— Вы пытаетесь меня разозлить, директор. Не выйдет.
А он не дурак. Именно поэтому, его до сих пор не удавалось поймать с поличным. Питерс достаточно осторожен, чтобы обделывать свои делишки без свидетелей.
— Пожалуй, — согласилась Коутс, садясь на край стола. — Но попытаться стоило.
— Вы же знаете, они всё врут. Они — преступницы.
— Сексуальные домогательства — тоже преступление. Предупреждаю в последний раз, — Коутс принялась рыться в сумочке в поисках гигиенической помады. — Кстати, всего полпачки за отсос? Да ладно, Дон. — Она принялась вываливать содержимое сумочки: зажигалка, таблетки, кошелек, пока, наконец, не нашла то, что искала. Сняв колпачок, она заметила, что помада почти кончилась, но ещё на пару раз хватит.
Питерс сидел молча. Дженис взглянула на него. Перед ней сидел подонок, насильник, достаточно везучий, чтобы избегать быть застуканным другими офицерами охраны. В этот раз она его не расколола. Расколет потом. Время есть. Время, в некотором смысле, синоним слова «тюрьма».
— Что? Тоже хочешь? — она протянула ему помаду. — Нет? Иди работай, тогда.
Уходя, он, так сильно хлопнул дверью, что та задрожала. До неё донеслось его ворчание из приёмной. Довольная тем, что дисциплинарные дела решены так, как она и ожидала, Коутс вернулась к помаде и занялась поисками колпачка.
Завибрировал мобильник. Коутс отложила сумку и села на освободившийся диван. Учитывая, что за человек только что сидел на нём, она присела на левый край.
— Привет, мам, — на заднем плане звучали какие-то крики, выли сирены.
Директор Коутс подавила приступ желания распять дочь за то, что не звонила уже три недели.
— Что-то случилось, милая?
— Погоди, — в трубке послышалось шуршание и Дженис принялась ждать. Её отношения с дочерью то становились близкими, то отдалялись. Решение Микаэлы уйти из юридического института и пойти в журналистику (такую же огромную фабрику по производству дерьма, как и тюрьма, и тоже полную преступников) опустило их до уровня нуля, а последовавшая за этим операция на носу, уронила их ещё ниже. Впрочем, она не могла не восхищаться упорством Микаэлы. Может, не так уж они и отличались друг от друга. Дурочка Магда Дубчек, которая была сиделкой Микаэлы, однажды, сказала: «Она — вылитая ты, Дженис! Дай ей печеньку, она сделает всё, чтобы съесть три. Будет улыбаться и смеяться, пока не сдашься».
Два года назад Микаэла сводила концы с концами на местных телеканалах. Ныне она работала в «Американских новостях» и её популярность росла.
— Отлично, — снова послышался голос Микаэлы. — Нужно было поискать место потише. Нас выперли из департамента по контролю заболеваний. Долго говорить не могу. Ты новости смотришь?
— Только CNN, — Дженис любила эту шутку и никогда не упускала шанса её повторить.
В этот раз, Микаэла промолчала.
— Ты слышала про грипп «аврора»? Сонную болезнь?
— Слыхала что-то по радио. Старухи в Австралии и на Гавайях заснули и не проснулись…
— Всё по-настоящему, мама. И касается всех женщин. Старых, молодых, зрелых, всех. Любых, кто уснет. Так что, мама, не засыпай!
— Прости? — Что-то здесь было не так. На часах 11 утра. С чего бы ей идти спать? Неужели, она хотела сказать, что ей, вообще, больше нельзя спать? Если так, то ничего не выйдет. Это как просить больше никогда не ходить по-маленькому. — Глупость какая-то.
— Включи радио, мам. Или телевизор. Выйди в сеть.
Между ними повисла неловкая тишина. Дженис сказала, лишь:
— Хорошо.
Её дочь, может, и ошибается, но её дочь не станет ей врать. Бред это или нет, Микаэла в это верила.
— Я говорила с одним учёным — она мой друг, хоть и работает на правительство. Она знает обстановку. Она говорит, что 85 % женского населения на тихоокеанском побережье уже вырубились. Никому не говори, если эта инфа попадет в сеть, начнется ад.
— Что значит — вырубились?
— Значит, они не просыпаются. Их опутывает этот… кокон. Мембрана, покров. Этот кокон состоит, частично, из ушной серы, частично из кожного жира, который образует слизистую оболочку в носу, частично из слизи и… какого-то странного белка. Он опутывает почти мгновенно, но не пытайся его снять. Может последовать… реакция. Понятно? Не пытайся снять с уснувшей кокон! — эта фраза, казалось, имела ещё меньше смысла, чем сказанное ранее. Микаэла, видимо, это поняла и спросила:
— Мам?
— Да, Микаэла. Я здесь.
Её дочь немного успокоилась.
— Всё началось с 7 до 8 по вашему времени, с 4 до 5 по тихоокеанскому, мы, теперь, понимаем, почему женщин на западе накрыло сильнее всего. У нас есть день. И мы во всеоружии.
— Чем мы вооружены? Часами бодрствования?
— Именно, — Микаэла тяжело вздохнула. — Понимаю, что я похожа на сумасшедшую, но я не шучу. Тебе нельзя засыпать. А ещё тебе придется принять трудное решение. Тебе нужно придумать, что делать с тюрьмой.
— С тюрьмой?
