сполагалась кузница.
– Ну вот и прибыли, барышня. Сейчас я кузнеца кликну. – И заорал, да так, что Тали едва с телеги не свалилась от неожиданности: – Митек! Митек! Выходи! Работа есть!
В дверях сарая показался высокий широкоплечий мужик в потрепанной домотканой рубахе, засаленных штанах и заляпанных грязью высоких сапогах. Густая борода его была неровно подстрижена, отросшие до плеч светлые волосы в районе лба перетянуты веревкой. Мужик мял в руках грязную промасленную тряпку. Он бросил на прибывших тяжелый взгляд исподлобья.
– Чего блажишь? Запил Митек. До завтра точно не проспится. Я за него.
– А, Феська, здоро́во! Это даже хорошо, что кузнец спит. Ты лучше справишься. Нам бы кобылку перековать.
Мужик тем временем подошел к жеребцу, ласково потрепал его по крупу. Конь жалобно всхрапнул и ткнулся мордой в Феськино плечо. Мужик поднял лошадиную ногу, обтер копыто тряпкой, осматривая его.
– Феська – каторжник, – начал вполголоса объяснять парень. – Он тут на поселении. На рудники не всех направляют. Тех, кто не особо злодействовал, просто сюда ссылают. Одни селятся в Березнике, другие в Поддубне, а Феська вот в Лихоборах прижился. Занял пустую развалившуюся хату на краю села, дом поправил, теперь то в кузне помогает, то на мельнице. И еще вдовицам местным. Война многих мужиков забрала, да не всех вернула. А Феська рукастый и неплохой в целом, не смотрите, что смурной да неразговорчивый. Бабы местные его жалуют. Вдовицы особенно, – пошло хохотнул парень.
Тали не слышала болтовни возницы. Она сидела с неестественно прямой спиной, стискивая трясущиеся пальцы, широко распахнутыми глазами глядя на то, как каторжанин гладит коня, а злобная и своенравная скотина с жадностью подставляет здоровый лоб его скупым ласкам.
Мужик поймал ее взгляд, переменился в лице, швырнул тряпку на землю и размашистым шагом направился в сторону сарая.
– Чего это он? – удивился парень.
Тали спрыгнула с козел и пошла следом за каторжанином. Ноги плохо слушались ее, колени дрожали, с руками вообще творилось что-то невообразимое. Она вошла в проем сарая, с трудом, щурясь со света, разглядела силуэт мужчины. Он стоял сгорбившись, ухватившись руками за наковальню так, будто боялся упасть.
Тали осторожно, словно страшась спугнуть дикого лесного зверя, шагнула к нему, прижалась к спине, обхватила, обвила руками. Почувствовала, как он вздрогнул, а его сердце зашлось в бешеном темпе. Она же лишь сильнее вжалась в него.
– Дар, Дар, – шептала Тали.
Слезы лились из ее глаз, впитываясь в грубое сукно рубахи.
Дар глубоко вздохнул, развернулся и, взяв девушку за плечи, отодвинул от себя.
– Уходи, – коротко бросил он.
– Нет, – замотала головой Тали. – Не уйду. Не гони меня, Дар. Пожалуйста, не гони.
Она снова попыталась его обнять. Он зажмурился и с силой толкнул ее. Девушка не удержалась на ногах, отлетела на несколько шагов и плюхнулась в мокрую, перемешанную с грязью солому.
– Дар! – потрясенно закричала Тали.
– Пошла прочь! – с трудом сдерживая бешенство, прохрипел мужчина. – Вон отсюда, и чтобы духу твоего здесь не было! Никогда! Слышишь меня? Шалава имперская! Подстилка эльфийская! Убирайся в свою Этилию, а сюда больше не суйся. Пошла, кому сказал!
Он надвигался на нее, а она застыла в нелепой позе, потерянная и жалкая. Реши Дар сейчас убить ее, она бы и противиться не стала. Все лучше, чем видеть это отвращение, эту брезгливость на его лице.
– Да ты сдурел, никак? Ты что творишь, висельник?
Возница вбежал в кузницу и встал между девушкой и обезумевшим мужчиной. Толкнул того в грудь.
Дар очнулся. Окинул их мутным взглядом.
– Забирай ее и проваливай! Еще раз здесь увижу – ноги переломаю.
Парень торопливо подхватил Тали за подмышки и повел к выходу, приговаривая:
– Вот ведь бешеный! Кто ж знал, что он такой. Не зря, видно, сослали. Убил кого, не иначе.
Они выбрались во двор. Тали утерла слезы, размазывая их по щекам вместе с грязью. Отвязала от телеги коня, сняла свои сумки, что были приторочены к седлу, запрыгнула на козлы. Парень уместился рядом, схватился за поводья.
– Куда вас теперь, барышня? Говорите, не стесняйтесь. Уж довезу куда надо, только бы подальше отсюда. Страсти-то какие! Не передумали еще муженька-то искать?
– Нашла уже, – тихо ответила девушка.
– Когда же это?
– Да вот сейчас.
– Так это что же, Феська – муженек ваш?
– Он самый.
– Ну дела! – протянул парень. – А ведь я не первый день его знаю, но таким никогда не видел. За что он вас так?
– За дело, – хмыкнула Тали.
Она уже пришла в себя. К ней вернулась холодная решимость. В звенящей после перенесенного потрясения голове складывался план.
– Я знала: будет непросто, – но не думала, что настолько. Ничего, я не сдамся. И не такие крепости брали.
