– И ему это удалось?
– Да. Хадсон добился своего, правда, спустя три с лишним года. Но его история имела трагический конец. Однажды полковник выгуливал собаку, и у него случился инсульт. Хадсон впал в кому, а спустя три недели скончался.
– Что случилось с артефактом после его смерти?
– Ровным счетом ничего. Рука и панели с резьбой пылились на складе четырнадцать лет – военным стало на них просто наплевать. Исследованиями занялся Чикагский университет на средства, выделенные АНБ[2]. С ума сойти!.. Мне поручили изучить кисть, на которую я наткнулась в детстве. Забавное совпадение! Вообще-то я не верю в судьбу, и расхожий штамп «мир тесен» здесь не совсем уместен.
– С какой стати АНБ заинтересовалось археологией?
– Тот же самый вопрос я задавала и себе. Агентство финансирует самые разные исследования, и этот проект явно не вписывался в сферу его интересов. Возможно, АНБ заинтриговал древний язык, и агентство решило расширить свои практические познания, чтобы применить их в криптографии. А может, материал, из которого была сделана кисть, показался АНБ сверхпрочным… Короче говоря, нам выделили приличный бюджет, и я не задавала лишних вопросов. Я стала руководителем небольшой группы: мы изучили все, что смогли, с точки зрения точной науки и передали материалы в отделение антропологии. Гриф «совершенно секретно» тоже никуда не исчез, поэтому меня, как и моего предшественника, перевели в подземную лабораторию. Полагаю, вы ознакомились с моим отчетом, поэтому вам можно не докучать подробностями.
– Да, я его прочитал. Вы отправили отчет через четыре месяца после начала исследования. Какая поспешность!
– Отчет был предварительный, но я с вами согласна. Однако мне не кажется, что я поторопилась. Может, самую малость… Я сделала любопытные открытия, но сомневалась, что с теми скудными данными, которые у меня имелись, я смогу еще больше продвинуться вперед. Я очень хотела добиться прогресса в работе и не собиралась тянуть время. Но артефакты… они и впрямь могли поставить любого в тупик!
Кроме того, я считаю, что нам не хватает знаний и мы не добьемся значительных результатов без дополнительной информации.
– Кого вы имеете в виду?
– Нас. Себя, вас. Человечество. А в подземной лаборатории хранится то, что выходит за рамки нашего понимания.
– В таком случае расскажите о том, что вам понятно. Например, о панелях.
– Прочитайте еще раз мой отчет!..
Ладно, их – шестнадцать, размер каждой панели – приблизительно десять на тридцать два фута, толщиной они меньше дюйма. Вероятно, они были изготовлены приблизительно три тысячи лет назад. Мы…
– Простите, но вы не поддерживаете теорию загрязнения образцов?
– Нет никаких причин не доверять радиоуглеродному методу. И, если честно, возраст панелей является для нас наименьшей проблемой. Я упоминала о том, что символы постоянно светятся на протяжении последних семнадцати лет, без какого-либо видимого источника энергии?
Каждая стена этой своеобразной камеры состоит из четырех панелей, на которых вырезаны двенадцать строк длиной от восемнадцати до двадцати символов. Ряды разбиты на последовательности по шесть или семь символов. Мы насчитали пятнадцать различных знаков. Большинство встречается по несколько раз, некоторые появляются единожды. Семь символов состоят из кривых линий и имеют посредине точку, семь состоят из прямых линий, а один является обычной точкой. Они – простые по своей сути, но очень изящные.
– Удалось ли предыдущей команде расшифровать хоть что-нибудь?
– Забавно, но в отчете Хадсона есть раздел, который не подвергся цензуре со стороны военных: он посвящен лингвистике. Исследователи сопоставили символы со всеми ранее известными системами письменности, существующими в настоящее время и в прошлом, но не смогли найти никаких значительных соответствий. Они предположили, что каждая последовательность символов представляет собой высказывание, подобное предложению в английском языке, но в отсутствие каких-либо реальных ссылок не сумели построить ни единой догадки относительно их смысла. Работа была проделана досконально, все этапы скрупулезно документировались. Я не хотела повторяться и проделывать этот путь заново и поэтому отказалась от предложения включить в нашу группу лингвиста. А поскольку сопоставлять надписи было не с чем, мы тоже не смогли сделать логичные выводы.
Вероятно, я мыслила предвзято: ведь я впервые столкнулась с кистью, буквально рухнув на нее в день своего одиннадцатилетия! И меня неудержимо тянуло к руке. Я не могла это объяснить, но интуиция твердила мне, что главным является именно она.
– Разительный контраст с подходом вашего предшественника. И вы можете рассказать о кисти?
