Клинт и Тиг вернулись в здание.
Микаэла рылась в шкафчиках в офицерской раздевалке, подсвечивая себе фонарем. Она нашла колоду карт и предложила Джареду сыграть с ней в «пьяницу». Остальные, за исключением трёх оставшихся заключенных, находились на своих постах. Микаэле хотелось чем-нибудь себя занять. Часы показывали десять вечера понедельника. В четверг утром она проснулась бодрой и в хорошем настроении.
— Не могу, — ответил Джаред.
— Почему это? — спросила Микаэла.
— Очень занят, — пояснил он и ухмыльнулся. — Раздумываю над тем, что должен был сделать и не сделал. И над тем, как мои родители злились друг на друга. А ещё думаю о подруге, — ну, она не совсем моя подруга, но вроде того — о том, как она уснула прямо у меня на руках. Очень занят, — повторил он.
Если Джареду нужно материнское утешение, к Микаэле за этим обращаться бессмысленно. С четверга мир катился в тартарары, но пока рядом с ней был Гарт Фликингер, Микаэла справлялась. Она и не думала, что будет так скучать по нему. Дурь, которой он её накуривал, придавала смысла её существованию.
Она сказала:
— Мне тоже страшно. Не боятся только психи.
— Я просто… — он так и не закончил начатую мысль.
Он ничего не понял. Не понял того, что об этой женщине говорили другие, не понял, что у Эви была сверхъестественная сила, что именно она, поцеловав Микаэлу, пробудила её, вдохнув в неё свежие силы. Он не понимал, чем занимался его отец. Он лишь, вдруг понял, что люди вокруг него смертны.
Ещё Микаэла подумала, что Джаред скучал по матери и заменить её никто бы не смог.
— Мы же хорошие ребята? — спросил Джаред.
— Не знаю, — честно призналась Микаэла. — Но уверена, что мы точно не плохие.
— Хоть, что-то.
— Давай, сыграем.
Джаред протер глаза руками.
— Хрен с ним, давай. Я чемпион по «пьянице».
Он подсел за кофейный столик, где сидела Микаэла.
— Колы хочешь?
Он кивнул, но мелочи для автомата ни у кого из них не оказалось. Они прошли в кабинет директора, взяли огромную вязаную сумку Дженис и вывалили всё её содержимое на пол. Затем они принялись искать монеты среди бумажек с рецептами, записок, помады и сигарет. Джаред спросил, чему она улыбается.
— Из-за сумки, — ответила та. — Моя мать — директор тюрьмы, но сумочка у неё какая-то хипарская.
— И как же, по-твоему, должна выглядеть сумка директора тюрьмы?
— Из цепей и наручников, например.
— Соблазнительно!
— Хватит ребячиться, Джаред.
Мелочи хватило аж на две банки колы. Перед тем, как вернуться в раздевалку, Микаэла поцеловала кокон матери.
В «пьяницу» можно играть до бесконечности, но Микаэла обыграла Джареда за 10 минут.
— Чёрт. Я конченный «алкаш», — сказал он.
Они играли снова и снова, раунд за раундом, болтали и шлёпали картами в темноте. Микаэла продолжала выигрывать.
Терри сидел и спал в раскладном кресле неподалеку от блокпоста. Ему снилась жена. Она позвала его обедать. Перед Терри стояла пустая тарелка. «Рита, здесь же ничего нет» — заметил он, передавая ей тарелку. Рита поставила тарелку обратно. Казалось, они проделывали это уже много лет. Одно и то же, раз за разом, передавали тарелку из рук в руки. Терри всё сильнее расстраивался. Рита молча улыбалась ему, будто знала какую-то тайну. За окном обеденного зала быстро, как при ускоренном воспроизведении, сменялись времена года — зима, весна, лето, осень, зима, весна, лето…
Он открыл глаза, перед ним стоял Берт Миллер.
Первой мыслью Терри было не воспоминание о приснившемся сне, а то, что чуть ранее Клинт в присутствии двух других людей потребовал от него выбросить фляжку с джином. Раздражение, вызванное сном, смешивалось с чувством стыда и Терри, вдруг, понял, что он совершенно не создан для службы шерифом. Пусть Фрэнк Гири этим занимается, раз ему так хочется. И пусть Клинт Норкросс общается с Фрэнком, раз ему так хочется поговорить с трезвым человеком.
Повсюду были расставлены переносные прожекторы. В их свете группами стояли люди с оружием за плечами, они болтали, смеялись, поглощали еду из сухпайков. Бог знает, откуда они здесь взялись. Несколько человек сидели прямо на дороге и перекидывались в кости. Джек Альбертсон прикручивал к кабине бульдозера металлическую пластину.
Член городского правления Берт Миллер интересовался, где огнетушитель.
— У Уиттстока астма, а эти козлы подожгли покрышки и дым тянет сюда.
Терри указал на ближайшую патрульную машину.
— В багажнике.
— Спасибо, шериф, — сказал он и направился к машине. Кто-то из игроков в кости выиграл и раздались одобрительные выкрики.
Терри вылез из раскладного кресла и пошел к своей машине. По пути он расстегнул пояс с кобурой и бросил его в траву. На хер всё, подумал он, просто пошло всё на хер.
В кармане у него лежали ключи от четвертого экипажа.
Фрэнк сидел в своём рабочем пикапе и наблюдал за тихим отступлением шерифа Кумбса.
