В нескольких метрах от него, в крыле В, Нелл Сигер — заключенная номер 4609198-1, срок от 5 до 10 лет за хранение тяжелых наркотиков с целью распространения — села, чтобы выключить телевизор.
Телевизор с плоским экраном, размером с лэптоп, стоял на краю койки, на которой сидела сама Нелл и показывал новости. Сокамерница и постоянно-временная любовница Нелл Селия Фроуд (повторный срок за продажу наркотиков, срок — от года до двух) сидела на столе. Она сказала:
— Слава богу. Хватит с меня этого бреда. Что думаешь делать?
Нелл легла на койку и повернулась на бок, лицом к стене, к которой были приклеены рисунки троих её детей.
— Ничего личного, милая, но мне нужно отдохнуть. Я жутко устала.
— О, — Селия поняла её правильно. — Ну, тогда, добрых снов, Нелл.
— Хотелось бы, — ответила та. — Я тебя люблю. Можешь забрать себе моё барахло.
— Я тоже тебя люблю, Нелл, — Селия коснулась её плеча. Нелл коснулась её руки в ответ, и снова отвернулась к стене. Селия села обратно на стол и принялась ждать.
Когда Нелл тихо захрапела, она встала и подошла. Лицо её сокамерницы опутали белые нити, они кружились, стелились и постепенно накрывали её целиком. Глаза Нелл шевелились под веками. Снилось ли ей, как они вместе, на воле, пошли на пикник, в парк или на пляж? Нет, вряд ли. Скорее, ей снятся дети. Нелл не была самой страстной любовницей, которых Селии доводилось встречать, не была она, также, слишком болтлива. Но у Нелл было доброе сердце, она любила своих детей, всегда им писала.
Без неё будет ужасно одиноко.
«Да похер», — решила Селия и легла сама.
В пяти километрах от тюрьмы Дулинга, примерно, в то же самое время, когда Нелл отходила ко сну, в окружном суде Каулина сидели двое братьев. Лоуэлл Гринер думал об отце и самоубийстве, которое казалось ему предпочтительнее тридцати лет на нарах. Мейнард Гринер же вспоминал большую порцию жареных свиных рёбрышек, которые съел, буквально, перед тем, как их арестовали. Никто из них понятия не имел, что происходило в мире.
Судебный пристав, который их охранял, вспылил:
— Что за хуйня? Пойду, проверю, что там с судьёй Уэйнер. Мне слишком мало платят, чтобы я болтался тут с вами, дятлами.
В то же самое время, когда Селиа решила присоединиться к подруге, а пристав пошел проверить судью Уэйнер, в то время как Фрэнк Гири бежал по лужайке дома, где когда-то жил с дочерью на руках и заплаканной женой рядом, около тридцати гражданских лиц попытались прорваться к Белому Дому.
Те, кто были впереди всех, трое мужчин и женщина, с виду, безоружные, начали карабкаться через забор.
— Дайте нам лекарство! — выкрикнул один из мужчин, оказавшись по ту сторону ограды. Он был тощим, из-под бейсболки с логотипом «Чикаго Кабс»[54] торчал хвост волос.
Дюжина агентов Секретной службы, с оружием наизготовку, быстро окружила нарушителей, но, в этот же момент, из собравшейся на Пенсильвания авеню толпы выскочили ещё несколько человек и перелезли через забор. Сзади, на толпу набросились одетые в спецзащиту полицейские, которые принялись отгонять людей от забора. Послышались два выстрела, и один из полицейских упал на землю. Тут же началась беспорядочная стрельба. Лопнула канистра со слезоточивым газом, плотный серый дым окутал толпу, люди начали разбегаться.
Микаэла Морган, в прошлом, Коутс, сидела в фургоне «Американских новостей» через дорогу от здания департамента по контролю заболеваний и нервно потирала ладони. У неё было, чем взбодриться. Её зрачки сузились от только что вынюханных с помощью десятидолларовой купюры трёх дорожек кокаина.
На переднем фоне кадра с Белым Домом появилась женщина, одетая в тёмно-синее платье. Лет ей было, примерно, как матери Микаэлы, в чёрных до плеч волосах проглядывала проседь, на шее висело жемчужное ожерелье. Перед собой, будто тарелку с горячей едой, она держала ребенка, голова которого была покрыта белым. Женщина плавно прошла мимо и скрылась за кадром.
— Кажется, нужно ещё закинуться. Хочешь? — спросила Микаэла у техника. Тот заметил, что она скоро вырубится и передал пакет.
Пока у здания на Пенсильвания авеню разворачивался бой, Лила Норкросс направлялась в Дулинг. Она думала о Джареде, своём сыне и о девочке Шейле, его сводной сестре, дочери её мужа. Какое интересное у них семейное древо! Ей показалось, что движения уголков губ у Шейлы и Клинта были очень похожи. Но, была ли она такой же лгуньей, как и её отец? Скорее всего, да. Испытывала ли эта девочка ту же усталость, что и Лила, после вечера проведенного в забегах, борьбе и прыжках? Если так, то у них с Лилой было ещё что-то общее, помимо Джареда и Клинта.
