– Наверное, это их пастбище,– решила Рагна-Гейда.– Мы уже давно идем.
– А нам надо вон туда.– Вигмар указал концом копья на узкую дорожку, которая ответвлялась от коровьей тропы и тянулась в ту же сторону, в которую шли они,– на запад.– Видишь – тропинка?
– Где?– Рагна-Гейда обернулась и пошарила взглядом по камням.– Я не вижу никакой тропинки.
– Да вот же!– Вигмар шагнул вперед и ткнул острием Поющего Жала прямо в каменистую узенькую тропку.
– А, вижу!– обрадовалась Рагна-Гейда.– Только Вальтора ничего не говорила, что от пастбища уходит еще какая-то тропа.
– Вот именно поэтому нам сюда.– Вигмар кивнул и взял Рагну-Гейду за руку.– Осторожнее, не оступись.
Узкая, едва намеченная тропинка словно играла с путниками: она то пропадала среди острых камней, то ныряла под моховую полянку, то терялась в можжевеловых зарослях, а то вдруг выглядывала снова, маня за собой. Рагна-Гейда и не заметила, как они углубились в сосновый бор, потом вышли и стали подниматься по склону горы. Идти становилось все труднее, ноги скользили по влажным камням, где бледные лучи зимнего солнца растопили ночную изморозь.
– Смотри – ворота,– вдруг сказал Вигмар и остановился.
Рагна-Гейда тоже остановилась, стала поправлять волосы, стараясь отдышаться, и посмотрела вперед. Над тропой нависало несколько высоких бурых валунов, напоминающих стоячие камни, которыми усеяно побережье. Они действительно походили на ворота. Между ними оставалось такое узкое пространство, что пройти мог только один человек. Рагна-Гейда вцепилась в руку Вигмара.
– Я боюсь,– призналась она.– У этих ворот не очень-то приветливый вид.
– Но ведь Альвкара говорила о них,– напомнил Вигмар.– И мы их нашли. А раз мы их нашли, значит, нам нужно в них войти.
– Войти-то мы войдем. А вот выйдем ли?
Вигмар постучал в землю концом древка:
– Помнишь, как Поющее Жало лихо расправилось с тем лохматым люрвигом, который хотел поужинать Олейвом? Если это копье умеет обращать нечисть в камень, то и дорогу через камни оно нам как-нибудь проложит. Пойдем.
Не выпуская руки Рагны-Гейды, Вигмар первым прошел между стоячими валунами, потом провел за собой девушку. Ничего страшного не случилось, узенькая тропка тянулась дальше, петляла между высокими кустами можжевельника и облетевшего орешника. На ходу Рагна-Гейда несколько раз оглянулась, боясь, что за их спинами каменные ворота исчезнут или сомкнутся. Но те стояли по-старому, и Рагна-Гейда успокоилась. Ей даже стало стыдно за свой детский страх: никакие это не ворота, просто два камня. И ничего такого…
– Похоже, мы пришли,– сказал вдруг Вигмар.– Здесь кто-то живет.
Рагна-Гейда выглянула из-за его плеча и ахнула. Перед ней стоял крошечный домик, сложенный из толстых замшелых бревен, с маленьким дымовым отверстием над дверью. Крытая дерном крыша казалась непомерно тяжелой и сползла, как будто была велика этому домику. На ней густо росли кустики брусники, черники, рыжие стебли багульника и даже несколько чахлых березок. Избушка скорее напоминала большую болотную кочку, чем человеческое жилье. И это была та самая избушка, которую Рагна-Гейда видела во сне в последнюю свою ночь в Оленьей Роще.
– Не ходи туда,– тихо сказала она Вигмару и крепко сжала его руку, точно собиралась удержать силой.– Я видела сон. Если ты войдешь, ты не вернешься, а я пропаду здесь… Меня съест этот лес. Я видела все это во сне.
Избушка молчала, над головами путников тихо шумели сосны, шептали, как живые, обсуждали незваных гостей.
– Не бойся, я туда не пойду,– успокоил ее Вигмар.– Чтобы пролезть в эту дверь, мне придется сложиться пополам, а подставлять свою шею неизвестно под чей топор не хочется. Мы позовем хозяев сюда.
Вигмар шагнул к избушке и постучал острием Поющего Жала в замшелую доску низенькой двери. Гулкий звон показался мягким, приглушенным, словно копье заговорило вполголоса. В домике раздался неясный шорох. Вигмар постучал еще раз, сильнее, и в голосе оружия прозвучало нетерпение.
Дверь скрипнула и приоткрылась ровно на ширину мышиного хвостика. Рагна-Гейда ничего не увидела, но всем существом ощутила, как из темноты на нее уставилось несколько пар глаз. Ей даже казалось, что она различает в дверной щели их мерцание: чуть голубоватое, как ночные огоньки над курганами. Только взгляды, цепкие и острые, как мышиные коготки, от которых захотелось почесаться. Но это было так страшно, что Рагна-Гейда поспешно подалась к Вигмару и снова вцепилась в его руку.
– Выходите-ка!– повелительно приказал он, обращаясь к дверной щели.– Не хотелось бы вламываться в чужой дом силой, но Поющее Жало может разнести в щепки и вашу дверь, и всю эту моховую кочку, в которой вы обитаете. Выходите. Я не причиню вам зла.
Дверь приоткрылась чуть пошире, за ней послышалась возня, как будто несколько человек толкают и пихают друг друга. До слуха Вигмара долетел скрипучий голосок, свистящий шепот, но слов разобрать не удалось. «Здешние жители упрямы, но подчиняются, если чувствуют силу!» – говорила Альвкара. Вигмар поднял копье, чтобы постучать еще раз. И тут дверь открылась, через порог перевалилась человеческая фигура, невысокая ростом, но грузная и тяжелая, как копна прошлогоднего мокрого сена.
