Дорога шла вверх, и постепенно развалюхи заменялись более солидными домами.
— Стой!.. — окрикнул Лорен.
Творимир развернулся в седле, бешено сверкнул глазами:
— Зачем?!.. Она же в замке!..
— Вот именно. Ты что — в замок собрался? Там тебя и сцапают.
— Так что же тогда делать?!..
— А что делать — решим в трактире. Хороший трактир. Называется "Жаркое и Выпивка под мшистым дубом". Хозяин трактира — мой старый друг. Ему можно довериться, и он знает больше, чем кто-либо в городе. От него можно узнать и судьбу Анны.
— Да зачем нам мне ее судьбу узнавать?!.. Эту судьбу меня нужно!
— Ну, вот ты такой молодой, горячий. Хочешь в замок — пожалуйста, я тебя не держу. Но даю гарантию — сразу схватят, а через полчаса ты уже будешь болтаться над жаровней.
Творимир замер, и минут пять пристально вглядывался в громаду замка: в каждую мрачную, острую его черту, в каждый кровавый огонек. А потом из тучевого месива рванула молния — обожгла исполинские стены, и показалось Творимиру, что замок наклоняется над ним, и сейчас рухнет на него…
— Хорошо. Едем в трактир! — крикнул Творимир…
Спустя пару минут, они остановились возле неказистого, старого здания; почти из всех окон которого рвался сильный свет, и пьяные голоса.
— Здесь всегда так шумно. — пояснил Лорен. — Ты просто не обращай внимания…
И вот они шагнули в переполненную винным паром и всяким сбором залу. Навстречу бросился утомленный хозяин, но, как узнал Лорена, расплылся в широкой улыбке… Через минуту они уже беседовали в отдельной комнатушке. Пьяные голоса едва досюда доносились, и перемешивались с шумом ливня. Выслушав Лорена, хозяин развел руками:
— Рад бы помочь, да ведь сами знаете… Ну, если бы это была обычная «ведьма», могли бы собрать выкуп… Хотя, для этого понадобился бы мой годовой доход… Но раз вы говорите — "она понравилась Бригену Марку"… Это ж и не выговоришь: "понравилась Бригену Марку"! Отродясь не было, чтобы ему кто-нибудь нравился. Тут, пожалуй — принесешь выкуп, а тебя схватят, да на дыбу — выдавай сообщников… Так что дело гиблое…
— Да как же гиблое! — не сдержался Творимир. — Гиблых дел не бывает. Не зря мы к вам приехали! Придумайте что-нибудь…
Хозяин трактира в полголоса переговорил с Лореном, и громко заявил:
— Пока располагайтесь здесь. Ну, а я все разузнаю…
— Когда же вы узнаете?! — крикнул Творимир.
— Ну, не сейчас же, в ливень, узнавать…
— Как вы не понимаете, что в каждую минуту…
— Понимаю. Но ничего не поделаешь. Просто ждите…
И потянулось это мучительное выжидание…
Ливень прекратился только в сумерках следующего вечера. Однако небо оставалось сумрачным, и моросило мелким, холодным, затяжным дождем.
Хозяин трактира задействовал какие-то свои нити… Обычно без труда удавалось узнать судьбу того или иного заключенного, про Анну же — ни слова. Будто ее и вовсе не было.
Творимир либо прохаживался по своей комнатушке, либо выбегал на улицу, где также ходил, глядел на замок, от бессилия сжимал кулаки, и хрипел проклятья. Он почти совсем не спал и не ел. Бледный, с мешками под глазами, худющий — казалось, его только что вырвали из долгого заключения.
В невыносимо медленное течение одного из этих дней вдруг ворвался хозяин трактира. Он возвестил:
— Все, отмучилась ваша Анна. Завтра ее сожжение.
— Что?! — Творимир буквально налетел на него. — Рассказывай все! Немедленно!..
— А рассказывать то и нечего: просто было объявлено. Завтра в полдень сожжение ведьмы Анны.
— Так, может — эта не та Анна!
— Как же не та. Та самая. Молодая, красивая. Говорят еще, что Бриген очень зол. Она, вроде, ему отказала… Ну, все — мне добавить нечего. Засим и оставлю вас. У меня еще много дел.
Хозяин трактира удалился, а Творимир, со сжатыми кулаками, прямо-таки набросился на Лорена. Он восклицал:
— Да как так можно! Такое безразличие!.. Он говорит об этом, будто будет сожжение какой-нибудь козы…
Лорен положил ему руки на плечи, вздохнул печально:
— Тише. Тише. Ты еще слишком молод и не знаешь — здесь человеческая жизнь цениться куда меньше не то что козы, но и цыпленка… Люди просто привыкли к постоянным убийствам. Практически каждый день устраивают сожжения. Иногда — сжигают целую группу людей — это когда раскрывается заговор. А сколько еще безвестных, недотянувших до костра, замученных в подземельях… Наша Анна — лишь малая частица общей трагедии…
Творимир метнулся к окну, и буравящим взглядом уставился на замок.
— Что значит "частица трагедии"?!.. Еще нет никакой трагедии. Она жива, а значит — мы ее спасем.
— Ты должен понять что…
— Ничего не хочу понимать! — Творимир отпрянул от окна и заметался от стены к стене. — Мы подкупим стражей…
— У нас нечем подкупать…
— А мы устроим нападение!
— Твое нападение, что укус муравья для закованного в стальные доспехи…
— Все равно мы что-то придумаем…
Долго метался по этой темной комнатушке Творимир. Время от времени, он придумывал какой-нибудь безумный, совершенно неосуществимый план спасения Анны, а Лорен тут же его отвергал.
