Он много трудился, чтобы стать доктором, и никакой студенческий фонд ему не помогал. Он рос в трудных условиях, и за свой успех ему всегда приходилось платить. И не только деньгами. Он прошел через такое, о чём никогда, ни при каких обстоятельствах не расскажет жене. И всё это было ради вот этого? Чтобы лечить сексуальную зависимость Пола Монпелье?
На лицо Монпелье легла легкая извиняющаяся улыбка.
— Ой, ладно. Жгите. Я всё делаю неправильно, да?
— Всё в порядке, — ответил Клинт и на следующие полчаса отбросил все сомнения. Они рассмотрели эту ситуацию со всех сторон, обсудили разницу между похотью и желанием, поговорили о миссис Монпелье и её примитивных (по мнению мистера Монпелье) потребностях в постели. Они даже совершили путешествие в прошлое Пола Монпелье и обсудили его юношеский сексуальный опыт, когда он мастурбировал плюшевым крокодильчиком младшего брата.
Следуя профессиональному долгу, Клинт спросил его, вредил ли он себе когда-нибудь? (Нет). Спросил, как бы Монпелье отнёсся к тому, чтобы поменяться ролями? (Он утверждал, что он сам говорил ей, что делать). Кем Монпелье видит себя через пять лет? (В этот момент мужчина в белом свитере расплакался).
В конце встречи, Монпелье заявил, что готов сделать следующий шаг, и как только он ушел, Клинт позвонил в телефонную компанию. Он попросил перенаправлять все его звонки психиатру в Мейлоке — городке по соседству. На том конце провода поинтересовались, как долго.
— Пока в аду снег не пойдет, — ответил Клинт. Из окна он наблюдал, как Монпелье садился в свой красный спорт-кар, и уезжал навсегда.
Затем он позвонил Лиле.
— Алло, доктор Норкросс слушает, — звук её голоса заставлял его сердце петь. Она поинтересовалась, как идет его второй рабочий день.
— Меня посетил самый незначительный человек в Америке, — ответил Клинт.
— О? К тебе заходил мой отец? Уверена, его смутил Хокни.
Она была острой на язык, и острота её языка могла соперничать с её добротой, а её жесткость могла соперничать с остротой языка. Лила любила его, но никогда не упускала случая подколоть. Иногда Клинту казалось, что именно это ему и нужно. Как и большинству мужчин, наверное.
— Ха-ха, — притворно рассмеялся Клинт. — Слушай, по поводу той вакансии в тюрьме. От кого ты о ней узнала?
Несколько секунд его жена вдумывалась в смысл вопроса. Ответить она решила вопросом:
— Клинт, ничего не хочешь мне рассказать?
Клинт даже не подумал, что она могла быть разочарована его решением оставить частную практику в пользу работы на государство. Он был абсолютно уверен в обратном.
Спасибо тебе, Господи, за Лилу.
Чтобы добраться электробритвой до серой щетины под носом, Клинт вытянул лицо, отчего стал похож на Квазимодо. Из левой ноздри торчал белоснежный пучок волос. Антон может сколько угодно жонглировать штангами, но седые волосы в ноздрях и ушах ждут любого мужчину. Клинт решил их выдрать.
Он никогда не достигал такой формы, как у Антона, даже когда учился в старших классах и мог жить один по решению суда об эмансипации. Клинт был более стройным, более худощавым, живот его был плоским, как сейчас у его сына Джареда. Насколько он мог помнить, Пол Монпелье был гораздо толще, чем тот человек, которого Клинт увидел утром в зеркале. Но он был на него очень похож. Где сейчас Пол Монпелье, интересно? Наверное, время залечило его раны. Конечно, верно и обратное, как утверждают некоторые.
У Клинта было нормальное — т. е. осознанное, здоровое — стремление вырваться за пределы собственного брака. Его ситуация, в отличие от Пола Монпелье, никаким кризисом, конечно, не была. Он жил нормальной жизнью, в своём понимании: оборачивался, когда мимо проходила молодая девушка, задерживал взгляд, когда из машины выходила дама в короткой юбке, испытывал откровенное желание, когда разглядывал девушек из телешоу «Цена удачи». Это всё, конечно, печально и, даже, в некотором смысле, грустно, когда возраст уводит твоё тело всё дальше и дальше от идеального состояния, но оставляет старые желания (слава богу, не амбиции), как запах выпечки остается после того, как весь ужин уже съеден. Судил ли он всех мужчин по себе? Нет. Он был лишь частью этого племени. Вот, женщины — они настоящие загадки.
Клинт улыбнулся своему отражению. Он гладко выбрит. Он снова жив. Ему столько же лет, сколько было Полу Монпелье в 1999.
Он обратился к зеркалу:
— Слышь, Антон. На хуй шёл, — бравада была поддельной, но он, хотя бы, попытался.
Находясь в ванной, он услышал, как в спальне щелкнул замок, открылся выдвижной ящик, затем раздался звук убираемого в ящик оружия и снова щелчок замка. После этого донесся её вздох и зевок.
Понимая, что она уже проснулась, Клинт молча оделся, не стал обуваться у кровати, а взял туфли и спустился с ними вниз.
Лила прокашлялась.
— Всё нормально, я уже не сплю.
Клинт не был уверен, что это правда: Лила, даже, не расстегнула форменные брюки, перед тем, как завалиться на кровать. Она даже не накрылась одеялом.
