— Я обычно избегаю таких слов, — начала Коутс, — но это ебанина какая-то.
Клинт, же, был очень рад скорому прибытию Лилы. Что бы между ними ни происходило, ему очень хотелось увидеть её.
— Нужно позвонить сыну, — сказал он, скорее себе, нежели директору.
В камеру сунулся дежурный офицер Рэнд Куигли. Он бросил короткий взгляд на бессознательную женщину с накрытым вуалью лицом и, перед тем, как обратиться к директору, кашлянул.
— Шериф привезет задержанную минут через 20–30, - он помолчал какое-то время, затем сказал: — Бланш передала указание о сверхурочных сменах. Я в деле, директор.
— Молодец, — ответила та.
По пути в камеру, Клинт, вкратце, уведомил директора о задержанной за убийство, которую Лила хочет привезти сюда. Сама Коутс слишком погрузилась в мысли, связанные со словами Микаэлы, поэтому, практически, не обратила внимания на подобное нарушение регламента. Клинт, поначалу, был рад этому, но потом она вывалила на него всё, что знала об «авроре».
Прежде чем Клинт смог поинтересоваться, не шутит ли она, директор сунула ему под нос свой «айфон» с передовицей «New York Times». На ней огромными буквами было написано «ЭПИДЕМИЯ». В самой статье сообщалось, что засыпающих женщин окутывает какой-то кокон, что на западном побережье начались массовые беспорядки, зафиксированы пожары в Лос-Анджелесе и Сан-Франциско. «И ни слова о том, что при удалении кокона будет плохо» — подумал Клинт. Наверное, всего лишь, слух. А, может, наоборот, это правда и пресса просто не хочет раздувать панику.
— Скоро позвонишь, но, Клинт, дело серьезное. У нас на смене шесть офицеров, мы с тобой, Бланш в офисе, плюс Данфи на входе. На противоположной стороне — 114 заключенных. Большинство офицеров такие же, как Куигли, они осознают свои обязанности и, думаю, смогут, немного, подзатянуть ремни. И хвала Господу, потому что я не знаю, когда будут подкрепления и будут ли вообще. Понимаешь?
Клинт понимал.
— Ладно. Для начала, док, что делать с Китти?
— Свяжемся с управлением по контролю заболеваний, попросим прислать сюда ребят в защитных костюмах, они её заберут, проведут анализы, но… — Клинт развел руками, демонстрируя бессмысленность таких рассуждений. — Если болезнь распространилась так широко, как вы говорите, и новости это подтверждают, никакой помощи нам ждать не стоит, верно?
Коутс сидела, скрестив руки на груди. Клинт подумал, что, таким образом, она сдерживала собственную дрожь. От этой мысли ему, одновременно, и стало лучше и поплохело.
— Полагаю, на помощь из больницы, тоже, рассчитывать не стоит? Они, наверное, сами очень заняты.
— Нужно попытаться вызвать всех, кого сможем, но я согласен, — ответил Клинт. — Поместим её в карантин, хорошенько запрем. Нельзя, чтобы кто-либо подходил к ней, касался её, даже в перчатках. Ванесса будет наблюдать за ней с поста. Если ситуация изменится, если она придет в себя, мы придем.
— Неплохая мысль, — она махнула рукой, отгоняя мотылька. — Долбаное насекомое. Как оно тут оказалось? Чёрт. Далее: что делать с остальными? Как их лечить?
— Вы о чём? — Клинт попытался прихлопнуть мотылька, но промахнулся. Тот метнулся под потолок, к лампе.
— Если они уснут, — Коутс бросила взгляд на Макдэвид.
Клинт приложил ладонь ко лбу, ожидая ощутить жар. В голове возник вопрос с несколькими вариантами ответа:
Как не дать заключенным тюрьмы уснуть? Выберите из нижеследующих вариантов:
А) Сутками крутить по громкой связи записи «Металлики»;
В) Раздать заключённым заточки и приказать резать себя, если почувствуют сонливость;
С) Выдать всем по пачке дексамфетамина[37];
D) Всё вышеперечисленное;
Е) Ничего из вышеперечисленного.
— Есть лекарства, которые позволят держать их в состоянии бодрствования, но, Дженис, половина женщин здесь — наркозависимые. Мысль о том, чтобы накачать их аналогом «спидов» не кажется мне разумной. К тому же, я не могу выписывать по сотне таблеток такие лекарства, как модафинил[38]. Фармацевт в «Райт Эйд» будет смотреть косо. Но главное, я не знаю, чем им помочь. Мы можем, лишь, поддерживать порядок, насколько сможем, своевременно гасить любые проявления паники и надеяться, что, в ближайшее время будет найдено решение и…
Клинт замер, подбирая нужные слова:
— И дать природе сделать всё самой, — хотя, увиденное им не было похоже на природное явление.
Коутс вздохнула.
Они вышли в коридор и директор предупредила Куигли: ни при каких обстоятельствах не трогать то, что выросло на Макдэвид.
Работницы столярного цеха обедали прямо там, а в погожие дни им разрешалось есть прямо на улице, в тени здания. Этот день выдался ясным, чему Джанет Сорли была, несказанно, рада. Пока доктор Норкросс говорил по телефону, у неё разболелась голова, а теперь боль, шевелила раскаленным ломом в её левом виске. Запах столярного лака её только усилил, поэтому глоток свежего воздуха был, как нельзя, кстати.