Лила подумала, смогла бы она просто уснуть, отгородившись от всего этого бардака. Конечно, это самый простой вариант. Ещё несколько дней назад, она об этом, даже, не задумывалась. Несколько дней назад она была полной сил, здоровой и здравомыслящей женщиной. Бросала ли она когда-нибудь вызов Клинту? В свете нынешнего, не раз. Не только, когда узнала о Шейле Норкросс, девочке, носившей ту же фамилию, что и она.
Рассуждая обо всём этом, Лила повернула на Мейн стрит. Она едва заметила, как слева от неё, в направлении холма, откуда она ехала, промчалась небольшая машина.
Сидевшая за рулем этой машины женщина средних лет везла мать в госпиталь Мейлока. На заднем сидении находился её пожилой отец — не самый осторожный человек, любитель сталкивать детей в бассейны, делать большие ставки и мутных банок маринованных сосисок из придорожных магазинов. Он держал в руках нож для колки льда и ковырял им паутину на лице женщины.
— Она задыхается! — выкрикнул он.
— По радио сказали, этого нельзя делать! — крикнула в ответ женщина, но её отец мало кого слушал и продолжал ковырять паутину.
Эви же была везде. Она находилась на борту 767-го, ползла по полу, усыпанному осколками бокала и залитому виски с колой за мгновение до удара самолета о водную гладь. Мотылек, который трепыхался вокруг лампы в камере Нелл Сигер и Сеилы Фроуд, тоже был Эви. Её глазами смотрела мышь, спрятавшаяся в вентиляции зала заседаний в суде Каулина. Она же муравьем ползала среди тёплых луж крови девочки-подростка на лужайке перед Белым Домом. В лесу, где Джаред убегал от преследователей, она была червем, зарывавшемся в землю под его ногами.
Эви была везде.
Глава 8
Джаред летел сквозь заросли деревьев и вспоминал, каково это — быть новичком. Тренер Дрейфорд назвал его «инопланетянином».
— Мне кажется, Норкросс, в будущем тебя ждёт огромная куча самых разных медалей, — сказал он тогда. В тот раз, под самый конец сезона, Джаред пришел пятым из пятнадцати в забеге на 8000 метров на местных соревнованиях — отличный результат для новичка — но планам тренера не суждено было сбыться, потому что Джаред решил принять участие в составлении школьного ежегодника.
Джаред вспомнил о том забеге, в очередной раз, вдыхая воздух и чувствуя, как расстояние между ним и преследователями увеличивается. Войти в состав комитета по составлению ежегодника он решил, потому что туда уже входила Мэри. Она была выбрана главой отдела продаж на втором курсе, и ей нужен был заместитель. Джаред, немедленно, бросил карьеру в легкой атлетике и предложил ей свою кандидатуру.
— Хорошо, — согласилась она. — Только у меня два условия. Первое. Если я умру, а это, весьма, вероятно, потому что я сегодня съела странные мясные чипсы в столовке, ты займешь моё место, будешь добросовестно исполнять мои обязанности и отдашь мне все полагающиеся почести в следующем ежегоднике. И ты убедишься, чтобы моя мать выбрала не самую тупую мою фотографию.
— Не вопрос, — ответил тогда Джаред, поняв, что влюбился. Он знал, что ещё слишком молод. Знал, что она ещё слишком молода. Но, почему, нет? Мэри прекрасная девушка, она шикарна, при этом, очень естественная.
— А второе условие?
— Второе, — она ухватила его голову обеими руками и встряхнула. — Я тут главная!
Джаред признал, что и это не было для него проблемой.
Проблемой было то, что в этот момент его кроссовок налетел на торчавший из земли скользкий булыжник, и колено пронзила игла острой боли. Джаред выдохнул и, тут же, как учили, попытался восстановить дыхание, не переставая, при этом, работать локтями.
Позади раздался окрик Эрика:
— Мы хотим, просто поговорить!
— Хули, ты ссышь-то? — это уже Курт.
Он покатился вниз по водостоку, поврежденное колено взвыло и сквозь барабанный бой собственного пульса и шелест листьев под ногами, Джареду послышался какой-то хруст. Впереди была Мэллой стрит, среди зарослей промелькнула желтая машина. Правая нога утонула в водостоке, боль была просто жуткой, как ожог, только изнутри, он ухватился за тонкую ветку, чтобы удержать равновесие.
Позади послышался шум, это ругался Эрик и барахтались, спускаясь, остальные. Дорога была, всего, в шести метрах от Джареда, слышался, даже, рев двигателей. У него получится!
Джаред ринулся вперед, ощущая внутри приступ остывшей уже, было, эйфории, наполнивший легкие воздух, будто поднял его вверх, придавая сил и отвлекая от больного колена.
У самого края проезжей части на его плечо легла рука, и он потерял равновесие. Чтобы не упасть, он ухватился за березу.
— Отдавай телефон, Норкросс, — сказал Кент, на его красном лице мерцали фиолетовые прыщи. — Мы просто прикалывались, и всё.
— Нет, — ответил Джаред. Он не помнил, как подобрал телефон, но сейчас он был у него в ладони. Колено жутко болело.
— Давай, сюда, — сказал Кент, двое других находились в нескольких метрах от них.
— Ты собрался нассать в ухо старухе! — выкрикнул Джаред.
— Не я! — Кент сморгнул внезапно проступившие слёзы. — Я бы и не смог! У меня застенчивый мочевой пузырь!