Уже смеркалось…
Творимир вспотел, и трясся от перенапряжения.
— Возьми-ка, испей. Полегче станет. — Лорен протянул ему чашу с вином — Творимир выпил.
Творимир очнулся. Несмотря на то, что окна были распахнуты настежь — в комнатушке царили духота и жар. Ленивое августовское солнце изливалось на улицы — и улицы уже просохли и накалились, наплывала взбитая чьими-то ногами и копытами пыль.
Голова у Творимира раскалывалась болью, и он схватился за виски, застонал.
Лорен дал ему чашу с молоком — Творимир выпил, и ему полегчало.
Но вот уже вскочил, затрясся от волнения.
— Сколько время?!
— За три перевалило. Скоро жара на убыль пойдет.
— Что?! Но ведь Анну еще не сожгли, да?!
— Сожгли.
— Что?!
— Сожгли Анну. Народ еще с девяти часов к замку потянулся. А возвращаться стали в полвторого. Обсуждали детали сожжения…
— Но ведь… Но… — у Творимира носом пошла кровь, но он не обращал на это внимания. — Ведь если… Ведь… Она не может быть мертва, потому что…
И вдруг налетел на Лорена, затряс его за плечи:
— Вином напоил! Со снотворным!
— Да — напоил.
— Да как ты смел! Ты хоть понимаешь, что натворил? Убийца!..
— Не убийца, а спаситель твоей жизни. Ну, вот не усыпил бы, чтобы бы ты стал делать?.. Сегодня побежал к месту сожжения. Стал бы там что-нибудь кричать, к ней прорываться. Тебя бы схватили…
— А пусть бы и схватили! Я и сейчас туда побегу. Сам все узнаю!..
Лорен пытался его удержать, но тщетно. Творимир вырвался из комнатки, вихрем метнулся через дремлющий трактир, и дальше — по унылым, безмолвным от жары улочкам. Он бежал к замку — с каждым мгновеньем нарастал жар, казалось — это гигантское костровище вздыхало ему навстречу…
Вот створки исполинских ворот, в тени сидела стража в черных доспехах — они шумно, пьяно о чем-то спорили. Взмокший Творимир налетел на них, едва смог выговорить:
— Где… сожжение?..
Стражники заржали. Один из них взвизгнул:
— Чье сожжение?!.. Твое, что ли?!
Это показалось смешным — стражники буквально изгибались от хохота.
— Анны.
— А-а-а… Анны?.. Так это прямо за воротами, во дворе. Только, сдается, ты опоздал. Кроме ее пепла ничего там не найдешь!.. АХА-ХА-ХА-ХА!!! А потом не забудь к нам подойти — мы всыплем тебе сто плетей. Такой указ Бригена — сто плетей каждому, пропустившему сожжение. А-ХА-ХА-ХА-ХА!!!! ХО-ХО-ХО-ХО!!!..
Творимир метнулся дальше.
Створки у ворот были толстенные — не меньше полуметра, и весили — не один десяток тонн. Открывал и закрывал их могучий механизм…
Это был широкий, внутренний двор. Угрюмые, темные махины стен запечатывали его. На выложенной черным гранитом мостовой валялось много всякого мусора — ведь совсем недавно здесь грудилась многотысячная людская толпа. В центре площади высился стальной столб. Столб был накален докрасна — рядом с ним потрескивала метровая груда угля, а над ней вились синеватые язычки пламени.
Неподалеку возил тележку, заваливал в нее мусор унылый, горбатый человек. Творимир подбежал к нему — прерывистым голосом крикнул:
— Что с Анной?
Угрюмый человек не останавливался — он сосредоточенно собирал мусор, и бормотал:
— Сегодня сожгли ведьму. Она молодая, красивая. Обычно как бывает: до костра держаться, а как он им кожу выжжет — вопить начинают. А эта до конца продержалась — не кричала, не стонала. Разве что в конце крикнула "Творимир!". Что за Творимир, спрашивается? Бриген Марк рассержен был. Велел, за голову Творимира, тысячу золотых выдать. Ты его не знаешь?..
А Творимир рассеянно глядел на угли. Вот подошел на этот нестерпимый жар. Волосы задымились, опалились брови, глаза слепли — он не обращал на это внимания — он приближался к костру.
— Э-эй, а не ты ли и есть Творимир? — прозорливо окрикнул его уборщик.
Все что слышал Творимир — это отчаянный треск углей — он шептал растрескавшимися губами:
— Как же так?.. Как же так?..
И тут кто-то на него, потащил в сторону — Творимир слишком ослаб, чтобы сопротивляться. А это был Лорен. Он шептал:
— Да что же ты?.. Или жизнь не дорога?..
— Не дорога…
— Ведь узнает тебя Бриген. Он сейчас из-за отказа Анны злой. Схватят. Растерзают… Да, Анну жаль. Но жизнь-то продолжается. Ты еще на многое способен… Ну, пойдем отсюда скорее…
Творимир не сопротивлялся. Шел, понурив голову, ноги его заплетались — часто спотыкался, и, если бы Лорен его не поддерживал — скоро бы растянулся на мостовой.
У ворот их окрикнули по прежнему пьяные стражи:
— Э-эй, идите-ка сюда — всыплем вам плетей.
Но Лорен отдал всю ту небольшую сумму, которая у него имелась, и стражи, прикинув, что этого хватит еще на несколько бутылей дешевого вина, согласились их отпустить.
…Раскаленные улицы, на них — редкие, запуганные прохожие. Короткое прощенье с трактиром, и вновь улицы. Кони за эти дни отдохнули, и, несмотря на жару, скакали весьма резво, а как город остался позади — так и вовсе припустили.