— Заключенные начнут засыпать.
— А, — выдохнула Дженис. Кажется, она начала понимать. Немного.
— Пора идти, мам. Скоро эфир, продюсер уже бесится. Позвоню, как смогу.
Коутс молча сидела на диване. Её взгляд упал на фотографию на столе. На ней Арчибальд Коутс, улыбаясь под хирургической маской, держал на руках новорожденную дочь. Скоропостижно скончавшийся, не дожив до 30, Арчи уже был мёртв почти столько же, сколько прожил на белом свете. На снимке было видно, как на лбу Микаэлы виднелась бледная слизь, похожая на паутину. Директор пожалела, что не сказала дочери, как любит её, но это сожаление задержалось в ней буквально на несколько секунд. Нужно работать. Чтобы сконцентрироваться на задаче понадобилось тоже всего несколько секунд, но её решение — что делать с заключенными — не оставляло Дженис никаких вариантов. Нужно было делать то, что она всегда делала: поддерживать порядок и держаться подальше от дерьма.
Она сказала секретарю, Бланш Макинтайр, продолжать дозваниваться санитарам. После этого, Бланш должна позвонить замдиректора Лоуренсу Хиксу и уведомить его, что, время восстановления после операции на зубе мудрости сокращается, он должен немедленно явиться на службу. Наконец Бланш должна уведомить всех дежурных офицеров, что, исходя из ситуации в стране, все работают сверхурочно. У директора были сильные подозрения, что смена явится вовремя, если вообще явится. В экстремальной ситуации, люди очень не хотели расставаться с любимыми.
— Что? — вскинулась Бланш. — Какой-такой «ситуации в стране»? Что-то случилось с президентом? И вы хотите, чтобы люди работали сверхурочно? Им это не понравится.
— Мне плевать, что им там нравится. Включи новости.
— Не понимаю. Что случилось?
— Если моя дочь права, ты сама всё узнаешь.
Затем Коутс направилась в кабинет Норкросса. К Китти Макдэвид они пойдут вместе.
Джаред Норкросс и Мэри Пак сидели на трибуне теннисного корта, отложив в сторону ракетки. В компании группы младшекласников они смотрели, как по корту бегали двое старших, крича при каждом взмахе, как Моника Селеш[32]. Тощего звали Курт Маклауд. Рыжего качка звали Эрик Бласс.
Мой враг, подумал о нём Джаред.
— Не самая разумная идея, — сказал он вслух.
Мэри взглянула на него, подняв брови. Она была высокой и, по мнению Джареда, отлично сложенной. У неё были черные волосы, серые глаза, ноги стройные и длинные, ступни просто идеальные. Безупречность — самое подходящее для неё слово. По мнению Джареда, конечно.
— И что вместо этого?
Как будто ты не знаешь, подумал Джаред.
— Вместо этого пойдешь с Эриком на концерт «Arcade Fire»[33].
— Эм, — казалось, она задумалась над его словами. — Кажется, ты не очень рад его компании.
— Помнишь экскурсию на «Улицу игрушек» Крюгера и в музей поездов? В пятом классе.
Мэри улыбнулась и взмахнула рукой. Её ногти были покрыты тёмно-синим, в тон волосам, лаком.
— Забудешь, конечно. Мы чуть не опоздали, потому что Билли Мирс изрисовал похабностями руку. Миссис Колби оставила его в автобусе с водителем-заикой, — Эрик тем временем подкинул мяч, со всей силы, ударил по нему, и мяч пролетел над самой сеткой. Вместо того чтобы отбить подачу, Курт отступил назад. Эрик поднял руку, повторив жест главного героя из фильма «Рокки» на ступенях Филадельфийского музея искусств. Мэри захлопала в ладоши. Эрик повернулся к ней и поклонился.
Джаред сказал:
— Там было написано «Миссис Колби берет в рот», и написал это Эрик, а не Билли. Он сделал это, пока тот спал, а Билли решил, что, лучше отсидеться в автобусе, чем потом огрести от Эрика.
— И?
— Эрик — подонок.
— Был подонком, — ответила Мэри. — Пятый класс был давным-давно.
— Сколь веревочке ни виться, — Джаред услышал в собственных словах тот самый наставнический тон, который часто слышал от отца и пожалел о сказанном.
Мэри, оценивающе, посмотрела на него.
— Ты о чём?
«Стоять, — одернул себя Джаред. — Просто скажи «неважно» и пожми плечами». Он частенько говорил себе это, но язык, как всегда, оказался быстрее.
— О том, что люди не меняются.
— Иногда меняются. Мой отец бухал, как не в себя, но бросил. Ходит на собрания «анонимных алкоголиков».
— Хорошо, некоторые меняются. Рад, что твой отец один из них.
— Было бы неплохо, — серые глаза продолжали пристально смотреть прямо на него.
— Но большинство, не меняется. Сама прикинь. Те, кто доставали всех в пятом классе — как Эрик — ими же и останутся. Ты, например, с детства была умной девочкой, ей же и осталась. Те, кто создавал проблемы в пятом классе, будут создавать их и в одиннадцатом и в двенадцатом. Ты, когда-нибудь, видела Эрика и Билли вместе? Нет? Всё, вопрос закрыт.
Курт решил отбить подачу Эрика, но тот бросился на сетку, буквально, повиснув на ней. Его ответный удар, по сути, фол, пришелся в промежность Курту.