Те кивнули.
В бар вмешалось, около сотни человек и сейчас, в три часа ночи, он был битком. Было несколько женщин, но большинство — мужчины. В нынешних обстоятельствах, вероятно, все женщины предпочитали накачиваться стимуляторами. Он даже заметил в толпе несколько подростков, таращившихся на происходящее ошеломленными покрасневшими лицами. Дону их стало жаль, но маменькины сынки сегодня повзрослеют очень быстро.
— Ну и денёк, — сказал Дон. В мужской компании он чувствовал себя гораздо комфортнее.
Темнокожий парень что-то пробормотал в знак согласия. Он был высоким, широкоплечим, возрастом под 40 и сидел так, будто аршин проглотил.
— Я сидел и думал, застрелиться, что ли? — произнес Терри Кумбс.
Дон кашлянул. Кумбс говорил это без какого-либо выражения, без единой эмоции.
— Видали, как Секретная Служба разогнала бунтовщиков у Белого дома? Для них, видимо, настал праздник. Господи, вы, только гляньте!
Терри и чёрный парень посмотрели на телевизор на стене.
На экране показывали кадры, снятые камерой видеонаблюдения в подземном гараже. Женщина, чей возраст и расу нельзя было определить из-за качества съемки, одетая в форму сотрудника парковки, сидела сверху на мужчине в деловом костюме. Она избивала его чем-то тяжелым. По полу растекалась черная лужа, с лица женщины свисали белые нити. Раньше по телевизору такого не показывали, но, видимо, «аврора» выкинула «морально-этический стандарт»[83] — так, кажется, это называется, — на помойку.
— Видимо, разбудил её, чтобы забрать ключи, — хихикнул Дон. — Эта штука, типа, обостренного ПМС, да?
Мужчины не ответили.
Канал переключился на студию. Джорджа Алдерсона, старика, которого Дон видел прежде, на месте не было. Появился молодой парень в кофте и с наушниками на голове, дернулся и замахал руками, мол, уходите из эфира. Канал запустил повтор какого-то юмористического сериала.
— Как непрофессионально, — заметил Дон.
Терри начал пить из кружки. По его подбородку текла струя пива.
Кладовка.
Эта мысль была не единственной пришедшей на ум Лиле этим утром, но она пришла первой. В идеале, подошел бы подвал или вентиляционный туннель. Или шахта — любое труднодоступное место — но искать его времени не было. И что ей оставалось? Только, дом. Если толпы мстителей — или психов, как угодно — начнут убивать спящих женщин, первое, куда они отправятся — это по домам. «Где твоя жена? Где дочь? Это для твоей же безопасности. Для нашей общей безопасности. Ты же не станешь держать в доме зажженную динамитную шашку, правда?»
А что, насчет, пустующих домов? Домов, в которых никто никогда не жил? На этой улице, не меньше половины домов так и стояли нераспроданными. Эта мысль понравилась Лиле больше всего.
Высказав её мужу и сыну, она почувствовала себя, окончательно, истощенной. Её трясло и бросало в жар, будто во время гриппа. Разве не об этом рассказывал тот торчок, которого она однажды арестовала за кражу со взломом? «Ты пойдешь на что угодно, чтобы прекратить ломку, — сказал, тогда, он. — Но и это не спасет. Спасёт лишь смерть».
Клинт и Джаред, поначалу, ничего не говорили. Они, просто, стояли втроём посреди гостиной.
— Это, что, ребенок? — наконец, спросил Джаред.
Она протянула ему кокон.
— Да. Дочка Роджера Элвея.
Её сын взял ребенка на руки.
— Станет, наверное, только хуже, — сказал он. — Но я не знаю, как именно.
Лила вытянула руку и сняла с его плеча волос. То, как Терри держал ребенка — как готовую взорваться бомбу — и как держал её Джаред, заставило её сердце бешено колотиться. Её сын не сдался. Он всё ещё старался оставаться человечным.
Клинт задвинул стеклянную дверь, ограждая дом от запаха дыма.
— Не стану называть твою затею по поводу сокрытия спящих — или размещения, как ты говоришь — приступом паранойи, потому как смысл в твоих словах есть. Можем отнести Молли, малышку, миссис Рэнсом и всех, кого найдем в пустые дома.
— На холме есть демонстрационный дом, — сказал Джаред. — Там даже мебель есть. — И, в ответ на недовольный взгляд матери: — Спокойно. Не лазил я туда. Только, заглядывал в окно гостиной.
— Не думаю, что это разумная предосторожность. Но лучше, чтобы они чувствовали себя в безопасности, чем потом жалеть, — сказал Клинт.
Лила кивнула.
— Согласна. Потому что, скоро вы и меня туда отнесете. Вы же это понимаете, правда? — Лила не пыталась ранить их или напугать. Она просто констатировала факт. К тому же, она слишком устала, чтобы миндальничать.
Сидевший в женском туалете «Скрипучего колеса» мужчина был косоглазым, на нём была футболка какой-то рок-группы и джинсы. Он смотрел прямо на Микаэлу. С другой стороны, штаны были на нём.
— Чувак, это женский туалет, — сказала она. «Через пару дней он навечно станет твоим, — подумала она. — Пока же проваливай». На его футболке было написано «Widespread Panic»[84], ну, конечно.
