Это они первыми начали! Как по-детски! И, ведь, правда!
Логический механизм скрипел ржавыми шестеренками. Клинт несколько раз ударил в стену, искренне желая, чтобы на её месте оказался живой человек. Он подумал о пиротерапии — способе борьбы с лихорадкой. Какое-то время этот способ являлся передовым в лечении, за исключением случаев малярии, но для пациентов он становился настоящей пыткой. Иногда он помогал, иногда наоборот. Являлась ли Эви для всех них пиротерапевтом или сама была этим методом? А что если она одновременно и врач и лекарство?
Что если, приказав Билли Уэттермору стрелять в Берта Миллера он сам санкционировал применение этого лекарства?
Со стороны спортзала послышались шаги. Ангелочек только что вышла из будки охраны со связкой ключей в правой руке. Самый длинный ключ она зажала между указательным и средним пальцами. Как-то раз она ткнула старого ковбоя на парковке где-то в Огайо в ухо заточенным ключом. Убить его она не убила, но ему это не понравилось точно. Ангелочек тогда забрала у него бумажник, дешевенькое обручальное кольцо, лотерейные билеты и сняла серебряную пряжку с ремня. Самого ковбоя она тогда оставила в живых.
Мимо будки, не останавливаясь, прошел доктор Норкросс. Ангелочек подумала о том, чтобы осторожно зайти ему за спину и со всей силы ткнуть ключом в шею. Мысль эта ей понравилась, но она уже пообещала Эви никого не убивать до наступления дня. Ангелочек очень сильно не хотела огорчать эту ведьму, поэтому она позволила доктору пройти мимо.
Ангелочек направилась в крыло «С», где находилась камера Мойры и Кейли. На нижней койке, у самого края, определенно лежало невысокое и широкое тело Мойры. Сюда её принесли после того, как она отправилась в страну снов в крыле «А». Кейли лежала там же, у стены. Ангелочек не стала вдаваться в подробности слов Эви о том, что души этих женщин мертвы, но решила проявить крайнюю осторожность.
Кончиком ключа она аккуратно разрезала паутину на лице Мойры. Та с треском расползлась и обнажились её пухлые красные щёки. Это лицо вполне могло бы стать торговой маркой какой-нибудь «домашней» еды, чего-нибудь, вроде «Кукурузного хлеба мамы Мойры» или «Мягкого сиропа Данбартон». Ангелочек отскочила к двери, на случай, если Мойра бросится на неё.
Женщина на койке медленно села.
— Мойра?
Мойра Данбартон моргнула и уставилась на Ангелочка. Глаза у неё были фиолетовыми. Она высвободила из кокона сначала правую руку, затем левую и сложила ладони на коленях.
Через пару минут, когда ничего так и не произошло, Ангелочек рискнула войти в камеру вновь.
— Я не собираюсь причинять тебе вред, Мо-мо. Но если ты на меня нападешь, я тебя грохну.
Женщина сидела молча, уставившись в стену.
Тем же ключом Ангелочек разрезала кокон на лице Кейли. И в этот раз, она заблаговременно выбежала из камеры.
Повторилось то же самое: Кейли выпрямилась, сняла с себя верхнюю часть кокона, будто какое-то платье и уставилась черными глазами в стену. Женщины сидели плечом к плечу, в их волосах, на шеях, на подбородках лежали остатки паутины. Они были похожи на привидений из дешевого ужастика.
— Вы там как? — спросила Ангелочек.
Женщины не ответили. Казалось, они даже не дышали.
— Вы, хоть знаете, где находитесь? — поинтересовалась Ангелочек. Она уже не нервничала, ей было любопытно.
Они молчали. В их глазах не было заметно ни малейшего отражения сознания. От них пахло сырой землей. Ангелочек решила, что именно так пахнут покойники.
— Ладно. Хорошо, — сказала она, будто получила какой-то ответ. — Давайте-ка сами, — она, было, подумала добавить что-нибудь ободряющее, но решила этого не делать.
Ангелочек прошла в столярную мастерскую и открыла ящики с инструментом. В рукаве она спрятала длинное сверло, в один носок она сунула отвертку, а в другой стамеску.
Затем она легла под стол и посмотрела в сторону окна, за которым начинал заниматься рассвет. Спать ей совершенно не хотелось.
Лицо Джанет покрылось белыми нитями, постепенно закрывая его целиком. Клинт присел рядом с ней, ему хотелось взять её за руку, но он не стал.
— Ты была хорошим человеком, — сказал он ей. — Твой сын любил тебя.
— Она и есть хороший человек. И сын до сих пор её любит. Она не умерла, она спит.
Клинт подошел к камере Эви.
— Это ты так говоришь.
Она присела на корточки.
— Такое впечатление, что у вас открылось второе дыхание, Клинт.
Её внешний вид — наклонённая голова, глянцевые черные волосы, ниспадающие на лицо — говорил о том, что она подавлена.
— Я ещё с вами. Но это ненадолго.
— Ненадолго.
— Ну и голос у того мужика, которого подстрелил Уэттермор! Я его даже отсюда слышу.
В её словах не слышалось никакой радости. Просто, констатация факта.
— Людям не нравится, когда в них стреляют. Это больно. Вдруг, ты не знала.
— Сегодня ночью было уничтожено здание муниципалитета. Те, кто его взорвал, обвинили во всём вас. Шериф Кумбс ушёл. Фрэнк Гири приведет людей утром. Вас это удивляет, Клинт?
Его это не удивляло.
