— Это же мутация, — вещал Миллер, а Билл всё ждал, когда же эта пытка закончится. — Если всех геев, вдруг удалить из общества, может, удастся остановить распространение этой мутации. Но, раз это невозможно, мы вынуждены признать, что они тоже люди, так, ведь?
За последующие десять с лишним лет многое произошло. Билли был родом из сельской местности и вырос упорным парнем, поэтому по окончании колледжа он вернулся в родной городок в Аппалачах, несмотря на политическую обстановку. Среди местных его сексуальные предпочтения всегда оказывались на первом месте. Подобная жизнь в течение почти двух десятков лет с начала XXI века жутко раздражала Билли. Он этого и не показывал, потому что его раздражение даст остальным то, чего они не заслуживают.
Однако, несмотря ни на что, сама мысль всадить пулю в грязь перед лицом Берта Миллера, чтобы тот как следует обгадился в штаны, оказалась весьма заманчивой.
— Сейчас я его шугану от шин, Вилли.
— Нет, — послышался голос не со стороны Вилли, а откуда-то сзади.
В дверном проёме материализовался Норкросс. В сгустившейся тьме не было видно его лица, лишь отдаленные блики пламени плясали на линзах его очков.
— Нет? — переспросил Билли.
— Нет, — повторил Клинт и большим пальцем левой руки потёр костяшки на правой. — Стреляй по ногам.
— Серьезно? — Билли доводилось стрелять, но по людям ещё никогда не приходилось.
Вилли Бёрк издал хмыкающий звук.
— Док, пуля в ногу может и убить.
Клинт кивнул в знак понимания.
— Нужно продержаться. Билли, стреляй по ногам. Этого хватит, чтобы показать им, что мы тут не в игры играем.
— Ну, ладно, — ответил Билли.
Он прильнул к окуляру оптического прицела. Здоровенный, как придорожная вывеска силуэт члена городского совета Миллера находился за двумя рядами решетки забора, на нём была видна широкополая шляпа, в руках он держал огнетушитель. Перекрестье прицела замерло на его левом колене. Билли, конечно, был рад, что его мишенью оказался такой конченный мудак, но делать этого ему, всё равно, не хотелось.
Он взвёл курок.
Указания Эви были следующими:
— Не показываться на людях и воздержаться от убийств до наступления дня;
— Вскрыть коконы Кейли и Мойры;
— Наслаждаться жизнью!
— Лады, — согласилась Ангелочек. — Только ты уверена, что Кей и Мойра не сожрут меня, пока я будут наслаждаться жизнью?
— Вполне уверена, — ответила ей Эви.
— Ну и славно.
— Откройте её камеру, — приказала Эви крысам, явившимся из дыры в стене возле душевой. Одна из крыс остановилась перед камерой Ангелочка. На неё взобралась другая, на вторую третья. Возникла серая крысиная башня, чем-то похожая на гору мороженного. Когда самая нижняя крыса пискнула, задыхаясь, Эви разочарованно вздохнула.
— О, прости меня, Мать, — произнесла она.
— Ну, ты глянь на этот цирк, — заворожено произнесла Ангелочек. — Ты могла бы этим неплохо заработать, сестрёнка.
Самая верхняя крыса была совсем крошечной, практически детенышем. Она пролезла в замочную скважину, Эви переселилась в её сознание и крошечными крысиными лапками принялась двигать механизмы замка с силой, неподвластной ни одной крысе. Дверь камеры открылась.
Ангелочек принесла из душевой пару полотенец, скомкала их и сунула под одеяло. Если кто-нибудь заглянет в камеру, он решит, что она, наконец, уснула.
Ангелочек направилась в крыло «С», где находилось большинство уснувших женщин.
— До свидания, Ангелочек, — сказала ей Эви.
— Ага, — отозвалась та. — Увидимся, — она замерла в дверном проёме. — Ты слышала крик?
Эви слышала. Она знала, что это Берт Миллер получил пулю в ногу. Его вопль донесся до тюрьмы по вентиляционным шахтам. У Ангелочка не было нужды убеждаться в этом самой.
— Не переживай, — сказала ей Эви. — Это, всего лишь мужчина.
— А. Ну, да, — ответила та и ушла.
Всё время разговора между Эви и Ангелочком Джанет Сорли просидела у стены, прислушиваясь и вникая. Она повернулась к Дамиану, уже много лет, как мёртвому и похороненному в сотнях километров отсюда, но, по-прежнему, сидящему рядом с ней. У него в голени торчала отвёртка. С голени на пол стекала кровь, но кровь эта была неосязаема для Джанет. Что было странно, ведь она сидела в целой луже крови.
— Ты видал? — спросила она. — Крыс?
— Ага, — ответил Дамиан. Тон его голоса был высоким и скрипучим, похожим на её собственный. — Я видел крысок, Джанет.
Когда он снова появился в её жизни, он был нормальным, но сейчас начал раздражать.
— Эти крысы точно такие же, как и те, что сгрызли мой труп, когда ты меня убила, Джанет.
— Прости, — она коснулась своего лица. Ей казалось, она плакала, но лицо оставалось сухим. Джанет изо всех сил поскребла ногтями лоб, пытаясь вызвать боль. Ей очень не хотелось сходить с ума.
— На-ка. Сама посмотри, — Дамиан наклонился к ней почти вплотную. — Догрызли до самого костного мозга.
Джанет не хотелось смотреть, ей хотелось закрыть глаза, но если она это сделает, то тут же уснёт.
