Стараясь отвлечься от неясных, мрачных предчувствий, он стал вспомнить, что за озеро он изобразил, будучи Володом. Да, да — то самое озеро на стене храма. Озеро, к которому спускались реки птиц с девичьими ликами, и в глубинах которого сиял его, Творимира лик…
И вот, что вспомнил: тогда он уже почти завершил грандиозную работу по росписи храма. Отобразил деяния святых, богов… лишь незначительная часть стен оставалась не закрашенной. Не было строгого канона, что он должен изображать; лишь бы только изображение это было благообразным, и вписывалось в общую концепцию. И изобразил он то, что явилось ему в детстве — это озеро, и птицы — они не приснились, а именно явились. Это было Явью, и, будь у него язык, Волод повторил бы это, и присягнул самой страшной клятвой, какую только знал. По сути, Явленье было самым Божественным, что только встречалось ему в жизни. Он не помнил событий окружавших Явление, не знал, к чему оно было, но это воспоминание всегда его вдохновляло — есть в мире нечто, возвышающееся над их городом, над "Черными Псами" и Царем — прекрасное, непостижимое.
И тут Творимир увидел озеро. Оно открылось разом, после резкого дорожного поворота. До самого горизонта вытягивалась, успокоенная сумеречным светом, водная гладь. Первая звезда маняще отражалась в безмятежном зеркале. От озера веяло свежестью, чистотой, святостью. Хотелось поскорее сбросить одежды, окунуться, смыть с себя все ненужное…
При виде озера улеглась тревога, но вот увидел Творимир замок, и сжалось у него сердце. Уже знал — в замке ждет беда.
Замок — массивное, острыми башнями прорезанное строение, дыбился вблизи от берега, и с первого взгляда производил впечатление явления чуждого, случайно сюда попавшего. Непропорциональный, безвкусный, он представлялся разряженной уродиной, осмелившейся бросить вызов спокойной, вечной красоте природы. Из замка рвалось пьяное пение и хохот — в задумчивом, тихом вечере, звуки эти казались особо кощунственными…
И вновь Творимир почувствовал страстное желание вырваться из общего потока — он не сдержался, обратился к Царю:
— Может, остановимся? С дороги, в озере окунемся…
Царь повернулся в седле; долго, пристально глядел на Творимира, и по обыкновению, зло усмехался:
— Что ж ты, посланник Всесвята, и не знаешь — на этом озере проклятье. Хотя, может, на "божественных гостей" проклятье и не распространяется, а вот мы, люди обычные — рискуем там вовек остаться…
Царь больше ничего не сказал, но, когда они уже въезжали в ворота, воевода, также с насмешкой, объяснил:
— Да будет «божествам» известно, что в озере обитает ведьма. С нее когда-то живой кожу содрали, утопили, но она, стерва, выжила. Вместо кожи у нее теперь птичье оперенье. Из лунного серебра. — глаза у воеводы заволоклись жадностью, он протянул мечтательно. — …Лунное серебро. Да за одно такое перышко целый город купить можно!..
— И, кого же она утаскивала? — спросил Творимир.
— Утаскивала! — гавкнул воевода. — Прежних владельцев замка пыталась утащить… Утаскивала!..
Они въехали в темный двор, но, когда стали слезать с коней — стремительно распахнулись большие замковые двери, ударил яркий свет, и, почти полностью загораживая проем, появилась фигура, жирнее которой еще не доводилось видеть Творимиру.
А Царь, впал в благодушное настроение. Он громко крикнул:
— А-а-а, вот и Сома — первая из трех сестер. Ты, погляжу я, еще поправилась…
— Ох, да, Ваше величество! — крикнула толстуха и зевнула, затем — достала из своей жирной одежды капающую жиром, наполовину обглоданную куриную ножку, и продолжила ее грызть.
— А где Жара, сестрица твоя? — пошел к ней навстречу Царь.
— А-а, Жара — она занята… — улыбнулась Сома. — К нам же ваш младший брат Князь Лесной со свой дружиной пожаловал — у нее сейчас.
— Ну хорошо — потом с ним потолкуем… Ну, а угощение для нас готово?!
— А как же! — усмехнулась губами-подушками Сома. — У нас для гостей всегда уготовано наилучшее угощенье! Проходите!..
Творимир уже знал, что ждет его внутри — очередной зал с пьяными мордами, с выпивкой, с воплями — унылый, похожий на все иные пиршественный зал…
И тут ему удалось ускользнуть: у порога возникла давка, а он юркнул в сторону, и тут же затерялся в ночных тенях.
Побежал и вскоре уже уперся в закрытые ворота. Звать, чтобы открыли? Нет — тогда точно не избежать пира, на котором, может, вновь начнутся превращения… И он, надеясь найти такой уголок, где никто не потревожит его размышлений, побрел вдоль стены.
Постепенно несущийся из замка пьяный гул отдалялся, и вот совсем смолк. Неожиданно Творимир понял, что он на кладбище. Видно, сюда совсем не ходили — надгробия поросли мхом, а некоторые почти скрылись в земле.
Над надгробиями возвышалась усыпальница, выполненная в форме колокола. А на стенах усыпальницы…
"Ведь это — та фреска, которую я в храме рисовал" — подумал Творимир.
На стенах усыпальницы была не фреска, а барельеф. Но этот барельеф в точности отображал то, что Творимир-Волод когда-то рисовал в храме — уж он то помнил! Тот же изгиб крыл, те же, до боли знакомые девичьи лики у птиц. Только вот озера не было видно — за давностью лет эта часть барельефа ушла в землю. А вот дверь сохранилась — к ней даже подымались несколько ступеней.