— Ты, наверное, вымоталась. Я уже ухожу. На Маунтин всё хорошо?
Прошлой ночью она написала, что на Маунтин Рест Роуд случилась авария. «Ложись спать» — написала она. Не то, чтобы это случалось в первый раз, но всё же было необычно. Они с Джаредом пожарили стейков и выпили по паре бутылок пива «Анкор Стим» на веранде.
— Фура расцепилась. Со всякой дрянью для животных. Отцепилась и перегородила всю трассу. Кошачий корм и собачьи консервы разбросало по всей округе. Пришлось убирать.
— Месиво, наверное, было, — он наклонился и поцеловал её в щеку. — Эй, хочешь, начнем бегать по утрам? — эта мысль пришла ему в голову совершенно неожиданно, и он оценил её по достоинству. Нельзя запретить телу стареть и толстеть, но можно, хотя бы, с этим бороться.
Лила открыла правый глаз, он казался бледно-зеленым в полутьме спальни.
— Только не с этого утра.
— Разумеется, нет, — ответил Клинт. Он обнял её, надеясь, что и она поцелует его, но она лишь пожелала ему хорошего дня и напомнила, чтобы Джаред не забыл вынести мусор. Глаз закрылся. Была зеленая вспышка… и исчезла.
В сарае невыносимо воняло.
Кожа Эви покрылась мурашками и она изо всех сил боролась с желанием убежать. Стояла смесь запахов химикатов, жженых листьев и горелой еды.
В волосах у неё запутался мотылек, он изо всех сил пытался вырваться и царапал кожу на голове. Она неглубоко вдохнула и осмотрелась.
Панельный сарай предназначался для приготовления наркотиков. В его центре стояла газовая плита, от которой к двум белым бакам тянулись желтые трубки. Рядом, у стены находились лотки, кувшины с водой, вскрытые упаковки контейнеров «Зиплок», пробирки, куски пробки, бессчетное количество горелых спичек, горелка с обугленной чашей и утилизатор, соединенный шлангом, который исчезал под сеткой, которую сдвинула Эви. По полу были разбросаны пустые бутылки и консервные банки. Кресло с подписью «Дейл Эрнхардт-младший» лежало на боку. В углу валялась скомканная серая рубашка.
Эви стряхнула с рубашки пыль и грязь и надела её. Она оказалась ей велика и доставала до бедер. Видимо, раньше она принадлежала какому-то неряхе. На груди блестело пятно в форме полуострова Калифорния и свидетельствовало о том, что этот неряха любил майонез. Она присела возле баков и выдернула из них желтые трубки. Затем она повернула вентили на баллонах с пропаном.
Оказавшись снаружи, Эви замерла и полной грудью вдохнула свежий воздух.
Примерно в 90 метрах от неё, на деревянном настиле стоял осыпанный гравием трейлер, рядом с ним стоял грузовик и пара машин. На растянутой веревке, вместе с парой штанов, висело три освежеванных кролика, с одного всё ещё капала кровь. Из трубы трейлера тянулись клубы дыма.
Там, откуда она пришла, через небольшой лесок и поле, уже не видно было Древа. Впрочем, она была не одна, мотыльки облепили крышу сарая, постоянно перелетая с места на место.
Эви пошла к настилу. В ноги впивались сухие ветки и острые камни. Но она не замедлила шаг. Её раны заживали быстро и легко. Возле веревки она остановилась и прислушалась. До неё донесся мужской смех, звук телевизора и шебуршание десятка тысяч червей в земле под ногами.
Перед ней раскачивался кровоточащий кролик. Она спросила у него, как всё произошло.
«Трое мужчин, одна женщина» — ответил кролик. Одинокая муха взлетела с его почерневших губ, пожужжала и исчезла в ухе. Эви слышала, как она болталась там, внутри. Она не винила муху — та делала то, что ей положено — но бедный кролик, определенно, не заслужил такой печальной участи. Конечно, Эви любила всех животных, но к небольшим травоядным созданиям она относилась с особой заботой.
Она коснулась мертвой головы кролика и прижала его губы к своим.
— Спасибо, — прошептала она.
Одним из немногих плюсов жизни по эту сторону Аппалачей было то, что на две зарплаты госслужащих можно было содержать неплохой дом. Дом Норкроссов имел три спальни и был весьма современным. Все дома в округе были красивыми, просторными, но не гигантскими, у всех были лужайки, достаточно просторные, чтобы играть в мяч, а во время летнего сезона можно было любоваться зелеными холмами и рощами. Что слегка разочаровывало в этой ситуации, так это то, что, даже при такой цене, половина домов пустовала. Демонстрационный дом на вершине холма был единственным исключением. Он был меблирован и содержался в идеальной чистоте и порядке. Лила сказала, это вопрос времени, когда его займут варщики мета. Клинт сказал, чтобы она не беспокоилась, потому что он знаком с шерифом.
«Ей нравятся старики?» — спросила тогда Лила, пристально глядя на него и сжимая пальцами его бедро.
На верхнем этаже дома Норкроссов располагалась хозяйская спальня, комната Джареда и кабинет, которым они пользовались по очереди. На первом этаже была большая кухня, которую от гостиной отделяла барная стойка. Справа от гостиной, за прозрачными дверьми находилась скромная обеденная комната.