Вигмар имел в виду не только этот ночной поход через лес, но и все события последних месяцев, которые так тяжело дались им всем. Он осторожно погладил Рагну-Гейду по щеке тыльной стороной ладони, и ее щека показалась ему прохладной и гладкой, как кленовый лист.
– Скоро посидим,– пообещал он.– Найдем хорошее место…
Подходящим местом ему показался широкий лесной овраг, на дне которого можно было разжечь костер. Из оврага не будет видно огня, а дым потеряется в сером небе. В седельных сумках чужой лошади Вигмар нашел большой кусок хлеба и молча сунул его в руки Рагны-Гейды. Присев возле костра, он зашарил по поясу в поисках огнива.
И вдруг из кучи влажного хвороста проклюнулся огонек. Он возник сам собой, как росток из-под земли, но Рагна-Гейда не удивилась. Для удивления тоже требуются силы. Через несколько мгновений костер пылал, а Вигмар так и замер возле него, с кремнем в одной руке и огнивом в другой.
В языках пламени мелькнуло что-то живое, потом показались очертания лисьей мордочки. Рагна-Гейда уже поняла, что это такое, но не испугалась. Чего ей теперь было бояться?
А лисица вдруг обернулась девочкой ростом не больше локтя. Она удобно расположилась на куче горящего хвороста, словно на мягкой копенке сена, и ее пышные рыжие волосы, подол красного платья трепетали в лад с пляской огненных языков.
– Наконец-то ты вернулся!– звонко сказала она, шаловливо улыбаясь Вигмару.– Ну, что я тебе говорила? Ты помнишь?
– Что?– Вигмар нахмурился. Он помнил, что ему следует быть благодарным Грюле за спасение из горящей усадьбы и радоваться встрече с ней, но в душе его было пусто, как на пожарище.– Что ты говорила?
– Я говорила, что ты полюбил женщину и совершишь ради нее такие подвиги, которые Сигурду и не снились!– с торжеством воскликнула Грюла. Теперь она походила на веселого подростка, получившего долгожданный подарок. Полными чашами она пила изумление, ужас и горе, приготовленные на огне Кротового Поля, кровавый хмель пенился и бурлил в ее жилах. Великанша не платила за свое веселье страхом, горем, болью, какие судьба требует в оплату с человека.– Разве я не права? Подвиги совершены, и твоя девушка сидит рядом с тобой! Что же ты не весел? Чего тебе еще надо?
– А я должен быть веселым?– Вигмар криво усмехнулся, и его усмешка показалась Рагне-Гейде какой-то дикой.– Прости, но вот на этот подвиг я сейчас не способен…
– Фу, какой ты скучный!– Грюла звонко расхохоталась, болтая в воздухе ножками.– А я так повеселилась! И ты должен радоваться: ведь теперь ты так прославишься! А чтобы слава придавала сил, ее нужно принять! Не приду, пока не станешь таким, как раньше!
И она исчезла. Языки пламени взметнулись и опали; костер остался гореть как горел, но в овраге стало темнее. Вигмар бессмысленно смотрел в огонь, где только что улыбалось веселое личико, и звонкий, беспечальный голос Грюлы стоял в его ушах. Как видно, она не придет больше никогда. Потому что Вигмару никогда не стать таким, как прежде. Только духи живут вечно или почти вечно, не зная перемен. А люди меняются, потому что за свой короткий срок им приходится проживать много разных жизней.