— У тебя очень хорошо получается добиваться своего, Эви. Я не стану тебя с этим поздравлять.
— А теперь, подумайте о Лиле и остальных женщинах по ту сторону Древа. Поверьте, у них всё хорошо. Они строят нечто новое, нечто хорошее. Они рожают мужчин. Лучших мужчин, они будут воспитаны женщинами, они будут познавать себя и познавать окружающий мир.
— Природа, всё равно, возьмёт своё. Их мужское начало. Один поднимет руку на другого. Поверь мне, Эви. Перед тобой человек, который кое-что в этом понимает.
— Верно, — согласилась Эви. — Но подобного рода агрессия имеет не гендерную природу, а общечеловеческую. Если вы сомневаетесь в том, что женщины могут быть агрессивны, спросите офицера Лэмпли.
— Она сейчас, уже, наверное, спит, — сказал Клинт.
Эви улыбнулась так, будто считала иначе.
— Я не настолько глупа, чтобы говорить вам, будто женщины на той стороне живут в утопии. У них появилась возможность начать всё заново и есть вероятность закончить на позитивной ноте. И вы стоите на пути этой возможности. Вы лично и все остальные мужчины. Я хочу, чтобы вы об этом знали. Если вы позволите мне умереть, те женщины получать шанс жить так, как они сами пожелают.
— Жить по твоему выбору, — собственный голос послышался ему сухим.
Существо в камере постучало пальцами по полу.
— Когда полицейский участок взорвался, там была Линни Марс. Она ушла навеки. И выбора у неё никакого не было.
— Ты отняла его у неё, — заметил Клинт.
— Мы можем продолжать этот спор вечно. Идите, Клинт, воюйте. Именно это мужчины умеют лучше всего. Сделайте так, чтобы я увидела ещё один рассвет.
Глава 13
Когда над лесом позади женской тюрьмы Дулинга взошло солнце, вдоль Уэст Левин выстроилась колонна из трёх бульдозеров «Катерпиллар». Два из них были 43-тонными машинами модели D9 и один 92-тонным модели D11. В штурмовую группу входило 18 человек. 15 из них находились вместе с бульдозерами — они должны будут зайти через главный вход, а трое расположились вокруг забора. Миллеру перевязали раненую ногу и оставили на блокпосту в компании бутылки обезболивающего.
Фрэнк разделил свою группу из двенадцати человек на 3 четверки. Каждая группа была закреплена за своим бульдозером, который использовала, как укрытие. Окна бульдозеров они заколотили кусками железа. За рулем самого первого сидел бывший полицейский Джек Альбертсон, во втором находился тренер Джей-Ти Уиттсток, а бывший обладатель «Золотой перчатки» Карсон Стратерс вёл третий. Сам Фрэнк находился возле первого, где сидел Альбертсон.
В лесу остались офицер Элмор Перл, охотник Дрю Т. Барри (его контора лежала в руинах) и Дон Питерс.
Клинт заметил колонну бульдозеров из окна одной из камер крыла «В» и побежал вниз, натягивая на ходу бронежилет.
— Ну, что, док, понеслась пизда по кочкам, — спокойно сказал ему вслед Скотт Хьюз.
— Как будто, тебя оставят в живых, когда зайдут внутрь, — ответил ему Клинт и его слова стёрли улыбку с лица Скотта.
Клинт пробежал по Бродвею, остановился возле комнаты для гостей.
— Рэнд, они идут. Готовь газ.
— Понял, — ответил Рэнд со своего ложа в дальнем конце комнаты и взял в руки заготовленный заранее противогаз.
Клинт продолжил путь в дежурное помещение у главной двери.
Мимо него проходили все, кто попадал в тюрьму. Там было длинное окно, за которым виднелось крохотное помещение со шкафами для персональных бейджиков, пульт, такой же, как и в будке охраны и у главных ворот, и мониторы, дававшие картинку с разных точек в тюрьме. За пультом сидел Тиг.
Клинт постучал в дверь и она открылась.
— Что на мониторах?
— В объективы светит солнце, так что, если за бульдозерами кто-то и идёт, я их не вижу, пока.
У них было 8 или 9 гранат со слезоточивым газом. На главном мониторе Клинт увидел, как на парковку упало несколько штук, устилая всё вокруг сизым дымом, смешивавшимся с гарью, которую производили подожженные покрышки. Он сказал Тигу продолжать следить и выбежал.
Следующей его целью была комната отдыха. Там за столом, заваленным игральными картами и кружками с кофе сидели Джаред и Микаэла.
— Прячьтесь. Начинается.
Микаэла отсалютовала ему чашкой кофе.
— Простите, док. Я уже в том возрасте, когда можно голосовать и всё такое. Так что я останусь здесь. Никогда не знаешь, откуда может свалиться Пулитцер[127].
Лицо Джареда было бледным как мел. Он посмотрел на Микаэлу, затем на отца.
— Хорошо, — сказал Клинт. — Ограничивать свободу прессы я не намерен. Джаред спрячься и не говори мне, куда.
Клинт выбежал раньше, чем тот смог ответить. К тому моменту, когда он добежал до двери, ведущей наружу к бетонному сараю, он начала выдыхаться. Он не предлагал Лиле бегать до первого утра «авроры» по той причине, что не желал, чтобы она ограничивала свой темп ради него. Его бы это сильно смутило. В чём же был корень этого решения — лень или тщеславие? Клинт пообещал себе обдумать этот вопрос, когда выдастся свободная минутка и, если он переживёт это утро и вновь увидится с женой, снова предложить ей бегать по утрам.