Тали лихо махала топором, разрубая чурбаны. Поленья летели в разные стороны. Позади демонстративно громко закашляли. Девушка утерла потный лоб рукавом и развернулась.
– Доброго дня, хозяюшка, – степенно, по-мужицки поклонился Дар. Лицо серьезное, а в глазах бесы пляшут. – Ты топор-то отложи в сторонку. Разговор есть.
– Коли разговор, тогда отложу. Отчего ж не поговорить с хорошим человеком, – сказала Тали, копируя сельскую речь, сильно окая, подобно местным жителям.
Дар улыбнулся. Хорошая вышла у него улыбка. На душе вмиг просветлело, в груди тепло разлилось.
– Ну, говори, чего хотел, – продолжила девушка.
Дар красноречиво посмотрел на ее руки. Тали хмыкнула, воткнула топор в чурбан.
– Почему ты до сих пор здесь? – не стал ходить вокруг да около мужчина. – Я настоятельно рекомендовал тебе оставить меня в покое.
– Жена да не разлучится с мужем, – выдала Тали.
– Жена да убоится мужа, – не раздумывая ответил Дар.
– А я тебя боюсь, не сомневайся. До икоты боюсь. Думала, убьешь. Молиться собиралась, да только все приличные слова, как назло, позабыла.
Дар качнул головой.
– Я бы не причинил тебе вреда. Просто хотел, чтобы ты поняла: тебе здесь не рады. Видимо, был недостаточно убедителен, поэтому попробую объяснить еще раз. Тали, уезжай, прошу тебя.
Девушка упрямо замотала головой. Дар нахмурился.
– Да пойми же ты, наконец: мне не нужен этот твой подвиг, не нужны твои жертвы! Ты мне не нужна! Не люблю я тебя больше! И видеть здесь не желаю. Оставь меня в покое. Уезжай.
Мужчина развернулся и пошел со двора.
– Дар! – окликнула его Тали. Он нехотя, через силу, обернулся. – Я не уеду, даже не надейся. И учти: узнаю, что ходишь к кому, косы ей повыдергиваю! А уж я узнаю, не сомневайся. Сплетни здесь быстро разлетаются.
Уголки губ мужчины едва заметно дрогнули. Он кашлянул в бороду, пряча улыбку.
Дар ушел, а Тали вернулась к своему занятию, вымещая на поленьях все, что на душе накипело.
– Талька, ты дома? – раздался от порога звонкий девичий голос.
– Куды в грязных сапожищах-то? – остановил гостью возмущенный окрик бабки Марфы. – Утром только полы скоблили.
Девушка послушно скинула сапожки и пошлепала босыми ногами в сторону светелки. Поскреблась в дверь для приличия, затем вихрем ворвалась внутрь.
– Привет, – заулыбалась Тали.
Ринка, младшая дочь старосты, ей нравилась. Добрая и веселая девушка, душа местной компании и первая заводила в проказах, она прониклась к Тали симпатией и постоянно зазывала на сельские посиделки.
– Опять в гости звать будешь?
– Буду, – не стала отрицать Ринка. – Что тебе в избе одной куковать? Насидишься дома, когда старость придет.
– Да у меня тут рукоделие. – Тали кивнула в сторону разложенных на столе платьев. – Велики они мне, надо ушить. Моя одежда для здешних мест не подходит. Хорошо, что у Марфы внучкины платья остались.
– А покажи-ка свою одежку, которую из города привезла. Очень хочется посмотреть, в чем в столице ходят.
– Да у меня одежды-то – походный комплект и пара платьев.
– Вот их и покажи. Страсть как любопытно!
Тали хотела было отговориться, но передумала. В Ринкиной компании ей делалось веселее. Она достала из хозяйского сундука два платья, которые взяла с собой в дорогу на случай, если придется показаться в приличном обществе. Раскинула на кровати.
Ринка восторженно ахнула.
– А примерить дашь?
– Примеряй, – великодушно разрешила Тали.
Девушки завозились с нарядами. Ринка остановила свой выбор на атласном платье цвета морской волны.
– Хороша! Ох, до чего же я хороша! – восклицала Ринка, крутясь перед старым мутным зеркалом.
– Садись, сделаем тебе прическу. Будешь у нас светской дамой, – предложила Тали, глядя на сияющее счастьем лицо юной крестьянки.
Тали расплела ее тугую тяжелую косу, взбила волосы в высокую прическу, закрепила шпильками.
– Жаль, щипцов нет, чтобы завить. Мне-то не надо. Волосы сами вьются.
Ринка ее не слышала. Восторгам девушки не было предела.
– Теперь ты, Талька! Давай же, не увиливай. Пока собственными глазами не увижу тебя в этом наряде, ни за что не поверю, что ты благородная барышня.
Тали не стала спорить. Ее увлекла возня с преображениями. Она быстро переоделась, соорудила хитрую прическу и предстала на суд Ринки.
– Красавица! – захлопала в ладоши та. – А ведь наши не верят, что ты благородная.
– Так я и не хвалилась вроде.
– Ну да. Ты все больше молчишь и хмуришься. Слова из тебя лишнего не вытянешь. Но я-то вижу: ты не такая, как мы. Ручки у тебя беленькие, нежненькие, пальчики тоненькие.
Тали с сомнением осмотрела свои мозолистые ладони, загрубевшие пальцы, обломанные ногти, но спорить не решилась. Пусть ручки у нее и не нежненькие, девица она благородная. По местным меркам уж точно.