Дверь тихо, подобно последнему вздоху умирающего, скрипнула, немного приоткрылась. В узком проеме ничего, кроме мрака не было видно. Творимир отпрянул, по телу прокатилась холодная дрожь.
Хотелось бежать, но в голове засели упрямые мысли: "Что — призраков, вампиров испугался?.. Ну, лучше уж призраки, чем пирушка с Тираном и его палачами. Бежать бессмысленно. Если здесь что-то и есть — оно все равно меня найдет. Но, быть может — здесь я узнаю ответ: почему мне прежде виделось это озеро. И кто эта дева?.. Почему она преследует меня?.. И причем здесь мой облик?"
Он поднялся по лестнице, толкнул дверь — она легко поддалась. Помещение было темным, ничего интересного, кроме нескольких почти развалившихся каменных гробов в нем не было. Но в склепе была еще одна дверь — она прогнила, свешивалась на одной петле, но, подойдя, Творимир обнаружил, что за ней — уводят вниз ступени. Там мрак. Не помешал бы факел, но где ж его достать?.. Творимир решил спускаться без факела.
В кромешном мраке, упираясь руками в склизкие стены, продвигался он вниз. Прежде чем ступить, осторожно опускал ногу… но ступени были мокрыми, и он все же не удержался — полетел вниз…
Тут пригодилась земная тренировка. Он напряг мускулы, собрал тело — поэтому обошлось без переломов, разве что на лбу появилась кровоточащая ссадина. Подумалось: "Ну, если здесь есть вампиры — с этой ссадиной я для них лучшая приманка". Замер — мертвая тишь. Было холодно. Пытаясь привыкнуть к мраку, остался на месте. Вот приметил — с одной стороны исходило едва приметное свечение. Медленно пошел в ту сторону. Ступал, как мог осторожно, но все же шаги звучали непростительно громко — казалось, идет великан, и уже перебудил всю округу…
Свечение исходило из-за наслоений паутины. Вуали свешивались от потолка до пола. Творимир срывал их одну за другой, но открывались все новые вуали — словно тысяча пологов… А потом он увидел, что за ними скрывалось — в ужасе отпрянул, но от увиденного не сбежишь…
В стене была выемка, а в выемке лежал иссохший, в мумию превратившийся покойник. И в этом покойнике Творимир узнал свои черты! Хотелось бы ошибиться, но он уже знал — здесь не может быть ошибки.
Вгляделся. Отвращение вызывали эти иссохшие черты! Какой-то гнусный, изуродованный пороками грешник лежал перед ним. И все же это был он — Творимир. И Творимир живой пошатнулся, сделал шаг вперед — открылась еще одна выемка, и там лежал мертвец-Творимир; еще шаг — еще одна мумия. Словно зачарованный, шагал он вперед, гадал, когда же закончатся эти мертвые его отражения, а они все повторялись.
— Ну, и что же вам от меня надо? — прошептал он.
И тогда рука одной мумии дрогнула — раздался сухой треск. Думал бежать назад, обернулся, в призрачном свете увидел — одна мумия уже полностью поднялась со своего лежака, перегородила проход. Подойти к истлевшему Себе было выше сил Творимира, и он бросился дальше.
Он и не замечал, что проход уходит все глубже, а свечение усиливается. Но вот под ногами заплескалось, а дальше проход и вовсе скрывался под водой.
Что ж — он готов был нырять, но тут костяная рука сильно сжала его за ногу. Наполовину ушедшая под воду мумия, перехватила-таки его. Творимир из всех сил дернулся, и тут рот мумии задвигался — видно, она пыталась что-то сказать, но вместо слов выходил лишь сухой треск — ссохшаяся челюсть переломилась. Дальнейшего Творимир уже не видел — ему удалось-таки вырваться, и он поплыл в холодной воде.
Свет изливался сверху, и он устремился к нему. Вот вынырнул, жадно задышал… Оказалось весьма светло, однако свет был мягкий, молчаливый, ночной. Его окружали колоннады тумана — арками выгибались, далекими горами высились — одноглазая Луна щедро поила их серебром, но за ними не видно было, где берег. Тогда Творимир наугад выбрал направление и поплыл…
…Через некоторое время понял, что плывет не в ту сторону, думал повернуть, но тут приметил обвитый туманом корень. Подплыл — вот и берег. Могучие деревья подступали вплотную к водам, но была меж ними и небольшая полянка, так ярко украшенная Луной, что, казалось — это Лунный день. Решил взобраться на дерево — поглядеть, не видно ли замковых огней. Взобрался — так и есть — вон светлячками тлеют, уютные.
Тут мелькнула быстрая тень. Глянул вверх — расправив крылья, казалось, от самой одноглазой Луны, спускалась птица. Творимир вжался в древесный ствол, даже не дышал — он уже знал, что это за птица. Он только ожидал, что за первой последуют еще целые реки таких же, но нет — пока она была одна. Бесшумно опустилась на полянку, крылья сложила. Дивно, прекрасно было ее птичье одеяние из бесценного Лунного Серебра. Но, когда она сбросила эти одежды, и предстала в девичьей красе — Творимир понял, что никогда еще не видел ничего более прекрасного. Гармоничное сочетание плавных живых линий, девственная чистота кожи, легкость, слияние с туманной ночью… бесшумно вошла она в воды…