В личном деле говорилось, что Шейла Норкросс была умной девушкой, имела успехи в английском, а успеваемость по математике и естественным наукам была ещё выше. Её средний бал был 3,8. Учителя характеризовали её, как надменную, но привлекательную девушку, обладавшую врожденными лидерскими качествами. Шеннон Паркс числилась её единственным опекуном. Отцом был записан Клинтон Норкросс. Она родилась в 2002 году и была моложе Джареда на год.
До той самой игры, Лила старалась убедить себя, что ошиблась. Глупость конечно. Правда, ведь, вот она — на бумаге, да и нос девочке достался от отца, но несколько дней она медлила. Она сказала себе, что должна увидеть Шейлу Норкросс, высокорослую, слегка надменную, со средним баллом 3,8.
Лила притворилась, что работала под прикрытием, что её задача — убедить Клинта в том, что она, всё ещё та женщина, на которой он женился.
— Ты какая-то замороченная, — заметил Клинт во вторник вечером.
— Прости. Всё из-за того, что у меня интрижка с коллегой по работе, — сказала она, потому что, именно так, сказала бы та Лила, на которой он женился. — Отвлекает.
— А, я понял, — ответил Клинт. — Это Линни, да? — и потянулся к ней за поцелуем, и она даже поцеловала его.
Вторым шагом была слежка.
Лила уселась на верхнем ряду трибуны в спортзале и наблюдала, как сборная трех округов вышла на разминку. Шейлу Норкросс она нашла сразу, под номером 34, бегавшую из конца в конец на дальней стороне площадки. Затем, она принялась разминать колени. Лила профессиональным взглядом изучала девочку. Может, у неё было другое, отличное от Клинта, лицо, может, она вела себя иначе, но, что с того? У детей всегда двое родителей.
Во втором ряду, недалеко от скамейки команды хозяев, стояли несколько взрослых и шумно аплодировали в так музыке. Родители игроков. Была ли среди них Шеннон? Например, та, в свитере крупной вязки. Или матерью девочки была вон та, крашеная блондинка? Или, какая-то другая женщина? Лила не знала. Да и откуда ей знать? Её на эту вечеринку не звали, она была здесь чужой. Когда их браки распадались, люди обычно говорили: «Всё было, как будто не по-настоящему». Окружающее Лилу — зал, толпа, крики — всё было настоящим. Нет, дело в ней самой. Она была ненастоящей.
Прогудела сирена. Началась игра.
Шейла Норкросс прорвалась сквозь толпу и сделала то, что отмело все сомнения. Это свидетельство было сильнее любого физического сходства, любой записи в личном деле. Сидя на трибуне, Лила была свидетелем падения собственного брака.
Закрыв глаза перед животными, Лила ощутила, как на неё навалился сон. То было не скольжение, не легкое касание, а натиск многотонного тягача. В сознание хлынула паника, и она сильно ударила себя. Затем открыла глаза. Не было ни змеи, ни тигра, ни павлина. Не было и никакого баньяна. Посреди поляны стоял развесистый двадцатиметровый дуб, прекрасный в своей нормальности. По ветке проскакала белка.
— Галлюцинация, — сказала она. — Плохо дело.
Она взяла рацию.
— Линни? Ты там? Приём.
— Я здесь, шериф, — голос прозвучал тихо, приглушенно, но без помех. — Что… случилось?
Снова послышалось жужжание ЛЭП. Лила даже не поняла, что оно куда-то исчезало. А оно исчезало? Блин, она не в себе.
— Ничего, Линс. Закончу здесь и приеду.
— Вы… в порядке, Лила?
— Нормуль. Потом поговорим.
Она обернулась. Обычный дуб. Большой, но, совершенно, обычный. В этот момент, с дуба порхнула ещё одна зеленая птичка и устремилась туда же, куда и остальные — в направлении заходящего солнца.
Лила крепко зажмурилась, затем открыла глаза. Никаких птиц. Ей всё почудилось.
«А как же следы? Они, ведь, привели меня сюда».
Лила постаралась не думать ни о следах, ни о дереве, ни о странной женщине, ни о чём бы то ни было ещё. Ей нужно было добраться до города и при этом не уснуть. А в Дулинге нужно, обязательно, зайти в аптеку. Не выйдет с аптекой, в участке есть ящик с вещдоками. И всё же…
И всё же, что? У неё была мысль, что именно, но она улетучилась по причине усталости. Или, почти улетучилась. Она ухватила её в самый последний момент. Король Кнуд, вот о чём она думала. Король Кнуд приказывает волнам повернуть вспять.[58]
Сын Лилы тоже не спал. Он лежал в придорожной грязи. Он был мокрый, ему было больно, и что-то впивалось ему в спину. На ощупь, похоже на пивную банку. Завершала эту неприятную картину очень нехорошая компания, которая его окружала.
— Норкросс.
Это Эрик.
Грёбаный Эрик Бласс.
Джаред лежал с закрытыми глазами. Если они решат, что он без сознания, а, может даже умер, то убегут, как последние ссыкухи, каковыми и являлись.
— Норкросс!
На этот раз он пнул Джареда в бок.
— Валим отсюда, Эрик, — послышался другой голос, принадлежавший Кенту Дейли. — Кажется, он уже остывает.
— Или в коме, — по голосу Курта нельзя было сказать, что он сильно разочарован этим фактом.