— Простите. Простите. Я сейчас, — он посмотрел на свёрток в ладони. — Я решил дунуть немножко, но в мужском полно народу, — он поморщился. — Там постоянно воняет говном. Будто, целую гору насрали. Неприятно. Прошу, проявите капельку терпения, — его голос стал тихим. — Этой ночью я видел колдовство. Не диснеевское колдовство из сказок. Плохое. Обычно, я держу себя в руках, но оно меня просто вышибло из колеи.
Микаэла убрала руку из-за пояса, где держала пистолет Урсулы.
— Плохое колдовство, да? Даже звучит жутко. Я всю ночь ехала из Вашингтона, чтобы повидаться с матерью, но она уже уснула. Как вас зовут?
— Гарт. Примите соболезнования.
— Благодарю, — ответила она. — Моя мать была, тем ещё шилом в жопе, но она была моей матерью. Не поделитесь крэком?
— Это не крэк. Это мет, — Гарт развернул сверток и протянул ей один кристалл. — Но, конечно, можете попробовать. — Он извлек полный пакет кристаллов. — Вы похожи на одного репортера из новостей.
Микаэла улыбнулась.
— Мне часто это говорят.
Фрэнк Гири, тоже оценил чудовищное состояние мужского туалета «Скрипучего колеса», когда прямо с парковки отправился отлить. Пришлось ходить на улицу. После того, что им с Гартом довелось увидеть — родившихся из пламени мотыльков — они не придумали ничего лучше, чем поехать в бар и напиться. Он собственными глазами видел то, чего быть не могло. Это было нечто иное, не из этого мира. Существовало некое иное измерение, о котором он до этой ночи и не подозревал. Впрочем, это не доказывало существование бога, в которого верила Элейн. Мотыльки появились из огня, а пламя, обычно, ожидало по другую сторону бытия.
Рядом звякнула банка.
— Устроили в сортире сральник… — послышался звук расстегиваемой ширинки. Краем глаза Фрэнк заметил поля ковбойской шляпы.
Фрэнк доделал свои дела и собирался уже вернуться в бар. Чем ещё заняться, он не знал. Элейн и Нану он отнес в подвал и запер дверь на ключ.
Мужчина за спиной заговорил:
— Эй, хочешь скажу чего? Жена моего кореша, Милли, работает в женской тюрьме, и она говорит, что у них там какой-то «фином». Херня, наверное, полная… — в банку ударила струя мочи. — Она говорит, у них сидит баба, которая засыпает и просыпается, как обычно.
Фрэнк замер.
— Чего?
Мужчина начал раскачиваться туда-сюда, стремясь залить мочой всё вокруг.
— Засыпает и просыпается. Ведет себя бодро. Так кореш мой говорит.
Из-за тучи вышла луна и в её свете Фрэнк разглядел профиль мучителя собак Фритца Мешаума. Его бороду пересекал шрам, а в том месте, где Фрэнк ударил его прикладом, чуть повыше скулы на правой стороне виднелась вмятина.
— Это кто здесь? — Фритц прищурился. — Это ты, Кронски? Как тебе 45-й? Отличная пушка, да? Нет, ты не Кронски. Перед глазами, даже не двоится, а, блядь, троится.
— Она просыпается? — переспросил Фрэнк. — Засыпает и просыпается? И никакого кокона?
— Я так слышал, понимайте, как хотите. Я вас знаю, мистер?
Фрэнк не ответил и вернулся в бар. На Мешаума у него времени не было. Все его мысли были заняты женщиной в тюрьме, которая засыпала и просыпалась, как раньше.
Когда Фрэнк вернулся к Терри и Дону Питерсу (следом за Гартом Фликингером, который вышел из женского туалета), его собутыльники сидели, развернувшись лицами к барной стойке. По ней расхаживал мужчина, одетый в джинсы и синюю рабочую рубашку. Он что-то говорил, размахивая пивной кружкой, а остальные внимательно слушали. Он показался Фрэнку знакомым, то ли фермер, то ли дальнобойщик, его лицо скрывалось под бородой, в зарослях которой то и дело показывались пожелтевшие зубы. Говорил он, как настоящий проповедник, тон его голоса, то повышался, то понижался и, казалось, он вот-вот закричит: «Помолимся Господу!». Рядом с ним сидел мужчина, которого Фрэнк узнал. Он помогал ему подобрать собаку из приюта, когда его пес умер от старости. Хоулэнд его фамилия. Преподаватель из общественного колледжа в Мэйлоке. Хоулэнд смотрел на оратора с неприкрытым любопытством.
— Надо было это предвидеть! — восклицал дальнобойщик-проповедник. — Женщины взлетели слишком высоко и, как у того парня, их восковые крылья расплавились от солнца.
— Икар его звали, — пояснил Хоулэнд. На нём был старый пиджак с заплатками на локтях, из нагрудного кармана торчали очки.
— Ика-а-ар! Большое спасибо! Знаете, как далеко зашли представительницы прекрасного пола? Давайте, взглянем в прошлое. Они не имели права голосовать. Юбки должны были быть не выше щиколотки. Никаких женских консультаций, а решив сделать аборт, им бы пришлось отправляться чёрте куда, и, если их ловили, они отправлялись в тюрьму за убийство! Теперь же, они могут делать это где угодно и когда угодно! Спасибо всем этим ебучим «центрам планирования семьи», сделать аборт нынче, как купить ведро куриных крыльев в KFC и стоит, примерно, столько же. Они могут баллотироваться в президенты! Записываются на службу в «морские котики» и в рейнджеры! Женятся на своих подружках-лесбиянках! Если это не ужасно, то я не знаю, тогда, что!