Рагна-Гейда испуганно вдохнула и спряталась за спину Вигмара. А он нахмурился, разглядывая старуху. Та оказалась еще страшнее, чем старая Ауд, в гостях у которой довелось познакомиться с люрвигами. Здешней хозяйке сравнялось лет сто, не меньше; коричневая кожа с багровыми и лиловыми прожилками так плотно обтягивала череп, что лоб и скулы выпирали, а глаза, рот и щеки провалились. Голова была повязана серым платком, а одеждой служила длинная пегая рубаха, сотканная из плохо вычесанной и неровно выпряденной некрашеной шерсти, да неподпоясанная накидка из потертой, местами совсем лысой медвежьей шкуры.
– Почтенная, а ты не глухая?– для начала спросил Вигмар.– И ты не забыла человеческий язык? А то и не знаю, что будем делать: троллиного языка я не знаю.
– Если уж ты нашел сюда дорогу, как-нибудь мы с тобой столкуемся,– скрипучим, но довольно твердым голосом отвечала старуха.
Морщинистые коричневые веки приподнялись, на Вигмара глянули бесцветные от старости глаза. Взгляд их не был тусклым или расплывчатым, и у Вигмара отлегло от сердца: сколько бы лет ни прожила старуха, из ума она не выжила. А значит, с ней можно сговориться.
– Чего ты хочешь?– проскрипела хозяйка странного жилища.
– Как тебя зовут?– спросил Вигмар и поудобнее перехватил Поющее Жало.
Старуха опасливо покосилась на копье.
– Меня кличут Блосой,– ответила она, и Рагна-Гейда, не удержавшись, усмехнулась, пряча лицо за плечом Вигмара. «Блоса» – «пузырь». Прозвище очень подходило старухе, раздутой, как пышный стог сена.
– И много вас там?– Вигмар кивнул на дверь избушки.
– Зачем тебе это знать?– настороженно спросила старуха.– Мы никому не делаем зла, хотя живем здесь уже… очень давно.
– Да живите еще столько же!– миролюбиво позволил Вигмар.– Если, конечно, вас не выгонят фьялли.
– Фьялли?– Старуха удивилась, кожа на ее лбу задвигалась.– «Горцы»?[11] Здесь в горах мы всех знаем. Тут есть сильный и неуживчивый народ, но мы друг к друг притерлись и никто не пытается нас выгнать с нашей земли.
– Ой, какие глупые!– От изумления Рагна-Гейда даже перестала бояться и вышла из-за спины Вигмара.– Да не «горцы»! Это не здешние горные жители, это совсем другое племя! Разве вы никогда о них не слышали?
– Мы знаем много разных племен.– Старуха посмотрела на гостью и недоумевающе подвигала кожей на лбу, где раньше были брови. Вигмар заметил, что дверь у нее за спиной приоткрылась чуть пошире и в щели даже мелькнуло бледное пятно чьего-то лица.– Больше, чем знаете вы. Но в горах каждый имеет свое имя, и никого не зовут просто «горцы».
– Это другое племя!– принялся втолковывать Вигмар.– Много-много людей, целые тысячи. И даже десятки тысяч. У них есть своя земля, очень далеко. А сейчас они пришли к нам сюда и хотят прогнать нас всех. И даже убить.
– Они слишком тупые!– шепнула ему Рагна-Гейда.– Какая нам от них может быть польза? Они в жизни не видели ничего, кроме своего леса и двух соседних пастбищ.
– Ничего!– ответил Вигмар, пока старуха старалась уразуметь сказанное.– Такие как раз умеют колдовать. Они поближе к земле, к горам… и ко всякой нечисти. А нам сейчас нужен не ум, а колдовство. Видишь, как хорошо им удалось спрятать свое жилище, если даже домочадцы Вальгаута не подозревали о таких соседях? Может, они сумеют спрятать и Золотой Ручей?
Старуха тем временем обернулась к дверной щели и шепталась с кем-то оставшимся в доме.
– Чего они прячутся?– крикнул Вигмар.– Пусть выходят. Мы никому не сделаем зла. Посоветуемся.
Старуха поколебалась, но все же толкнула дверь, протянула в щель руку и схватила кого-то.
– Да иди же, не бойся!– бормотала она.– Ничего тебе не будет! Очень ты им нужен, пень старый!
Из щели показался старик. Он был еще меньше ростом, чем Блоса, и еще страшнее. Рагне-Гейде стало по-настоящему нехорошо: в лицо словно пахнуло холодным и затхлым воздухом то ли болота, то ли даже старой могилы. Старик выглядел таким же древним, как его жена, горбатым и тщедушным. Короткая рубаха и некрашеные штаны словно бы выросли прямо на нем, маленькую головку прикрывал шерстяной колпак. Совершенно коричневая кожа, как у старых пастухов, всю жизнь проведших под открытым небом; загнутый книзу нос, выпуклый лоб и голый подбородок выступали вперед, а глаза и рот глубоко запали и казались пещерами в темной скале этого лица. Под глазами залегли матово-бурые тени, вид которых заставлял вспомнить мертвецов. А сами глаза у старика были тусклые, тупые, но пронзительные. Они смотрели, как звери из норы, и Рагна-Гейда снова прижалась к плечу Вигмара.
– Его зовут Семлиг[12],– сказала старуха.– Он все время спит. Да и сейчас его еле добудились. Но если уж проснется, то… гм, от него бывает толк. Эй, бездельники!– неожиданно громко заорала она в дверь.– Идите все сюда!