В 11:50 двое краснорубашечников — активисток — разложили на столе бутерброды, лимонад и чашки с шоколадным пудингом. Ровно в полдень раздался сигнал. Джанет закрутила ножку стула и отошла от станка. Полдюжины заключенных последовали её примеру. Сигнал стих. Однако это был не единственный звук в этом жарком помещении. Вовсю работал промышленный пылесос, которым Ри Демпстер убирала древесную стружку между станками и стенами.
— Выключай! — крикнул Тиг Мёрфи. Он работал тут недавно. Как и все новички, он был неуверен в себе. — Время обеда. Ты оглохла? Сигнала не слышишь?
— Офицер, я, просто, хотела… — начала Ри.
— Вырубай, я сказал!
— Есть, офицер.
Ри выключила пылесос и наступившая тишина придала Джанет чувство успокоения. У неё болели руки, от вони лака болела голова. Ей хотелось вернуться в камеру, где лежал аспирин, одобренный по «зеленому» медицинскому коду, но позволялось только 12 таблеток в месяц. Она проглотит аспирин и ляжет спать, пока в 6 часов не закроются двери камер.
— Построились. Руки поднять, — выкрикнул офицер Мёрфи. — Выстроились. Руки поднять! Показываем своё барахло, дамочки.
Все построились. Ри, на мгновение, оказавшись рядом с Джанет, прошептала:
— Офицер Мёрфи немного толстоват, нет?
— Вероятно, ел торт с Мишель Обамой, — ответила Джанет и Ри хохотнула.
Они разложили перед собой рабочий инструмент: шлифовальные машинки, отвёртки, дрели, стамески. Джанет подумала, дозволялось ли заключенным-мужчинам работать со столь опасным инструментом. Особенно, с отвертками. Отверткой убить очень легко. Именно это напоминала боль в её голове — проворачивающуюся отвертку. Наматывающую на себя живую плоть.
— Ну, поедим al fresco, дамочки? — когда-то офицер Мёрфи работал школьным учителем, но бюджет сократили и его уволили. — Это означает…
— Снаружи, — пробормотала Джанет. — Это означает, обед на свежем воздухе.
Мёрфи посмотрел на неё.
— У нас тут отличница, — прозвучало угрожающе, но Мёрфи улыбнулся.
Инструменты были проверены и собраны в ящики. Затем, все подошли к столу, разобрали бутерброды и чашки и замерли в ожидании приказа Мёрфи.
— Все наружу, дамочки. Захватите мне ветчины с сыром.
— Сейчас, дорогуша, — тихо пробормотала Ангелочек Фитцрой. Мёрфи бросил на неё настороженный взгляд, та ответила, совершенно, невинным выражением лица. Джанет даже стало его чуточку жаль. Только на жалость еды не купить, как говаривала её мать. Она дала Мёрфи три месяца. Максимум.
Женщины вышли из здания, расселись на траве, облокотившись на бетонную стену.
— Что у тебя? — спросила Ри.
Джанет посмотрела на бутерброд.
— Курица.
— У меня тунец. Поменяемся?
Джанет не было дела до содержимого её бутерброда, поэтому она, с лёгкостью, согласилась. Она заставила себя поесть, считая, что еда поможет прийти в себя. Она попила горьковатый лимонад, а когда Ри принесла шоколадный пудинг, отрицательно помотала головой. Шоколад только усиливал мигрень, если она его поест, то будет вынуждена пойти в лазарет просить золмитриптан, который выписать мог только доктор Норкросс. Говорили, что санитары сегодня не вышли на работу.
Кто-то разрисовал ведущую в административное здание бетонную дорожку «классиками». Несколько женщин поднялись на ноги, взяли в руки по камушку и принялись играть, повторяя заученные ещё в детстве стишки. Джанет подумала, забавно, что, порой, пряталось в памяти заключенных.
Она доела бутерброд, допила лимонад, закрыла глаза и откинула назад голову. Полегчало ли ей? Наверное. В конце концов, у неё есть ещё 15 минут, можно, немного…
В этот момент, из столярки, как чёртик из табакерки, выскочил офицер Питерс. Или, скорее, как тролль, прятавшийся под мостом. Он осмотрел прыгавших в «классики» женщин, затем, взглянул на тех, кто сидел у стены и крикнул:
— Сорли. Иди сюда. Дело есть.
Грёбаный Питерс. Извращенец и насильник, ловил зэчек в «мёртвых зонах» видеокамер и лапал за сиськи. А будешь сопротивляться, он перестанет лапать и начнёт щипать.
— У меня обед, офицер, — ответила она, как можно, вежливее.
— Ты, уже, кажется, поела. Давай, жопу в руки и иди сюда.
Мёрфи, казалось, не было до этого дела, но одно правило он усвоил чётко: офицерам мужчинам категорически запрещалось оставаться с заключенными-женщинами наедине.
— Подстраховка, Дон.
Щёки Питерса налились красным. Он был не в настроении для разборок с этим преподом, особенно, после обвинений Коутс в домогательствах и сообщения от Бланш Макинтайр о том, что, из-за «ситуации в стране», будет вынужден работать сверхурочно. Дон проверил телефон: «ситуация в стране» заключалась в том, что у пары старушек в доме престарелых обнаружился какой-то грибок. У Коутс, определенно, крыша поехала.
— Меня не нужно страховать, — сказал Питерс. — Мне нужна она.