— Он не в коме. Он притворяется, — судя по голосу, Эрик сам нервничал. Он присел на корточки. До Джареда донесся терпкий запах его одеколона. Господи, он, что в нём купается? — Норкросс!
Джаред продолжал лежать. Боже, хоть бы появилась полицейская машина, пусть даже за рулём сидела бы его мать, и плевать на последующие объяснения. Только, подмога приходит вовремя только в кино.
— Если не очнешься, Норкросс, я, как следует, въебу тебе по яйцам.
Джаред открыл глаза.
— Ладненько, — сказал Эрик, улыбнувшись. — Ни ран, ни повреждений.
Джаред, считавший, что получил повреждения и от машины и от этих кретинов, ничего не ответил.
— Ничего мы со старухой не сделали, да и ты, вроде, в порядке. По крайней мере, кости ниоткуда не торчат. Так, что, можно, вызывать скорую. Когда отдашь телефон.
Джаред помотал головой.
— Ну ты и мудак, — без злобы сказал Эрик, будто обращался к щенку, который напрудил на ковер. — Курт? Кент? Подержите его.
— Блин, Эрик, я даже не знаю, — протянул Кент.
— Я знаю. Держите его.
— А, если у него эти, как их, внутренние повреждения? — спросил Курт.
— Нет у него ничего. Машина его, едва, задела. Держите, я сказал.
Джаред попытался отползти в сторону, но Курт прижал его плечо, а Кент взялся за другое. Всё тело болело, колено просто раскалывалось, смысла бороться с ними не было. Он ощутил какую-то странную апатию. Видимо, это всё шок, решил он.
— Телефон, — Эрик разжал его пальцы. — Давай сюда. — И с этим парнем Мэри пойдет на концерт.
— В лесу потерял.
Джаред смотрел на него и старался не заплакать. Только, слёз ему не хватало.
Эрик вздохнул и принялся рыться у него в карманах. Нащупав «айфон» в правом кармане, он его вытащил.
— Ну, почему ты такой мудак, а, Норкросс? — звучало это как «почему ты всегда всё портишь?»
— Кто здесь и мудак, так это не я, — ответил Джаред. Он сморгнул подступившие слёзы. — Ты собирался нассать ей в ухо.
— Он не собирался. Даже думать о таком отвратительно, — ответил ему Курт. — Мы просто прикалывались.
Кент молчал с таким лицом, будто, они сидели и душевно болтали, а не прижимали человека к земле.
— Ага, прикалывались! Шутили. Ну, как в раздевалке. Не смеши меня, Джаред.
— Я не стану обращать на это внимания, — сказал Эрик, двигая пальцем по экрану телефона Джареда. — Из-за Мэри. Она — твой друг, а для меня она — больше, чем друг. Так, что, ничья. Мы просто уйдем, — он перестал рыться в телефоне. — Ну, вот, видео удалено с «облака». Всё.
Он взял с земли камень, посмотрел на Джареда и несколько раз ударил им по «айфону». Повсюду разлетелись осколки стекла и куски корпуса. То, что осталось от телефона, Эрик швырнул Джареду на грудь. Телефон какое-то время полежал и скатился в грязь.
— Не было смысла этого делать, раз, видео удалено, но нужно, чтобы ты понимал, за мудацкое поведение приходится отвечать. — Эрик встал. — Понял?
Джаред ничего не ответил, но Эрик кивнул, будто всё было наоборот.
— Ну, вот. Отпустите его.
Кент и Курт поднялись и отошли в сторону. Они выглядели встревожено, будто, опасались, что Джаред поднимется и начнет размахивать кулаками, как Рокки Бальбоа.
— Всё останется между нами, — заявил Эрик. — Мы не станем трогать эту старую пизду, ясно? Тебе, тоже, лучше бы, знать своё место. Идём.
Они ушли, оставив Джареда валяться в грязи. Он не вставал, пока они не исчезли из вида. Затем, он сел и убрал остатки телефона в карман (в процессе, от него отвалилось ещё несколько кусков).
«Я лузер, — подумал Джаред. — Одноименная песня Бека[59] — она обо мне. Их было трое, я был один, но, всё равно, я конченный лузер».
Он поднялся на ноги и заковылял домой, потому что дом там, куда возвращаешься, потерпев поражение.
Глава 10
До 1997 года госпиталь св. Терезы был, скорее, похож на офисное учреждение, чем на больницу. Но после массовых стачек и забастовок, вызванных сходом породы в горах, «Угольная компания Рауберсон» решила провести модернизацию. Местная газета, принадлежащая либерал-демократам — что для уха избирателя-республиканца было равнозначно слову «коммунист» — назвала эти действия «не иначе, как взяткой». Но большинство жителей трех округов оценили это по достоинству. Посетителям парикмахерской «Bigbee's» рассказывали, что теперь там, даже, есть вертолетная площадка!
По будним дням, обе парковки — одна маленькая, напротив отделения неотложки, а вторая побольше, напротив самого госпиталя — практически, пустовали. Когда Фрэнк Гири въехал на Хоспитал драйв этим днём, обе парковки и прилегающие к ним подъезды были забиты машинами. Он видел «Тойоту Приус» со смятым от удара о «Джип Чероки» капотом. По парковке были рассыпаны осколки разбитого заднего стекла.