– Ну вот, мы готовы. Теперь можно идти, – сообщила Ринка. – Бери свои платья, у меня дошьешь.
– Да не пойду я никуда! У тебя все девки соберутся, а мне что там делать?
– Как что? Сплетничать, конечно. Пойдем, не отнекивайся. Вечером парни зайдут, может, и Феська твой покажется. Батька его звал ворота починить.
Ринка не сомневалась: упоминание Феськиного имени окажет на Тали нужное действие – и не прогадала. Новая подруга мигом схватила пару старых платьев для переделки, накинула поверх шелкового наряда телогрейку и без препирательств последовала за старостиной дочкой.
Ринка принимала гостей в просторной кухне. Народу в доме собралось прилично. Почти все незамужние девки Лихоборов. Кто занимался шитьем, кто вышиванием. Работа шла под протяжное пение, прерываемое неторопливыми разговорами о сельском житье-бытье. После того как утих восторженный гомон, вызванный появлением преображенных Ринки и Тали, все вернулись к работе.
Едва стемнело, работу отложили, а на столах вместо рукоделия появились пироги с шаньгами да чайники с горячим травяным взваром. В дом старосты стали подтягиваться холостые парни.
– Мы ведь Ринке не верили, когда она говорила, что Талька-то из благородных будет, – высказалась одна из гостий. – А как в новом платье увидали, все сомнения пропали.
– Талька, ты правда, что ли, знатная леди? – поинтересовалась другая девушка.
– Да какая там леди, – махнула рукой Тали. – И не благородная я вовсе. Так, служила в одном богатом доме в Родгарде. А платья мне хозяйка пожаловала за хорошую службу. Это… как ее… премия.
Ринка тихо прыснула в рукав. Сверкнула в сторону Тали лисьим взглядом. Ври, мол, ври, подруга, мне самой интересно послушать, какие басни ты доверчивым сельским девкам рассказывать будешь.
– Тяжело оно, наверное, в услужении-то? – спросил один из парней.
– По-разному бывает. Но точно не тяжелее, чем здесь.
– А с Феськой где познакомилась?
– Там и познакомилась. Работал он у нашего барина. Подай-принеси, приколоти-прибей. По части «прибей» он мастак был, – лихо врала Тали.
– А в ссылку его за что?
– Так барского сынка побил. Тот за мной таскаться начал. Феска как прознал про это дело, так и обезумел вовсе. Убью, говорит. Сначала, говорит, его порешу, потом тебя, а уж после на себя руки наложу. Ну и пошел, значит, убивать. Насилу от барчонка оторвали. В последний миг слуги набежали. Еще бы чуток – и не на каторгу, а на виселицу бы пошел.
– Дела-а-а!
– А что он нос-то от тебя воротит? Ты ж все бросила, к нему приехала, а он и знать тебя не желает.
Глаза спросившей девушки горели от любопытства. Остальные замерли, даже жевать перестали. Сердечная драма Феськи и Тальки не давала местным жителям покоя.
– Так ревнивый он у меня. Поверил клеветникам, что с тем барчонком у меня… того самого… Ну, вы понимаете.
Все разом закивали, давая понять, что прониклись Феськиными настроениями. Кое-кто эти настроения даже разделял.
– А это неправда все! Наветы завистников. Я ж его люблю, верность блюду свято! А он не верит. И детки его любят. Сидят сейчас дома одни-одинешеньки и плачут, папку зовут: «Тятя, тятя».
Парни и девки сочувственно глядели на Тали. Кто-то всхлипнул.
У двери громко прокашлялись. Все разом повернули головы на звук. На пороге, прислонившись к косяку, стоял Дар и задумчиво жевал губу.
– Тали, можно тебя на пару слов? – сказал и вышел в сени.
Девушка обреченно вздохнула и последовала за ним. После жарко натопленной избы она с удовольствием вдохнула стылый осенний воздух. Дар выдержал паузу, затем поинтересовался:
– И много их?
– Кого?
– Деток, – хмыкнул он.
– Ах, деток. Пятеро. Младшенький хворый совсем. Боюсь, не дождется папку, если тот не поторопится.
Дар рассмеялся.
– Зачем ты им это наплела?
– От скуки, – призналась Тали, пожимая плечами. – Да и не правду же мне, в конце концов, рассказывать.
– Правду точно не стоит. Не поверят. Я и сам, откровенно говоря, не верю в эту твою правду.
Тали подошла к нему, уткнулась лбом в плечо. Хотела обнять, но испугалась, что снова оттолкнет, как тогда, в кузнице.
– Дар, разве ты не понимаешь, я не могу без тебя! Каждую свободную минуту там о тебе вспоминала. Мечтала, как разделаюсь с заданием, вернусь к тебе. Как мы встретимся, как жить станем. Вернулась, а тебя похоронили уже. Ты не представляешь, что я пережила, когда мне сообщили, что ты умер!
– Очень хорошо представляю!
Повисла долгая пауза.
– Знаешь, порой мне кажется, судьба возвращает мне то, что ты перенес по моей вине, только в обратном порядке. Поверь, я не хотела оставлять тебя. Не хотела, чтобы ты пострадал из-за меня.
– Допустим, пострадал я по собственной вине. Из-за своей глупости и доверчивости. Ты одного не можешь понять, Тали. Я действительно умер. В тот день, когда предал короля, я перестал быть Даром Вельским. Князь Вельский умер и погребен с почестями, которых не заслуживал. Остался Феська-каторжник, весь капитал которого – голова да руки. На что он тебе? Зачем тебе такая жизнь?