«Вот и всё, Фрэнк, — раздался у него в голове голос Элейн. — Доволен?».
— Он всё сам, — сказал Фрэнк вслух. — Не я заливал ему в рот джин. Я жалел его, потому что эта работа — не для него. Но я также завидую ему, потому что он уходит.
«Ты-то остался», — возразила Элейн в его голове.
— Остался, — признал Фрэнк. — И буду стоять до конца. Ради Наны.
«Ты одержим ею, Фрэнк. Всё Нана, Нана, Нана. Ты отказываешься прислушаться к словам Норкросса, потому что думаешь только о ней. Разве ты не можешь подождать ещё чуть-чуть?».
— Не могу, — люди уже в сборе и она заряжены на действие.
«А вдруг эта женщина водит тебя за нос?».
На дворники машины сел толстый мотылек. Фрэнк включил их, чтобы прогнать мотылька. Затем он завёл двигатель и уехал. Но, в отличие от Терри, Фрэнк собирался вернуться.
Первым делом он заехал в дом на Смит стрит проведать Элейн и Нану. Они лежали в подвале, за старыми шкафами, укрытые простынями. Он сказал Нане, что любит её. Элейн он сказал, что сожалеет о том, что им никогда не удавалось договориться. Он говорил искренне, хотя даже во сне она продолжала пилить его.
Выходя, он запер подвал. На подъездной дорожке он заметил собравшуюся лужу. Вода в луже была раскрашена в зеленый, коричневый и белый цвета. Эти краски оказались тем, что осталось от нарисованной Наной мелками картины.
Когда Фрэнк вернулся в Дулинг, часы на банковской башне показывали 00:04. Наступил вторник. Проезжая мимо магазина «Zoney's» он заметил, что кто-то разбил его витрину.
Здание муниципалитета, по-прежнему, дымилось. Фрэнка удивило, что Норкросс и его сообщники рискнули уничтожить место работы его жены. Впрочем, времена меняются, а с ними меняются и люди, даже доктора, вроде Норкросса. И меняются сильнее, чем должны бы.
На другой стороне улицы, в парке, какой-то человек без видимой причины распиливал статую первого мэра. Во все стороны летели искры. Чуть дальше другой мужчина стоял, обняв фонарь наподобие Джина Келли из фильма «Поющий под дождём». Только он при этом вытащил член и мочился вокруг себя, напевая какую-то безумную морскую песенку: «Капитан засел в каюте, экипаж бухает эль! Экипаж сошел на берег и направился в бордель! Дорогу, Джо, мы отплываем!».
Порядок, который Фрэнк и Терри изо всех сил пытались поддерживать, наконец, рухнул. Это утро выдастся, поистине безумным. Может, всё стихнет, а может, приведет к ещё большей катастрофе. Как знать?
«Вот, где ты должен быть, Фрэнк», — произнес голос Элейн.
— Нет, — ответил он.
Он остановился позади своего офиса. Он приезжал сюда каждый день, кормил животных в клетке и приносил особый корм любимцу — своему офисному псу. Каждый раз, когда он приходил, в офисе царил бардак, животные метались по клеткам, скулили, лаяли. Из восьми зверей, лишь пара когда-то имела хозяев.
Он решил их оставить. Если с ним что-нибудь случится, они станут голодать. Вряд ли найдется какой-нибудь добрый самаритянин, который будет приходить и кормить их. Мысль выпустить их даже не пришла ему в голову. Нельзя просто выпускать собак на волю.
У него перед глазами предстала картина: они приходят сюда с Наной, она помогает ему кормить и выгуливать животных. Ей всегда нравилось это делать. Он знал, ей понравится его офисный пёс — маленький бигль-кокер с заспанными глазами и очень стойким характером. Ей понравится, как он кладет морду на лапы, будто заскучавший на уроке ученик. Элейн не любила собак, но что бы ни случилось, это уже неважно. Так или иначе, они с Элейн договорятся и если Нана захочет собаку, та может жить с Фрэнком.
Фрэнк выгулял собак. Затем он взял листок бумаги и написал: «Пожалуйста, позаботьтесь о животных. Убедитесь, что им хватает еды и воды. Бело-серый питбуль из седьмой клетки опасен, осторожней с ним. И, пожалуйста, не крадите ничего. Это государственная собственность». Это письмо он прикрепил ко входной двери. Потом какое-то время сидел с офисным псом и трепал его за ухом.
— Посмотри на себя — лепетал он. — Ты, только посмотри на себя.
Когда он вернулся к пикапу и направился обратно к блокпосту, часы на башне показывали 01:11. Штурм был запланирован на 04:30, за два часа до рассвета.
На противоположной стороне забора, рядом с тюремной спортплощадкой двое людей, скрыв лица за платками тушили горящую гору шин. Через прибор ночного видения струя огнетушителя сияла ярким фосфоресцирующим светом, а люди были подсвечены жёлтым. Билли Уэттермор не знал большого парня, но с мелким был знаком хорошо.
— Засранец в шляпе — это член городского совета Миллер. Берт Миллер, — сказал он Вилли Бёрку.
Как занятно всё сошлось. Во время учёбы в старших классах Билли, будучи членом Национального общества почета[125], посетил городской совет. Там он был вынужден выслушивать разглагольствования члена совета Миллера относительно гомосексуализма.