Она встала на козлах и закричала в сторону кузни:
– Дар, я не сдамся! Я никуда не уеду без тебя! Слышишь меня, упрямый дурак? Я еще вернусь!
– И эта бешеная, – покачал головой возница, хлопая поводьями. Телега медленно двинулась прочь от неприветливого двора. – Кобылку-то, кобылку забыли! – всполошился вдруг парень.
– Не надо. Оставь. Это его конь. Мне он, говоря по правде, не особенно нравился. Норовом в хозяина пошел.
Они ехали по центральной улице села, когда возница решил повторить свой вопрос:
– Куда вы теперь-то?
– А скажи-ка мне, любезный, нельзя ли тут у кого комнату снять?
– Да проще простого! Есть тут несколько домов, где вас приютят, стол предложат и денег много не возьмут. Давайте-ка я вас к бабке Марфе отвезу. Она хоть и ворчливая, но добрая. Одна живет. Сыновья померли, кто на войне, кто по пьянке, внуки своим хозяйством обзавелись. Помогают ей понемногу. Феська ваш тоже заходит. Забор там поправить или дров наколоть. Но это все не то. Женская рука нужна. Бабка Марфа старая стала. Если помочь по хозяйству согласитесь, думаю, даже так поселит, без оплаты.
На том и порешили. Парень договорился с пожилой согбенной женщиной с усталым морщинистым лицом и натруженными руками, и Тали разместилась в светелке, которую некогда занимала хозяйская внучка. Хата была большой, но запущенной. Прав оказался возница: дом нуждался в женской руке.
– Но это завтра, все завтра, – пробормотала девушка, растягиваясь на мягкой перине и проваливаясь в сон.
Впервые за много месяцев она спала спокойно.
Первый день Тали посвятила уборке. Хозяйка одарила ее платьями, принадлежавшими внучке, но оставленными за ненадобностью, так как та в них уже попросту не влезала. Девки в Лихоборах были крепкие. Тали на их фоне смотрелась как тонкое деревце среди могучей дубравы.
– Какая тростиночка, – причитала бабка Марфа, хлопоча вокруг девушки. – Кожа да кости, в чем только душа держится? И как такую былинку-то матушка с батюшкой из дома отпустили?
– Умерли они, – сухо ответила Тали.
Марфа поохала немного и принялась за работу.
Тали же направилась за водой. Колодец был через два дома, и поглазеть на то, как девушка носит воду, собралось немало желающих. Люди в Лихоборах оказались приветливые: отвечали кивками на кивки, кое-кто норовил и помочь. Но Тали вежливо отклоняла помощь, как и попытки завязать разговор или завести более близкое знакомство, и чинно следовала своей дорогой с коромыслом через плечо.
– А девка-то привычная, даром что тощая. Вон как воду несет, ни капли не расплескала, – донеслось до Тали.
Она улыбнулась, вспомнив, как без всякого коромысла совершала пробежки с ведрами потяжелее нынешних под едкие комментарии Амрольда. Сердце привычно кольнуло, и она с трудом отогнала тягостные мысли. Ей очень не хватало сейчас ехидного эльфа с паршивым характером, но светлой душой.
Тали с остервенением скоблила полы и лавки в доме. Вычистила хлев. Истопила баню. Первый день сельской жизни пролетел незаметно в простых, но нелегких хлопотах. Перед тем как забыться сном она подумала, что доводить себя до полного отупения тяжелым крестьянским трудом, пожалуй, лучший способ не завыть от тоски по мужу, который вроде бы и рядом, однако при этом дальше, чем от Лихоборов до Ветровых Вериг.
Потянулись однообразные дни, наполненные работой по дому и беседами с бабкой Марфой. Та нарадоваться не могла на жиличку, полностью отстранившую ее от дел. Иногда девушка сталкивалась на улице с Даром. Случалось это во время ее выходов к колодцу. Он молча шагал в сторону, уступая дорогу. Тали королевской походкой, не чувствуя тяжести наполненных ведер, с гордо поднятой головой шествовала к дому бабки Марфы. Он прожигал ее спину взглядом исподлобья. Она безмятежно улыбалась, смотря в осеннюю синеву неба. В полной тишине слышались лишь скрип ведерных дужек о железные кольца коромысла да скрежет зубов Дара.
Соседи глядели на них с любопытством и качали головами. Новость разнеслась по селу со скоростью арбалетного болта, и каждый уже знал, что у Феськи-каторжника объявилась жена, которую он в первый же миг оттаскал за косы да отходил батогом. От большой любви, знамо дело. Недаром же жинка его не сбежала с воплями и визгами, а поселилась тут же, в Лихоборах. Прощение вымаливает, не иначе. А Феська суров. Слова дурного про его жену не скажи: тут же бока намнет охальнику. А сам, едва ее встретит, делает вид, что не признал вовсе. Не ест, не пьет, совсем с лица спал. К солдатке своей больше ни ногой. Ну, точно любовь. Любовь – она что змея: ужалит раз и не заметит, а ты подыхай в тоске, и нет от нее лекарства.
Очередная встреча с Даром произошла во дворе Марфиного дома. Тали, не дожидаясь, когда хозяйку посетят внуки, принялась колоть дрова. Бабка Марфа вначале пыталась ее отговорить. Виданое ли дело – благородной барышне такой работой заниматься. Не дай боги покалечится еще. Внуки придут в субботу и заполнят опустевшую поленницу. Или Феська заглянет, поможет. Но девушка пропустила бабкины причитания мимо ушей и решила поиграть мышцами. Ничего сложного в этом деле не было. Любая справится, если такая необходимость возникнет.