— Что за мать позволит сделать подобное с отцом собственного ребенка? Убьёт и отдаст его плоть на растерзание крысам, как какую-то шоколадку?
— Джанет, — позвала Эви. — Эй, иди сюда.
— Не обращай внимания на эту сучку, Дженни, — сказал Дамиан. У него изо рта вывалился крысёнок и упал на колени Джанет. Она вскрикнула и попыталась его смахнуть, как он исчез. — Посмотри на меня. На меня смотри, паскуда!
— Я рада, что ты не спишь, Джанет, — продолжала Эви. — Рада, что ты меня не слушаешь. На той стороне что-то происходит и я должна бы радоваться этому, но, кажется, с годами становлюсь только мягче. Это уже не в первый раз, чтобы считаться случайностью, поэтому мне нужны чёткие свидетельства.
— Ты о чём? — у Джанет заболело горло. У неё уже всё болело.
— Хочешь снова увидеть Бобби?
— Разумеется, хочу, — ответила Джанет, не обращая внимания на Дамиана. Сделать это оказалось не так уж сложно. — Разумеется, я хочу увидеть сына.
— Ладненько. Значит, слушай. Между двумя мирами существуют тайные ходы — туннели. Все уснувшие женщины проходят сквозь один из них. Но есть и другой — очень особенный. Он находится возле одного особого дерева. Только он ведет в обе стороны. Понимаешь?
— Нет.
— Поймёшь, — сказала Эви. — На той стороне есть женщина и она его закроет, если её не остановить. Я уважаю её взгляды, разделяю мысль о том, что мужчины по эту сторону Древа совершили достаточно ужасных дел и ничто не способно изменить этот вывод. Однако я считаю, что каждый заслуживает идти своим путём. Одна женщина — один голос. И Элейн Наттинг не имеет права решать за всех.
Эви вплотную приблизилась к решеткам камеры. Из её висков выросли зеленые волосинки, глаза окрасились в рыжеватый цвет и стали похожи на тигриные. В волосах у неё собирались мотыльки. Она же чудовище, подумала об Эви Джанет, и она прекрасна.
— И как это связано с Бобби?
— Если Древо сгорит, проход будет уничтожен. Никто уже не вернется назад. Ни ты, ни другие женщины, Джанет. Процесс станет необратимым.
— Не, не, не, он уже стал необратимым, — подал голос Дамиан. — Ложись спать, Джанет.
— Заткнись, уже! Ты же мёртв! — выкрикнула Джанет. — Мне жаль, что я тебя убила, и я бы сделала всё, чтобы повернуть время вспять. Но ты жестоко со мной обращался, так что завали ебало!
Её крик эхом разнесся по узким коридорам крыла «А». Дамиан исчез.
— Ну, вот, — сказала Эви. — Очень мужественный поступок! Слушай, Джанет: закрой глаза. Ты пройдешь через туннель — свой собственный туннель — но помнить об этом ты не будешь.
Этот момент, Джанет, кажется, поняла.
— Потому что я буду спать?
— Именно! Оказавшись на той стороне, ты почувствуешь себя как никогда хорошо. Тебя будет сопровождать лис. Он отведет, куда нужно. Помни: Бобби и Древо. Одно зависит от другого.
Джанет закрыла глаза. Бобби, напомнила она себе. Бобби, Древо и туннель, ведущий в обе стороны. Женщина по имени Элейн, которая хочет этот проход закрыть. Следовать за лисом. Она досчитала до пяти, но ничего не изменилось. За исключением Эви, превратившейся в Зеленую Женщину[126]. Она будто сама стала деревом.
Затем она почувствовала, как щеки что-то коснулось и принялось заплетаться в кружево.
Получив рану, Берт Миллер заорал и продолжал орать, пока товарищ оттаскивал его в сторону. Клинт одолжил у Билли оптический прицел и посмотрел сам. Человек в желтой куртке прижимал руки к бедру, а другой тащил его за подмышки.
— Хорошо. Спасибо, — Клинт вернул винтовку Билли Уэттермору. Вилли Бёрк осторожно смотрел на обоих, в его глазах читалась смесь восхищения и настороженности.
Клинт вернулся внутрь. Дверь ведущая в небольшой спортзал была раскрыта и подперта кирпичом.
Для маскировки они погасили свет во всей тюрьме, оставив только экстренные красные огни. От деревянного паркета баскетбольной площадки отражались ярко-красные огоньки. Клинт остановился под кольцом и замер, восстанавливая душевное равновесие. Сердце бешено колотилось в груди. Ему не было страшно, он не был рад происходящему, но он был здесь.
Клинт напомнил себе о чувстве эйфории, но она никак не была похожа на то чувство удовлетворения, которое он испытывал в данный момент. Он одновременно и переставал быть собой и возвращался к себе. Только он не понимал, к какому именно себе. Он лишь понимал, что молочный коктейль у него и Гири никогда его у него не отобрать. То, что Гири был неправ, его почти не волновало.
«Аврора» — не вирус, а колдовство. И Эви никакая не женщина, не человек, даже. Нельзя при помощи молотка исправить то, что находилось за гранью этой реальности, а именно этим занимались Фрэнк Гири, Терри Кумбс и остальные мужчины за забором тюрьмы. Для этого требовались другие средства. Клинту это казалось очевидным, и должно было, по идее, быть очевидным для остальных, ведь все они — далеко не глупые люди, но почему-то не стало. Так что Клинту придется применить собственный молот, чтобы остановить их.