– Поразительно, но, по-моему, вы не слишком интересуетесь эстетикой! Итак, кисть имеет в длину от запястья до кончика среднего пальца двадцать две целых шесть десятых фута. Она однородная, сделана из того же самого металлического сплава, что и панели, однако по крайней мере на две тысячи лет древнее их. Цвет у нее темно-серый, со слабым бронзовым отливом, и она обладает радужными свойствами.
Ладонь раскрыта, пальцы сомкнуты, слегка согнуты, как будто держат что-то ценное, а может, и горсть песка, и стараются ничего не просыпать. Поверхность испещрена бороздками, как обычная человеческая кожа, однако имеются складки, расположенные в других участках. Полагаю, последние сделаны в декоративных целях. Все они испускают яркое бирюзовое сияние, отчего металл радужно переливается. Кисть выглядит сильной, но одновременно… утонченной – вот единственное слово, которое приходит мне в голову. Я думаю, это женская рука.
– В настоящий момент меня интересуют конкретные факты. Из чего сделан артефакт?
– Выяснилось, что его практически невозможно распилить или вскрыть любыми известными способами. Кстати, потребовалось пять попыток, чтобы отделить крошечный кусочек от стеновой панели. Масс-спектрометр показал, что это сплав тяжелых металлов, в основном иридия, с добавлением десяти процентов железа и в меньшей концентрации осмия, рутения и других металлов платиновой группы.
– Сплав на вес золота, верно?
– Странно и парадоксально! Сплав значительно легче, чем должен быть, поэтому он значительно дороже своего веса… в чем бы то ни было.
– А сколько в действительности весит кисть?
– Тридцать две метрических тонны. Конечно, вы можете быть шокированы, но кисть необъяснимо легкая, если принять в расчет ее состав. Иридий является элементом с высокой удельной плотностью, возможно, с самой высокой, и даже с примесью какой-то части железа кисть должна была бы весить втрое больше.
– У вас есть какие-то объяснения?
– Увы, нет! У меня даже нет дельных мыслей по поводу того, каким технологическим процессом можно добиться подобного результата. Если честно, меня беспокоит не сам вес, а количество иридия! Ведь иридий не только один из самых тяжелых элементов в природе. Иридий – это редкость, свое-образное сокровище.
Между прочим, металлы данной группы – одним из них является платина – быстро соединяются с железом. Вот что произошло миллионы лет назад с большей частью иридия на Земле, когда ее поверхность еще была расплавленной! А поскольку иридий тяжелый, он, образно говоря, потонул, погрузился в ядро на глубину нескольких тысяч миль. То немногое, что имеется в земной коре, смешано с другими металлами, и для их разделения необходимы сложнейшие химические процессы.
– Насколько редким является иридий по сравнению с другими металлами?
– Повторяю, он весьма редкий! Скажем так: если собрать вместе весь чистый иридий, вырабатываемый на планете за год, получится не больше двух метрических тонн. Учитывая невероятную удельную плотность, объемом это приблизительно с крупный чемодан. Даже при нынешнем уровне технологий потребовались бы десятилетия, чтобы собрать достаточное количество иридия. Но на нашей Земле его очень мало, и хондриты[3] на поверхности не валяются сплошь и рядом.
– Я не успеваю следить за вашей мыслью.
– Извините. Я имела в виду каменные метеориты. Иридий настолько редко встречается в горных породах, что его практически невозможно обнаружить. Основная часть добываемого иридия извлекается из упавших метеоритов, не сгоревших полностью в атмосфере. В общем, для создания того металлического тайника – а я полагаю, что он не единственный на Земле – его «строителям» следовало найти подходящее место, напичканное иридием.
– Путешествие к центру Земли?
– Вы правы, один из хороших способов обнаружить иридий – это путешествовать в стиле Жюля Верна. Для того чтобы получить данный металл в необходимом количестве, надо или пробуравить кору на тысячи миль вглубь, или научиться вести разработки в открытом космосе. При всем уважении к мистеру Верну мы еще очень далеки от первого метода. Самые глубокие шахты, имеющиеся в настоящее время, покажутся мелкими оспинками по сравнению с тем, что потребуется. А вот космическое пространство – реальная и доступная альтернатива. К примеру, сейчас некоторые частные компании нацелены на то, чтобы добывать в космосе воду и ценные минералы. Однако хочу отметить, что подобные проекты пока находятся на начальных этапах разработки. Но если научиться собирать метеориты в космосе, можно получить много иридия!
– Что еще вы можете добавить?
– Пожалуй, ничего. Мы потратили месяцы на изучение кисти и панелей с помощью прекрасного оборудования, но в конце концов зашли в тупик. Я понимала, что мы задаем наивные вопросы, но не знала, какие вопросы нужно задавать. Представив предварительный отчет, я решила взять отпуск.
– Освежите мою память. Расскажите мне, к каким вы пришли выводам после проделанной работы.
– Их не было.
– Любопытно. И какой оказалась реакция со стороны заказчика?